Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

найдем мы его, привезем его в Лондон, а малыша к тому времени заморят голодом! Нет, надо, чтобы кто-то из нас остался рядом с ним.

Это было так логично, так очевидно, что миссис Харрис с минуту не могла найтись с ответом. Наконец, чувствуя, как на ее сердце навалился тяжелый камень, она опустила взгляд к чашке и сказала тихо и просто:

— Я очень хочу, чтобы ты поехала со мной, Ви.

Пришел черед миссис Баттерфильд изумленно глядеть на подругу. Но искренность миссис Харрис заставила Вайолет ответить так же просто и честно:

— Я не хочу ехать, Ада. Я — я боюсь.

— И я боюсь, — промолвила миссис Харрис.

Миссис Баттерфильд теперь была не просто изумлена, а потрясена.

— Как! — вскричала она. — Ты, Ада Харрис — боишься?! Да я знаю тебя уже больше тридцати пяти лет — и ты никогда и ничего не боялась!..

— А теперь боюсь, — отвечала миссис Харрис. — Это непростой шаг. Это чужая страна. Это другой край света. Кто поможет мне там, если что-то случится? Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты нужна мне, Ви. Кто знает, что может случиться?..

Это звучало странно, даже иронично — две женщины словно поменялись ролями, и вечная оптимистка, искательница приключений, можно сказать авантюристка миссис Харрис словно превратилась в боязливую пессимистку миссис Баттерфильд. Но миссис Харрис не иронизировала и не пыталась передразнить подругу — она просто осознала вдруг, какое сложное дело затеяла и в какую авантюру кинулась очертя голову. Нью-Йорк был не просто далеким городом — он был чужим. Да, Париж тоже был заграницей, но стоит посмотреть на карту, и становится видно, что по сути дела Париж ненамного дальше от Бэттерси, чем соседняя улица. В Америке, правда, говорят по-английски — но в некотором смысле это больше заграница, чем Франция или даже Китай. Она была готова покинуть уютный и безопасный Лондон, город, в котором она прожила всю свою жизнь и в котором знала каждую улицу, каждый звук, каждый запах и в котором не потерялась бы даже с завязанными глазами. А ведь она уже давно не девочка. И ей не раз приходилось встречать англичанок, которые, выйдя замуж за американцев, не могли приспособиться к американской жизни — и возвращались на родину, бросив новую семью. А ей, Аде Харрис, уже шестьдесят один год — да, она и в шестьдесят один сохранила свою энергию; но что, если она, скажем, заболеет? Кто на чужбине будет ей опорой? Да — ей действительно было страшно сейчас, и страх читался в ее глазах. И Вайолет увидела этот страх.

— Ох, дорогая, — произнесла толстуха, и многочисленные ее подбородки задрожали, — Ада, милая, ты это всерьез? Я вправду нужна тебе?..

Миссис Харрис посмотрела подруге в глаза и ощутила, насколько ей на самом деле недоставало бы этой большой, толстой, неуклюжей, пугливой и, в общем, беспомощной — но доброй и такой домашней и уютной женщины, ощутила, насколько ей нужна будет поддержка.

— Да, дорогая, — промолвила она тихо. — Очень нужна.

— Тогда — я поеду, — сказала миссис Баттерфильд. И разрыдалась. Миссис Харрис тоже заплакала, и подруги долго сидели так обнявшись и плакали на плече друг у друга, и им было хорошо.

И вот так жребий был брошен, Рубикон перейден и мосты сожжены.

Всякий, кто знает, как ценили обеих подруг клиенты, не удивился бы, увидев, что не один из лучших домов престижного района Белгравия оделся в траур после того, как миссис Харрис и миссис Баттерфильд уведомили их хозяев о своем отъезде в Соединенные Штаты, в связи с которым их не будет по меньшей мере три месяца, а то и больше.

Тем не менее дух человеческий силен, к тому же новости были столь ошеломляющи, что большинство клиентов стоически перенесли страшный удар, вызванный отъездом миссис Харрис и миссис Баттерфильд «в колонии» (так многие их клиенты до сих пор называли заморские края).

Объяви подруги, что отсутствие их продлится, скажем, день или два, или неделю — могло бы дойти до общественных потрясений, но три месяца были все равно что вечность; что поделаешь, жизнь — не ложе из роз, а современная жизнь в особенности. Так что клиенты относительно покорно смирились с необходимостью идти в контору по найму и методом проб и ошибок пытаться найти жемчужину, сравнимую с утерянной.

4

Позже миссис Харрис всегда утверждала, что мысль похитить малыша Генри у подонков Гассетов, спрятать его как-нибудь на «Виль де Пари» и отвезти к отцу вместо того, чтобы везти отца к нему, не пришла бы ей в голову, если бы не поразительное совпадение, имевшее место в доме графини Вышинской, который наша славная уборщица осчастливливала своим появлением между пятью и шестью пополудни, приводя жилище сумасбродной польской аристократки в божеский вид. Это, между прочим, была та самая графиня, которой миссис Харрис предъявила ультиматум относительно приобретения нового пылесоса (кстати сказать, графиня, вопреки мрачному предсказанию миссис Баттерфильд, хоть и была немного сумасшедшей, но прекрасно понимала, что случится, если миссис Харрис ее покинет, и купила-таки «Гувер» последней модели).

Итак, миссис Харрис находилась в апартаментах названной аристократки, когда последней принесли посылку от восемнадцатилетнего племянника, жившего в Милуоки, штат Висконсин. Содержимое посылки было наихудшим оскорблением вкусу графини за всю ее жизнь: это оказалась уродливая, безвкусно инкрустированная пивная кружка с крышкой поддельного серебра и надписью «Сувенир из Милуоки», с непонятной гордостью начертанной сбоку. Увы, сей objet d'art[3] оказался со столь любовным тщанием завернут в старые газеты и набит ими же, что прибыл целехоньким.

— Фу, что это, Бога ради?! — воскликнула графиня, глянув на это убожество с омерзением, однако, заметив, что миссис Харрис с интересом смотрит на милуокское диво, поспешно добавила: — Не правда ли, какая прелесть? Но я прямо не знаю, куда ее поставить. Квартира просто забита!.. Миссис Харрис, а может быть, вы ее возьмете?

— А что ж, — ответила та, — отчего бы и не забрать! «Сувенир из Милуоки» — может быть, я и туда съезжу, когда буду в Америке.

— Главное, уберите это отсюда… то есть я хочу сказать, я рада, что вам это нравится. Да, и заодно выкиньте весь прочий мусор, — сказала графиня, показывая на кучу мятых газет, сохранивших для человечества шедевр американской культуры. Распорядившись таким образом, она вышла из комнаты, размышляя про себя о том, что это вдруг случилось нынче с уборщицами, что они только и делают, что разъезжают по заграницам.

Оставшись наедине с кружкой, миссис Харрис предалась любимому занятию — подняв с пола старые, скомканные газеты, она расправила их и углубилась в чтение. Она и в рыбной лавке с наслаждением читала позапрошлогодние номера «Миррор», лежащие на прилавке в качестве оберточной бумаги.

Сейчас в ее руки попало нечто под названием «Милуокский часовой». Миссис Харрис прочла большую статью под набранным через всю страницу заголовком «Учитель Совращает Несовершеннолетнюю Школьницу На Сеновале», а потом пролистала прочие страницы сего замечательного печатного органа, пока не дошла до рубрики «Общество». Тут помещались фотографии невест, женихов, молодоженов и все такое прочее. Миссис Харрис всегда обожала все, связанное с браком, в особенности со свадебными церемониями, и поэтому уделила объявлениям и сообщениям этой рубрики особое внимание. И вдруг она увидела нечто, отчего ее маленькие глазки чуть не выскочили из орбит, и она воскликнула:

— Боже правый — это он! Я так и знала, что мне должно повезти!

То, что нашла миссис Харрис, было фотографией довольно красивой пары молодоженов с подписью «Брак Брауна и Трейси». Ниже следовала заметка:

Шебойган, Висконсин, 23 января: в Первой методистской