ресторане, где я работала, — вечером, когда было полно посетителей. Нам пришлось вылить целый ящик бутилированной минеральной воды в огромную кастрюлю, чтобы варить пасту, и в раковину для мытья посуды, чтобы вымыть руки. Хаос возник невероятный, но клиенты ужинали, ни о чем не подозревая. В квартире на виа Гибеллина, где мы жили с Игнацио, душ однажды отключили как раз в тот момент, когда я собралась смывать шампунь. К счастью, прямо внизу была парикмахерская, куда я тут же и отправилась. На острове Эльба воду отключали так часто, что я всегда брала с собой в ванную бутылки с минеральной водой (на всякий случай), а в те дни, когда мыла голову, запасала их по восемь штук.
Через два месяца Фабио, добрая душа и наш мастер на все руки, крупный мужчина в вечно сползающих широких джинсах, чью речь почти не разобрать из-за флорентийского акцента, приходит к нам на помощь. До сих пор холодные ванны, которые я принимаю в жару каждый день, — это как раз то что нужно, а сливать унитаз водой из ведра кажется абсолютно нормальным. После уезда Фабио работающая сантехника воспринимается как чудо, как роскошь; мы еще долго живем с чувством, что нам страшно повезло.
Неожиданно звонит Эмба — моя любимая мамушка из «Всякой всячины». Мы с Пьеро приглашены к ней в гости в выходной вечером; значит, у меня еще останется время сходить на выставку Валентино в Академии искусств. Встаю даже раньше, чем обычно, чтобы успеть на флорентийский автобус, который чуть раньше девяти высаживает меня у станции Санта-Мария-Новелла. Меня ждут два потрясающих часа в просторной галерее, где Давида окружили манекены в алых вечерних платьях с драпировками и складками, плиссировкой и рюшами до самого пола. Большинство, как написано на табличках, предоставлены для выставки кинозвездами, к примеру Шарон Стоун и Гленн Клоуз. Контраст поистине поражает: какая гениальная и смелая идея — поместить великолепную обнаженную статую, копии и репродукции которой можно увидеть по всему городу, среди безголовых женщин в алых нарядах! А может, это так по- итальянски… я настолько впечатлена выставкой, что, когда возвращаюсь в Спедалуццо, могу говорить только об увиденном.
Пьеро тоже взбудоражен, но по другой причине: у него новый мотоцикл «БМВ», больше предыдущего, и ему не терпится опробовать его по дороге во Флоренцию, где живут Эмба и ее семья.
Я не видела ее много лет, но она все такая же: кругленькая, мягкая, милая, теплая, разве что седины стало больше. Когда я работала во «Всякой всячине», они с Пьеро называли меня
В блендере смешайте лук-порей с сельдереем, розмарином и шалфеем до образования гладкой пасты.
В сковороде нагрейте оливковое масло и тушите получившуюся смесь на умеренном огне, часто помешивая, до мягкости — около 12–15 минут. Добавьте сухие травы и два-три стакана воды. Доведите до кипения, затем тушите на медленном огне, пока смесь не уменьшится в объеме и не загустеет, около получаса. Приправьте солью и перцем, добавьте чеснок и петрушку, готовьте еще 5 минут.
Перед подачей влейте немного сливок, потушите еще несколько минут и добавьте готовую пасту, тщательно перемешав с соусом и держа на сильном огне.
(Для особого соуса по рецепту Эмбы смешайте в равных частях сальса эрбе и простой томатный соус, добавьте сливки, приправьте и доведите до кипения, а затем добавьте готовую пасту.)
До самой темноты мы едим, разговариваем, смеемся, фотографируемся. Я устала, день получился слишком насыщенным. Эмба выносит липкое апельсиновое печенье, которое испекла специально для своего «маленького австралийского кролика», и то, что съесть уже невозможно, заворачивает мне с собой, хоть я и наелась до отвала и поклялась никогда больше не прикасаться к еде.
Когда Пьеро наконец объявляет, что нам пора, я рада — мой запас жизнерадостности почти истощился. Меня полдня называли кроликом, и это слово, как волшебный эликсир, развеяло мое обычное представление о себе как о женщине средних лет (или, как говорят итальянцы, di una certa eta — «определенного возвраста»), чьи дни похожи друг на друга и которая иногда, может быть, и делает чудесный десерт, но в целом так и не достигла в жизни никаких высот. Мы с ревом трогаемся с места и уезжаем в ночь, чувствуя себя окутанными любовью и щедростью этой потрясающей женщины.
После праздника Феррагосто лето клонится к закату. Компании роскошных загорелых флорентийцев — стройные пышногрудые женщины, одетые сплошь в белое, мужчины с длинными волосами, собранными в хвост, и перекинутыми через плечо льняными пиджаками — больше не приезжают и не устраивают субботними вечерами шикарных загородных вечеринок. Анджело, наш поставщик грибов, привозит ящики белых из Румынии и Венгрии — для местных еще рановато — и нудно торгуется с Джанфранко. Мы делаем ризотто с белыми грибами, кростини с белыми грибами, соусы для пасты с белыми грибами; нарезаем их бумажно-тонкими ломтиками и посыпаем карпаччо, запекаем целиком с чесноком и, разумеется, используем как гарнир для знаменитого
Закончив разгружать свой грузовик, Анджело приходит на кухню и встает так близко ко мне, что я слышу, как урчит у него в животе. Он снова прижимает меня к раковине и говорит, что я ему очень нравлюсь, но у меня за плечами двадцать пять лет отношений с ненадежными мужчинами, поэтому я отвечаю, что в это трудно поверить, ведь мы даже никогда не разговаривали. Тем не менее его внимание мне льстит, а его ненадежность лишь усиливает его обаяние. Он высокий, худой, у него обвисшие усы, мешки под глазами и хриплый, прокуренный голос; его энергичность и уверенность в себе нравятся мне и,
