— Мистер Жердь, — задумчиво произнесла девочка. — Хорошее имя.
— А тебя, конечно, зовут Мария.
— Не все. Вообще-то мне больше нравится Рапунцель.[20] Правда, лучше?
— Намного. И сколько же вам лет, мисс Рапунцель?
— Пять и три четверти.
— Пять и три четверти. Отличный возраст.
— В декабре будет шесть. Мой день рождения сразу после Рождества.
— Значит, ты получаешь подарки два дня подряд. Надо быть очень смышленой, чтобы так подгадать.
— Некоторым везет. Так говорит моя мама.
— Если тебе пять и три четверти, ты, наверно, уже ходишь в подготовительную школу?
— Конечно. Мы занимаемся в классе сто четыре у мисс Каку. Все ее называют мисс Куку.
— Она похожа на ведьму?
— Я бы не сказала. Она еще не такая старая. Правда, нос у нее длинный-предлинный.
— Тебе, наверно, надо собираться в школу, если ты не хочешь опоздать?
— Глупенький, сегодня же суббота.
— У меня ветер гуляет в голове. Даже не помню, какой сегодня день.
Сакс уже окончательно проснулся. Он спросил, как насчет завтрака, и, услышав в ответ, что Мария умирает с голоду, без лишних слов влез в туфли. Он заглянул в ванную, после чего отправился на кухню. Первое, что он увидел, были пачки денег — они лежали там, где он их вчера оставил, пять тысяч долларов. Странно, что Лилиан не забрала их. Что это было: рассеянность как следствие усталости или обдуманный шаг? Пользуясь тем, что девочка в ванной, Сакс убрал деньги в шкафчик.
С завтраком сразу вышла заминка. Молоко скисло (отпала каша из кукурузных хлопьев, заказ № 1), а яиц в холодильнике и вовсе не нашлось (отпали гренки и омлет, заказ № 2 и № 3). После того как из пакета с белым хлебом он выбросил четыре заплесневелых ломтя, они сошлись на тостах с клубничным джемом. Из морозилки Сакс извлек покрытый снегом пластиковый контейнер с апельсиновым соком. Настоящего кофе он не нашел, но после тщательных поисков наткнулся на банку растворимого без кофеина. Выпив горьковатой бурды, он закатил глаза и схватился руками за горло, что вызвало у Марии радостный смех. Вдохновленный своим успехом, он согнулся пополам и начал выписывать кренделя, издавая при этом жуткие сдавленные звуки. «Яд… — прошептал он и повалился на пол. — Эти негодяи меня отравили!» Мария так и зашлась, но стоило ему сесть на место, как ее веселье сменилось озабоченностью.
— Это понарошку, — успокоил он ее.
— Я знаю, — ответила она. — Просто не люблю, когда люди умирают.
С опозданием он осознал свою ошибку, но дело уже было сделано.
— Лично я не собираюсь умирать, — сказал он.
— Все умрут, и ты тоже.
— В смысле, не сегодня. И не завтра. Я надеюсь еще долго пожить в ваших краях.
— Поэтому ты здесь спал? Ты будешь жить с нами?
— Вряд ли. Но я буду твоим другом. Твоим и маминым.
— Ты мамин новый мужчина?
— Нет, просто друг. Если она мне позволит, я постараюсь ей помочь.
— Это хорошо, ей нужна помощь. Она грустная, потому что сегодня закопают папу.
— Это она тебе сказала?
— Нет, но я видела, как она плачет.
— Так вы сегодня идете смотреть, как папу закопают в землю?
— Нам дедушка с бабушкой не разрешили.
— А где они живут? Здесь, в Калифорнии?
— Нет, где-то далеко. Туда надо лететь самолетом.
— Наверно, на Восточном побережье.
— Мейплвуд. Знаешь, где это?
— Мейплвуд, Нью-Джерси?
— Я не знаю. Очень далеко. Папа говорил, что это на другом конце света.
— Тебе становится грустно, когда ты думаешь о папе?
— Да. Мама говорила, что папа нас больше не любит, но я все равно хотела, чтобы он к нам вернулся.
— Он тоже хотел, я уверен.
— И я так думаю. Просто у него не получилось приехать. Произошел несчастный случай, и, вместо того чтобы вернуться к нам, он отправился на небеса.
Такая маленькая, подумал Сакс, а держится как взрослая, даже оторопь берет. Она смотрела на него не мигая, ни тени растерянности — совершенно бесстрашный взгляд. Она в точности копировала поведение старших, и его поразил диссонанс между детской наивностью и абсолютным самообладанием. Это бесстрашие не вызывало ничего, кроме жалости, и как было бы здорово отмотать время назад и увидеть перед собой обычного ребенка, а не эту пятилетнюю женщину с желтенькой заколкой, повисшей на кудряшках, и выпавшими молочными зубами.
Когда они доедали свои тосты, Сакс посмотрел на кухонные часы: всего-навсего половина восьмого. Он спросил Марию, долго ли еще будет спать ее мама, и, когда услышал, что еще часа два или три, у него вдруг родилась идея. Он предложил устроить для мамы маленький сюрприз. А что, если им за это время убрать весь первый этаж? Мама спустится вниз, а все комнаты сияют, как новенькие! Она сразу повеселеет, правда? Девочка тоже так думала. Эта идея захватила ее. То, что появился человек, который сразу взял быка за рога, подействовало на нее окрыляюще. «Только тихо, — Сакс приложил палец к губам. — Будем бесшумны, как эльфы».
И закипела работа. Они двигались по кухне, как в синхронном танце: убрали стол, собрали с пола осколки посуды, наполнили раковину пенной жидкостью. Чтобы не греметь, грязные тарелки они мыли руками, предварительно очистив их пальцами от объедков, которые отправлялись в мешок для мусора. Точно так же они поступали с окурками в многочисленных пепельницах. Работка та еще, и они то и дело обменивались гримасами отвращения. Но Мария от него не отставала, и, после того как кухня обрела приличный вид, она с тем же энтузиазмом перешла в гостиную. Было уже около девяти, и в струящемся через окна солнечном свете роились бесчисленные пылинки. Они тихо обсуждали фронт работ, когда Мария вдруг показала пальцем на окно. Сакс повернулся и увидел на лужайке перед домом моложавого, но уже лысеющего мужчину в клетчатом галстуке и коричневом вельветовом пиджаке. Он стоял с таким видом, словно решал, не пора ли подняться по ступенькам и позвонить в дверь. Сакс потрепал Марию по волосам и сказал, что она заслужила еще стакан сока. Пить ей не хотелось, но, чтобы его не огорчать, она кивнула и с очевидной неохотой пошла на кухню. А Сакс, стараясь не скрипеть дверью, вышел на крыльцо, оставив дверь открытой.
— Чем могу помочь? — спросил он.
— Том Мюллер, газета «Сан-Франциско кроникл», — отозвался мужчина. — Я хотел бы переговорить с миссис Димаджио.
— Извините, но она не дает интервью.
— Это не интервью, просто я хочу с ней поговорить. Мою газету интересует ее точка зрения. Мы ей заплатим как за эксклюзив.
— Без вариантов. Миссис Димаджио не будет ни с кем разговаривать.
— Вы не считаете, что она сама могла бы мне это сказать?
— Нет, не считаю.
— Вы пресс-секретарь миссис Димаджио?
— Я друг семьи.
— Вот как. И вы уполномочены говорить от ее имени?
— Именно. Я защищаю ее от ребят вроде вас. А теперь, когда мы внесли ясность, вам лучше уйти.