приглашая Хохла присоединиться, и тот, крепко держа парня за плечи и делая вид, что они дружески беседуют, пошел к машине.
– Не вздумай рот открыть, грохну, – широко улыбаясь, предупредил он, и парень согласно закивал, понимая, что этот огромный мужик с изуродованными руками шутить не настроен.
Они долго ехали какими-то переулками под аккомпанемент радио «Шансон» и бурную речь водителя, клявшего дороги и городскую администрацию, не желающую заниматься решением этого вопроса. Марина на переднем сиденье то и дело фыркала в кулак, слушая витиеватые речевые обороты.
Она старалась воскресить в памяти облик любовницы Ворона, но никак не могла. Помнила, что та высокая, с большой грудью, красивая – но ни цвета волос, ни выражения лица не могла восстановить. То, что Мишка до сих пор встречается с Ксенией, Марина знала – Ворон сам как-то обмолвился, добавив, что постоянство этой связи его самого удивляет. Коваль тогда поинтересовалась – мол, чего ж не женишься, а он только хохотнул – к чему, когда и так все хорошо? Скорее всего, именно вот этот неопределенный статус и толкнул Ксению на такие шаги, а может быть, и еще что-то имелось, например, какие-то более молодые конкурентки – а что, вполне. «Вот козлы старые, – думала Марина, припомнив разговор с Веткой. – Какого черта нужно? Седина в голову – бес в ребро? Ведь рядом красивые женщины, с которыми вместе многое пережито, а им все разнообразие подавай. Не понимаю». И вдруг осеклась в мыслях – а она-то чем лучше? Ведь у нее самой ситуация примерно такая же, разве что она любовников себе не по возрасту выбирает, а по какой-то внутренней тяге. Так и с Григорием было, и со Стивеном – просто почувствовала в какой-то момент интерес, любопытство возникло – а каково это? И пошло-поехало. И Хохол терпел… Молча страдал, иногда, конечно, взбрыкивая, но не настолько, чтобы послать к ней каких-нибудь «ворошиловцев», как Марина называла таких разовых стрелков-исполнителей.
– Приехали, слава богу, – констатировал водитель, останавливаясь у расположенного на первом этаже нового офисного здания кафе. – Вам сюда?
– Да, спасибо. – Коваль отдала обещанную сумму и вышла из машины.
Женька вместе с парнем тоже покинул салон и на ходу поинтересовался:
– Слышь, архаровец, а как тебя папа с мамой кличут?
– Кеша, Иннокентий, – ответил парень, нервно облизывая губы – предстоящая встреча явно пугала его. – Дяденька, а вы меня потом правда отпустите? – совсем по-детски спросил он, стараясь заглянуть Хохлу в лицо.
– Если дама сказала, что отпустит, то не сомневайся – она свое слово сдержит и даже деньги тебе отдаст, – ухмыльнулся Женька, – уж чего-чего, а проотвечаться она себе не позволит. Учись, щегол.
– Мне… мне не надо денег, – сбивчиво заговорил Иннокентий, останавливаясь метрах в пяти от крыльца, – я не хочу… вы меня только с собой туда не берите…
– А что такое? – прищурилась Марина, уже поднявшаяся по ступенькам. – Есть что-то, о чем ты умолчал? Ну, так вместе с нами и поляжешь, если вдруг.
– Я… я Рудого… боюсь, – пролепетал он, падая на колени. – Он должен был за вашей тачкой сам приглядывать, чтобы в нужный момент… ну того… короче… Пожалейте, а? Я ведь честно рассказал…
Коваль спустилась с крыльца, низко наклонилась, заглядывая в глаза рыдающего Иннокентия:
– Боишься? Рудого боишься? А два трупа навесить не боялся? Двух людей на тот свет отправлять? Нет? Пока грины в глазах мелькали, страха не было, да? Ну, так и сейчас мужиком будь – вставай, прекращай тут трагедию разыгрывать и иди с нами. Я все сказала, повторять не буду.
Легко разогнувшись, она пошла обратно к двери. Хохол поднял парня за шиворот и коротко приказал:
– Сопли вытри! Смотреть мерзотно, ей-богу. А ведь она права – когда на убийство за бабло подписывался, не страшно было? Ведь сахар в бензобаке – это ж даже не предскажешь, в какой момент тачка колом встанет! А тут и второй исполнитель подтянется, да? Ловко у вас получилось, еще и «хвост» приставили, выходит? Сложновато, но эффективно. А в глаза своей смерти страшно смотреть, да? Оно и правда – свою шкуру завсегда жальче. Топай давай, а то я нервничать начинаю, могу сломать чего ненароком.
В кафе абсолютно не оказалось народа, и это Марину удивило и насторожило. Ни официантов, ни бармена, ни музыкантов – хотя инструменты стоят на небольшой сцене расчехленные. «Странная картина, как будто кто-то вывел отсюда всех, как перед бомбежкой, – подумала она, осматриваясь. – Неприятное место… смертью пахнет».
Ксению она увидела сразу и оценила режиссерский талант – женщина сидела у окна, и в темноте зала на его фоне был виден только силуэт, а лицо как бы подсвечивалось снизу красным светом небольшого настольного светильника, что создавало крайне неприятное впечатление. Ксения курила, красиво отведя руку в сторону. Марина двинулась прямиком к ней, уверенная, что Женька успевает контролировать и Иннокентия, и то, что происходит в темном зале – звериный нюх Хохла всегда включался в таких критических ситуациях.
Она подошла к столу, ногой выдвинула стул и села, в упор уставившись на оторопевшую от такой наглости Ксению.
– Вы кто?
– Горгона в пальто, – отрезала Марина. – Не узнала? Или не надеялась в живых увидеть? Так надо было более простую схему придумать, без длинных химических реакций.
– Не понимаю… – Ксения явно испугалась и теперь никак не могла взять себя в руки.
– Ах, ты не понимаешь? А юношу узнаешь?
Хохол подтолкнул Иннокентия в спину, и тот едва не снес столик. Ксения дернулась, но Женька схватил ее за плечо:
– Сиди, красавица.
– Ну, узнаешь, спрашиваю? – Коваль спокойно закурила.
– Нет…
– Ну, ты смотри – такая молодая, а уже память подводит. Как ты диктором-то работаешь? Или там с бумажки?
Ксения была совсем деморализована, но Марина чувствовала, что она все еще надеется на какое-то нечто, что должно тут произойти. Коваль почти не сомневалась, что в кафе есть еще кто-то – тот, кто должен убрать Иннокентия, потому что она в подобной ситуации тоже избавилась бы от разового исполнителя. Не исключено, что здесь этот самый Рудой, только вот где? В затылке заломило, а сердце вдруг забилось чаще – прищурившись, Марина увидела, как зашевелилась занавеска на заднике сцены. Она молча указала Хохлу глазами направление, и тот, развернувшись, ринулся на сцену, сорвал занавеску и в тот же момент покатился на пол по ступеням в обнимку с кем-то. Ксения вскочила, но Коваль успела раньше, схватила ее за руку и, вывернув, заставила с визгом опуститься на пол:
– Что, красавица, не ожидала? Быстро колись, зачем на Мишку стрелков натравила, ну? – все сильнее выворачивая руку Ксении, прошипела она той в ухо.
– Я… я не насмерть… я напугать хотела… – заверещала женщина.
– Напугать? Хороши страшилки. А меня за что? Тоже напугать? Так я пуганая – дальше некуда и некому.
– Я… я испугалась… что он меня бро-о-сит, – зарыдала Ксения. – Увидела тебя и решила – все, конец мне…
– Ревность замучила? Так сильно, что ты решила двоих на тот свет, а Мишку – на больничную койку? А если охранник его раненый концы отдаст – угадай, где ты окажешься, а?! И доказательства имеются, – Марина кивнула на забившегося почему-то под стол Иннокентия. – И вот этот твой горе-стрелок тоже все расскажет – ему мазы нет на зону за чужое…
Как раз в это время Женька, отфыркиваясь и кашляя, уже волок к столику скрученного брючным ремнем худощавого рыжего мужика в спортивной кофте и сползающих черных джинсах – именно оттуда ремень Хохол и позаимствовал. Рыжий был без сознания – Женька довольно сильно ударил его головой о ступеньку, лоб был рассечен и кровоточил.
– Ты не перестарался ли? – недовольно спросила Марина, чуть ослабляя давление на руку Ксении.
– Дышит вроде, – сплюнул Женька. – Пылищи нажрался – тут что, сто лет никто ничего не убирает?
