снял квартиру на Десятой улице, в районе между пятой и Шестой авеню.
— Прекрасное место. Я мимо него часто прохожу.
— Уютное и живописное, как говорится в рекламе. Я перебрался сюда только вчера вечером, и мне здесь очень понравилось. Непременно жду вас с Китти у себя.
— Мы с удовольствием зайдем. Только назовите день, и мы придем.
— Отлично. Я позвоню еще на неделе, вот только устроюсь как следует. Хочу с тобой обмозговать одну идею.
— Сомневаюсь, что у меня много мозгов, но все, что есть, в вашем распоряжении.
Дня через три-четыре мы с Китти отправились к Барберу на обед и послед этого стали видеться часто. Инициативу в наших дружеских отношениях поначалу проявлял всегда он. Барбер приглашал нас в рестораны, кино, на концерты, брал с собой на воскресные загородные пикники, и столько в нем было доброжелательности и искренности, что мы никогда не отказывались. Неизменно появляясь всюду в своих бесподобных шляпах, неустанно рассказывая анекдоты, гордо не замечая замешательства, сопровождавшего его во всех людных местах, Барбер словно бы взял нас под свое крыло и относился к нам по-отечески. Поскольку мы с Китти были сиротами, то такое отношение нас весьма устраивало.
При первой нашей встрече Барбер сказал, что с имуществом Эффинга усе улажено. Сказал, что получил немалую сумму денег и впервые в жизни перестал зависеть от работы. Если все выйдет так, как он надеется, то ему не придется преподавать по меньшей мере два-три года.
— Буду жить в свое удовольствие, — сказал он, — и постараюсь делать это по максимуму.
— Со всеми деньгами Эффинга я-то думал, что вы сможете вообще больше не работать, — удивился я.
— Увы, налоги на наследство, налоги на недвижимость, гонорары юристам, другие расходы, о которых я и не подозревал… На все это ушла кругленькая сумма. И осталось совсем не так много, как мы предполагали.
— То есть это были даже не миллионы?
— Куда там. Скорее тысячи. Когда все было обговорено и оплачено, у нас с миссис Юм осталось примерно по сорок шесть тысяч долларов.
— А я-то по наивности считал, что он самый богатый человек в Нью-Йорке. Он намекал на баснословные суммы, — заметил я.
— Да, пожалуй, он был склонен к преувеличению. Но уж не мне на него за это обижаться. В наследство от человека, с которым ни разу не виделся, я получил сорок шесть тысяч. Такой суммы денег у меня никогда не было. Это колоссальное состояние, редкостный подарок судьбы.
Барбер признался нам, что последние три года пишет книгу о Томасе Хэрриоте. Он предполагал, что при прежнем положении дел ему потребовалось бы на нее еще два года, но теперь, когда нет необходимости преподавать, надеется справиться с этим к середине лета, всего за полгода с небольшим. Так мы подошли к его замыслу, о котором он упомянул по телефону. Барбер был увлечен своей идеей только пару недель и, прежде чем начать обдумывать ее всерьез, хотел знать мое мнение. К ее осуществлению он приступит после завершения книги о Хэрриоте, но если за нее браться, придется о многом позаботиться.
— Думаю, все сводится к одному вопросу, — сказал он, — и надеюсь, что твой ответ мне поможет. При сложившихся обстоятельствах я могу доверять только твоему мнению.
Мы к тому времени закончили обед и, помню, втроем сидели за столом, пили коньяк и курили кубинские сигары, которые Барбер тайно привез из недавней поездки в Канаду. Все слегка захмелели, по такому случаю даже Китти взяла предложенную Барбером огромную сигару-«черчилль». Она была хороша в своем великолепном чипао. Доставляло удовольствие смотреть и на нее, выпускавшую струйки дыма, и на самого Барбера, принарядившегося к обеду в винно-красную домашнюю куртку и феску.
— Если вы доверяете только моему мнению, — предположил я, — тогда это, видимо, касается вашего отца.
— Да-да, совершенно верно, совершенно верно. — Чтобы ответ прозвучал эффектнее, Барбер закинул назад голову и пустил в воздух абсолютно круглое колечко дыма. Мы с Китти в восхищении подняли глаза, провожая круглую букву «о», проплывавшую над нами и постепенно растворявшуюся в воздухе. После короткой паузы Барбер понизил голос на целую октаву и сказал: — Я все время думаю о той пещере.
— А-а, о той пещере, — протянул я, — о той загадочной пещере среди пустыни.
— Не могу не думать о ней. Она, как какая-нибудь навязчивая старая песня, так и крутится в голове.
— Старая песня. Старая история. От них никуда не денешься… Но откуда мы знаем, что там действительно была пещера?
— Об этом я как раз хочу спросить тебя. Ведь только ты слышал эту историю. Как по-твоему, М. С? Он говорил правду или нет?
Пока я собирался с мыслями, чтобы ответить Барберу, Китти подалась вперед, облокотилась на стол, посмотрела влево — на меня, посмотрела вправо — на Барбера, а потом выразила всю сложную проблему в двух предложениях:
— Конечно же, он говорил правду. Может, события не всегда были описаны верно, но говорил он правду.
— Глубокий ответ, — отозвался Барбер. — И, вне сомнения, единственно разумный.
— Боюсь, что да, — сказал я. — Даже если самой пещеры не было, то мысли о жизни в пещере точно были. Все зависит от того, насколько буквально мы воспринимаем его слова.
— В таком случае, — ответил Барбер, — позвольте поставить вопрос иначе. Поскольку мы до конца ничего не знаем, как вы думаете, имеет ли смысл рисковать?
— Чем рисковать? — не понял я.
— Рисковать потерять время впустую, — предположила Китти.
— Пока не улавливаю.
— Мистер Барбер хочет найти пещеру, — пояснила мне Китти. — Правда, Сол? Вы хотите съездить туда и попробовать ее разыскать.
— Ты очень проницательна, девочка, — сказал Барбер. — Именно об этом я и думаю, и соблазн очень велик. Если есть надежда, что пещера действительно существует, то я бы на все пошел, чтобы найти ее.
— Надежда есть, — вступил я. — Может, и не очень большая, но это, по-моему, вас не остановит.
— Ему одному не справиться, — сказала Китти. — Там может оказаться слишком опасно.
— Правильно, — подхватил я. — По горам ходить в одиночку не стоит.
— Особенно людям полным, — сказал Барбер. — Но эти детали можно проработать и потом. Важно, что вы считаете этот план осуществимым. Ведь так?
— Можно было бы взяться за него всем вместе, — предложила Китти. — Мы с М. С. стали бы вашими верными помощниками.
— Конечно. — Я вдруг представил себя в охотничьем костюме из оленьей кожи, оглядывающим горизонт верхом на паломино. — Мы непременно разыщем эту чертову пещеру, во что бы то ни стало!
Если быть откровенным до конца, я никогда не воспринимал эту идею всерьез. Мне она казалась лишь хмельной фантазией, какие нередко приходят в голову глубокой ночью и исчезают на следующее же утро. Хотя мы всякий раз заговаривали о ней при встрече, для меня это оставалось шуткой. Было занятно изучать карты и фотографии, обсуждать маршруты и погодные условия, но такое развлечение совсем не означало, что я проникся идеей Барбера. Юта была так далеко, а возможность отправиться туда в путешествие так эфемерна, что даже если Барбер и не шутил, я не представлял себе, как все это организовать. Мое недоверие увеличилось, когда в одно февральское воскресенье я увидел, как неуклюже пробирался Барбер через кленовую рощу на холмах Массачусетса. Он был тучен, ступал неуверенно и у него была такая дикая одышка, что через каждые десять минут он останавливался возле ближайшего пня и отсиживался столько же времени, сколько шел: неохватная грудь судорожно вздымалась, из-под шотландского берета пот лил ручьями, словно его голова была тающей глыбой льда.
