годы казалось почти немыслимым. Это возмущает Софи, но ничего не поделаешь: в середине 1956 года бундестаг объявляет о введении всеобщей воинской повинности. Предсказание Биргит сбылось, и при малейшей возможности она с удовольствием упоминает об этом.
Софи работает кассиром в супермаркете. Супермаркет – новое для того времени слово. По улицам фланируют стиляги, девушки носят пышные юбки. Софи закончила вечернюю школу и получила аттестат со средним баллом одна целая восемь десятых.[13] Прекрасный результат! То обстоятельство, что Софи удалось пробить себе дорогу к дальнейшему образованию, очень радует Рольфа. Он теперь гордится подругой жизни, а ведь раньше сомневался в ее способностях. Мысль о том, что достичь подобного результата ей помогли какие-то неведомые силы, не приходит в голову ни Рольфу, ни самой выпускнице, ни кому-либо еще. Но, как бы там ни было, Софи тоже потрудилась неплохо.
Июль 1956
Софи уже двадцать пять лет. У нее отличные оценки за выпускные экзамены в вечерней школе и верный, слегка скучноватый друг. В последний раз она возвращается домой со старой школьной сумкой. Биргит подарила ей на день рождения прекрасную папку из свиной кожи с металлическим замочком. В университет Софи будет ходить только с ней! Пока она открывает дверь, из квартиры напротив выходит молодой человек, темный блондин с редкими волосами и узким лицом. Софи видела его уже не раз, сосед по площадке ведет спокойный и тихий образ жизни. Возможно, он студент. Софи в скором времени тоже с гордостью назовет себя студенткой. Значит, нужно познакомиться с будущим коллегой, хотя он весь какой- то бледный и блеклый, и всегда избегает смотреть ей в глаза.
– Добрый вечер! – громко здоровается Софи.
– Добрый вечер, – тихо отвечает молодой человек и хочет проскользнуть мимо нее.
Ну нет, так дело не пойдет.
– Я сдала выпускные экзамены!
– О, поздравляю!
Бледнолицый человек в безупречно повязанном галстуке останавливается и поворачивается к Софи.
– Спасибо. Сегодня мне так радостно, хочется обнять весь мир. А мы с вами так и не познакомились. Меня зовут Софи.
– Лукиан. Они пожимают друг другу руки.
– Я все равно собиралась заглянуть к вам.
– Зачем? – Блондин неловко вертит в руках портфель.
– Извиниться за то, что мы сегодня пошумим: будем отмечать мой аттестат сегодня вечером.
– Имеете полное право. Пожалуйста-пожалуйста. Меня это вовсе не побеспокоит.
– Слушай, а заходи к нам, а? На кружечку пива! Ничего, что я на «ты»?
– Конечно-конечно. – Несколько мгновений он раздумывает, судорожно вцепившись в свой портфель, затем вдруг улыбается. – Спасибо, я, может быть, и правда зайду. С большим удовольствием.
– До скорого!
Возбужденная, Софи врывается в свою квартиру, распахивает все окна, включает радио и бешено танцует под льющийся оттуда свинг. Вот только она забыла спросить у бледнолицего, какая у него специальность.
Лукиан докладывает, что состоялась случайная встреча и что его пригласили на вечеринку. Как ему себя вести?
Первый ответ:
Итак, вечером начинается домашний выпускной бал. В тридцатиметровой квартире собрались Рольф, Софи, Биргит со своим новым любовником, музыканты из бывшего ансамбля Рольфа, пять одноклассниц Софи, их учитель математики и еще несколько знакомых. Танцевать почти негде, зато в ванной комнате красуется приличный бочонок пива. Из радиоприемника гремит джаз – тот, что уже почти рок-н-ролл. Каждый гость пришел со своим бокалом для пива. Биргит сдала второй госэкзамен и уже может именоваться адвокатом, поэтому быстро направляет разговор в политическое русло.
– Ну что, приехали? Теперь у нас воинская повинность. А ведь я всегда говорила!.. Но никто не желал слушать.
– Этого следовало ожидать. Мы для политиков всего лишь материал. Перевооруженное пушечное мясо, которое будет наготове в случае прихода красных.
Рольф произносит эти слова с таким видом, будто это ему принадлежит первенство в политических прогнозах. Это приводит Биргит в бешенство, но Рольфу только того и надо.
– Ты что, всерьез подозреваешь Советский Союз в агрессивных намерениях?!
Внезапно Рольф чувствует себя одиноким в своих взглядах, словно на его лбу загорается клеймо отщепенца. На несколько мгновений он ощущает себя как старик в кругу молодежи.
– Вот увидите еще, – тихо бурчит он, опасаясь вдаваться в подобные дискуссии, ведь ему очень важно сохранить лицо.
Три месяца спустя, после того как советские танки подавят восстание в Венгрии, такая дискуссия воспламенится снова. Но сегодня ее обрубает истеричный вопль Биргит:
– Как хорошо, скотина, что мы с тобой расстались! Ты просто чудовище!
– А ну, хватит! Это
Биргит привыкла быть в центре внимания:
– Хрущев – это какая-то аморфная масса без зубов и хребта! Сталин допускал ошибки, это верно, но над Хрущевым Гитлер только бы потешался!
– Сталин был настоящий монстр, – утверждает Рольф, католик по вероисповеданию. – Хорошо, я не против, пусть будет социализм, но только на христианской основе!
– Ах, ты… органостроитель!
Неожиданно это слово звучит как ругательство.
– Лес рубят – щепки летят, – бормочет изрядно подвыпивший кларнетист из музыкальной группы Рольфа, и все сразу понимают, какой тайный смысл кроется за этой цитатой.
– Слушай, если тебе надо блевануть, то иди в туалет! – дружески советует ему Софи.
Раздается звонок в дверь.
– Это за тобой, – ехидничает Рольф, глядя на Биргит. – Давай сигай в окно?
– Зачем мне сигать? За окном все в порядке. Продолжать борьбу нужно здесь!
– Не смеши, Биргит!
Софи идет открывать. За дверью стоит Лукиан с букетом цветов.
– Еще раз мои поздравления. Вот, решил заглянуть на минутку.
– Давай-давай, заходи! Как там тебя? Лукиан? Боже мой, цветы занимают столько места! Лучше бы принес что-нибудь выпить!
Свое неважное настроение Софи вымещает на букете цветов, однако таким тоном, что обижаться на ее грубость невозможно. Улыбающийся Лукиан замер у двери и не двигается ни на шаг, застыв, как соляной столб.
– Простите, пожалуйста, я не буду проходить. У меня еще много дел. Только что позвонил мой шеф, мне нужно ехать… очень жаль.
– Но тем не менее ты тащишь мне букет? Очень мило.
– Жаль. Честное слово. Мы… еще увидимся?
– Ну, если не хочешь проходить, ничего не попишешь. Спасибо за цветы! Давай, пока.
Закрывая дверь, Софи думает, что просто так заносить букет, явно недешевый, марок за пять, и туї
