– Борис, ты можешь сделать мне одолжение?
– Какое?
– Забудь, что мы с тобой знакомы. Не спрашивай больше ничего. Пожалуйста!
Мы тронулись с места, и потом Софи все-таки объяснила, почему мне нельзя показывать, что мы с ней знаем друг друга. Она даже потребовала, чтобы я поклялся ей в этом.
У выхода из тюрьмы уже поджидал Генри с набитым вещевым мешком у ног. Софи выскочила из машины, бросилась к нему на шею, покрывая лицо поцелуями. Она держалась беспокойно, неуместно суетилась, а я испытывал боль и удовольствие. Одно чувство сменяло другое, удары током чередовались со вспышками света.
– Я уже думал, что ты не приедешь.
– Застряли в пробке.
– У меня внутри тоже пробка. Гормональная. Он жадно лапал ее, не пропуская ни одного места. Мне стало тошно.
– Потом, Генри! Позже! Потерпи до дома.
Я нажал на газ. За моей спиной сидела моя святая возлюбленная, и ее мяла и тискала эта грязная свинья. Две трети времени нашей поездки я смотрел только в зеркало заднего вида.
– Что это у тебя на лбу?
– Ништяк, все уже заживает, – хрюкнул Генри, едва ли не гордясь, тем, что у него на лбу красуется такая гуля.
– Кто это тебя? Фараоны?
– Угу.
Врет и не краснеет. Я знал все. Вы можете себе представить, что это такое – знать все?
Софи поцеловала шишку – и я едва не врезался в другую машину, пропустив знак пересечения с главной улицей.
– Ты, урод, куда прешь?! – цыкнул на меня Генри.
– Простите.
Проклятие! До чего же глупую ошибку я совершил. Меня словно ударило током. Разве настоящий берлинский таксист извиняется за свою оплошность?!
– И кому теперь только не дают права…
– Ничего, с каждым бывает, – сказала Софи. Она выглядела так восхитительно.
– А ты? Хорошо попраздновала? – угрюмо спросил у нее Генри.
– При чем тут праздник?
– Я слышал, кого-то шлепнули. Эх, меня бы туда!
– Я считаю, что это большое горе.
– Эх, я уж думал, что так и застряну там до скончания века. Биргит, гнида, два раза приходила ко мне, сказала, что ничего не может поделать. Она меня не любит, точно тебе говорю.
– Ты не прав. Она делает все, что может.
– Значит, ни черта она не может! Ты трахалась с кем-нибудь?
– Нет. Ты чего это?
– Я все равно дознаюсь, скажи лучше сама.
– Прекрати!
– Девка, я горячий, как сковородка! На мне можно жарить глазунью! – Он попытался пригнуть ее голову к своей ширинке.
– Перестань, Генри. Не здесь.
– Эй ты, водила! На Мерингдамм было ближе по мосту через канал!
– Там пробка. Вы сильно торопитесь?
– Нашел отговорку… – Грязная свинья снова повернулась к моей святой возлюбленной.
– Ты скучала без меня?
– Конечно.
– А ну-ка, потрогай!
Я не мог этого видеть, но он явно пытался засунуть ее руку в свою ширинку.
– Генри, прошу тебя, хватит!
– А ну, гляди вперед, на дорогу! – снова заорала на меня эта сволочь.
Приняв вправо, я резко затормозил.
– В чем дело?
В зеркало заднего вида на меня умоляюще смотрела Софи. Я закурил сигарету. Несмотря на невыносимую боль, я чувствовал, что жив.
– Что такое? Он что, спятил?
Я вышел из машины, оставил свою дверь открытой, и быстрыми шагами пошел прочь. Меня душил приступ тошноты, и я уже не мог сдерживать его.
– Да он сейчас сделает ноги! – ничего не понимал Генри.
– Тогда мы тоже сделаем ноги. Пошли!
Софи вытянула своего хахаля из машины. Позже, сопоставив некоторые фразы из их разговора, я понял, что у Генри были вши.
– Такое со мной в первый раз…
– Пойдем, Генри! Наш водитель явно немного не в себе.
– У меня руки чешутся надавать ему по мордасам!
– Хочешь обратно в тюрьму?
– Но что он себе позволяет?!
– Да мы просто не заплатим ему, вот и все! Пойдем, пойдем! Осталось каких-то три квартала.
– Ты что, с ним знакома?
– Нет же, нет. С чего ты взял?
– А что тогда здесь происходит?
– Понятия не имею, честное слово. Генри, пошли быстрее, и дело с концом.
И они пошли пешком.
Генри. Ты танцевала здесь с каким-то типом Прямо тут, на кухне! Хольгер мне все доложил…
Софи. Хорошо. Я танцевала с ним. Но больше ничего не было.
Генри. За дурака меня держишь?
Софи. Ты не посмеешь больше ударить меня!
Генри. А вот и не угадала, подружка!
Софи. Ах ты, проклятая мразь!
– Как же вы могли вынести такое?
– А что бы вы сделали на моем месте? – Старик приподнял плечи и негромко вздохнул.
Что отвечать на этот вопрос, я не знал, но, чтобы взбодрить его, выразить ему сочувствие и солидарность, высказался сурово:
– Я бы просто замочил этого мерзавца.
– Вот видите! Видите! Какое искушение! Многие на моем месте приняли бы именно такое решение и с большой вероятностью загремели бы в тюрьму. Но я, наверное, мог позволить себе это без особых последствий. Однако не думайте, что я держал на службе бандитов и убийц. Все, кто сотрудничал со мной, были очень достойными людьми, которые получали от меня деньги, чтобы продолжать достойную жизнь. Признаюсь, я тешился мыслью о таком повороте дела. Может, вы думаете, что я должен скрывать от вас эти мысли? Нет. Зачем? Я не святой, но чтобы задать всей истории верный тон, вы должны помнить, что я действовал из лучших побуждений. Пожалуйста, не изображайте меня безумным главнокомандующим частной армии – это означает осквернить всю историю грубой криминальной романтикой. Я
