В эту речь Карин тоже не может вслушиваться долго и продолжает поиски, пока не обнаруживает на волне RIAS[27] рок-музыку в исполнении группы «Айрон Баттерфляй».
Биргит взяла выходной – специально, чтобы встретиться с сестрицей и серьезно поговорить с ней. Поговорить, то есть задать ей как можно больше бесцеремонных вопросов. На что она сейчас живет? Чем планирует заниматься в жизни дальше? И еще один риторический вопрос о том, кто ей поставил такой жуткий фингал? Конечно же, Генри?
Софи не очень-то склонна к задушевным беседам. Присутствие сводной сестры обременяет и сковывает ее. И только то обстоятельство, что Биргит – адвокат, останавливает Софи от разрыва отношений, ведь кто знает, может, ей когда-нибудь снова понадобится помощь юриста.
– Я тебя не понимаю, – хмурит брови Биргит.
– А тебе и не нужно понимать
– На какие шиши вы сейчас живете, а?
В этот момент на весь пляж гремит голос Генри:
– Восемьдесят и туз, четыре червы плюс портной на тридцать – гоните каждый по сорок пфеннигов!
– У тебя что, еще и этот на шее?
– Он виртуозно играет в карты.
– Ну, знаешь, это уже не смешно!
Последняя фраза Биргит доносится до Генри:
– Что, опять интригуем, госпожа адвокат?
– Заткни варежку!
– У тебя что, месячные? Или уже климакс?
– Прекрати, Генри!
С каждой минутой ситуация становится для Софи все более тягостной.
– Принеси-ка нам пива из киоска, а?
– Топай за своим пивом сама!
– Я схожу за пивом, – вступает в словесную перепалку Мартин.
– Ах! Истинный рыцарь! Само благородство! – кривляется Генри вслед уходящему Мартину, затем снова поворачивается к Биргит: – А ты чего здесь, собственно, забыла?
– Уйди, от тебя несет перегаром.
– Что, тоже хочется? – Он приближает свои губы к губам Биргит. – Хочется, да не получится! – ржет он, довольный своей удачной, на его взгляд, шуткой. Потом заявляет, что пойдет искупнется.
Выходки Генри снова сближают сестер. Биргит складывает руки лодочкой и благодарит небеса за то, что вышла из рядов Союза. Она прежде всего адвокат и выглядит гораздо солиднее, находясь в стороне от этой толпы, которую ей, возможно, когда-нибудь придется защищать.
– Да ты состояла в организации, как мертвая душа. Всегда была пассивным членом, рабой своих убеждений.
Софи тут же жалеет, что у нее вырвались эти слова. Ведь по большому счету она совершенно не вправе упрекать Биргит, по крайней мере, в том, что касается их частных дел. Биргит постоянно поддерживала Софи, не раз предлагала ей денег – просто так. Однажды Софи даже приняла помощь Биргит, правда, сделала это скрепя сердце, но выбора у нее не было.
Женщины прогуливаются по берегу озера. Софи хочет поделиться с подругой важной информацией и осторожно интересуется у нее как у юриста, подпадает ли их секретный разговор под профессиональное неразглашение тайны?
– Дурочка, что ли? Естественно!
Софи шепотом рассказывает Биргит, что двое ее друзей ограбили оружейный магазин.
– Тот самый, которым владеет дядя Карин?
– Не важно какой. Они взяли двадцать боевых пистолетов «Вальтер» и боеприпасы к ним.
– Ну и?…
– Вся эта музыка находится в моей квартире.
– Что?! Ты совсем чокнутая?!
– Не называй меня, пожалуйста, чокнутой!
В Софи просыпается комплекс неполноценности, который обычно проявляется у нее в обществе Биргит, и разговор грозит оборваться на этой фразе. Биргит просит прощения за резкость, потому что ей любопытно узнать, что дальше.
– Олаф струсил сам раздавать оружие или продавать его, поэтому явился к Генри и предложил ему сделку пятьдесят на пятьдесят. Генри положил мешок в подвал, в мою кладовку, и начал торговлю. По триста марок штука. Семь или восемь стволов уже ушли.
– Софи!
– Генри даже не спросил моего согласия. Я обнаружила мешок совершенно случайно и потребовала от него объяснений. Сказала; «Немедленно забирай это безобразие и выметайся из моей квартиры!» А он: «Куда же я все это дену? За три недели распродам все, и у нас будут бабки на отпуск. Поедем в Испанию!»
– Софи!
– Не надо напоминать мне, как меня зовут. Скажи лучше, что мне делать.
Биргит задумывается. И не просто делает вид, а на самом деле ищет какое-то решение. Но это очень нелегко.
– Если ты придешь в полицию с повинной, тогда, возможно, отделаешься сравнительно легко…
– Этого сделать я не могу.
Лучшего решения Биргит предложить не может. Начинает смеркаться, и купальщики возвращаются в город.
Магнитофонные записи
Когда фон Брюккен нажимал на клавиши магнитофона, у меня по коже бежали мурашки, потому что аудиозаписи делали образ Софи слишком конкретным, слишком осязаемым. Я не ожидал, что у нее окажется такой низкий и приятный голос. Наша с фон Брюккеном деятельность вдруг приобрела оттенок неприличия, даже скабрезности – собственно, такую окраску она имела уже давно, просто сейчас я впервые осознал это так остро. Успокаивала меня лишь мысль о том, что результатом нашей работы станет художественный роман, и это само по себе сгладит все этические шероховатости. До этого момента иногда казалось, что фон Брюккен потчует меня вымыслом, но когда он включил акустическое сопровождение, я вдруг отчетливо ощутил вею реальность произошедших когда-то событий. У меня неприятно засосало в желудке, и я понял, почему в древности считалось, что душа находится именно там.
– Слушайте внимательно! Это очень волнующий момент. Софи и Генри спорят. – Фон Брюккен нажал на кнопку «пуск».
– Вы слышите, запись довольно плохого качества. Голоса различаются с трудом и, кроме того, искажены. Я спросил у техника, в чем причина? Сначала он не мог найти подходящего объяснения, но в конце концов его осенило:
– Наложение частот? Может быть, в квартире прослушивался телефон?
– Да, но как же…
