снежной сыростью и сильным порывистым ветром. На вокзале он сел в такси и попросил доставить его на улицу Кибитц Вег, где располагался штаб генерала Власова. Антон сразу же решил ехать туда, уверенный, что Власов обязательно примет его.
Рассматривая город из забрызганного грязью окна автомобиля, Антон отмечал, что немецкая столица явно отличается от Риги не только размерами, архитектурой и широкими улицами, но и настроением. Величественный Берлин был сер и мрачен. Съежившиеся прохожие семенили по тротуарам, прикрываясь от ветра черными шапками зонтов. На перекрестках было много полицейских патрулей. Кое-где машина останавливалась в заторах — ей приходилось объезжать завалы от разрушенных зданий, пострадавших от налетов английской авиации. Здесь, в сердце рейха, как ни странно, более явственно чувствовалось дыхание войны, и Антон пожалел, что так и не рискнул сойти с поезда.
Но тяжелые ощущения остались в центре города. На Кибитц Вег тревога ушла, растворившись в рядах симпатичных ухоженных домов столичных бюргеров. Около одного из них машина остановилась, и Антон оказался перед двухэтажным особняком, очень напоминающим особняк в Риге, где он нес службу. Палисадник отделял дом от улицы, а за ним ветер раскачивал голые ветви садовых деревьев.
Антон мысленно перекрестился, взошел по ступенькам на крытое крыльцо и позвонил. Через пару минут дверь слегка отворилась, и на пороге появился крепкий молодой блондин в форме солдата РОА. На поясе у него висела кобура с пистолетом.
— Что вам угодно? — спросил он на плохом немецком языке.
— Я хотел бы увидеть генерала Власова, — ответил Антон, сжимаясь от холодного порывистого ветра.
— Генерал сейчас не может принять вас, — дежурным тоном сообщил охранник. — Как ваше имя?
— Отто фон Берг… то есть моя фамилия — Горин. Я прибыл из Риги, из отдела «Вермахт пропаганд», — сказал Антон и показал удостоверение.
— Из Риги? — оживился охранник. — Подождите минуту.
Вскоре дверь снова открылась, и перед Антоном появился уже другой человек, лет под сорок, приятной интеллигентной наружности, в штатской одежде. У него были темные волосы, внимательный выразительный взгляд и открытая улыбка.
— Вы из Риги? — спросил он уже по-русски, и в его речи явно послышался прибалтийский акцент.
— Да. Я служил у генерала Власова…
— Знаю, знаю, господин Горин, — перебил он Антона и распахнул дверь. — Прошу! Извините, что пришлось продержать вас на этом ужасном ветру. Мы вынуждены соблюдать меры предосторожности.
Антон вошел в дом и оказался в небольшом холле, в который выходили двери комнат, а также лестница, ведущая на второй этаж. Из одной комнаты доносились мужские голоса.
— Меня зовут Сергей Борисович, — представился Антону встречающий. — Я здесь вроде управляющего. Снимайте пальто и следуйте за мной. Андрей Андреевич ждет вас.
Антон разделся и вошел в просторную, светлую, скромно обставленную гостиную с белыми стенами. За большим столом, над которым огромным барабаном висел круглый коричневый абажур, сидели три человека. Один из них — Андрей Андреевич Власов — всем, корпусом развернулся на стуле в его сторону.
— А-а… Горин! — неожиданно приветливо воскликнул он своим сочным басом. — Рад снова видеть тебя, дружище! Давай, давай, проходи!
Антон даже удивился такой теплой реакции генерала на его появление и смущенно улыбнулся.
Власов привстал с места, пожал Антону руку и предложил сесть за стол, напротив себя.
— Мой лучший переводчик, Антон Горин, — представил его генерал своим собеседникам.
— Малышкин Василий Федорович, — представился один из них — человек лет под пятьдесят с улыбчивым интеллигентным лицом и умными, чуть прищуренными глазами.
— Трухин, — сухо сказал другой — более мрачного вида, узколицый, с тонкими губами и выступающим вперед массивным подбородком.
— Чего приехал? — спросил Власов. — По службе или как? Надолго ли?
— По делам рижского отдела, да и с вами, Андрей Андреевич, повидаться хотел… поговорить…
Власов пристально посмотрел на него и, выдержав паузу, сказал:
— Ладно. Поговорим. А сейчас обедать будем. Голоден небось?
— Честно говоря, не отказался бы.
— Серега! — обратился он к Сергею Борисовичу, стоявшему у входа. — Ну, скоро они там с обедом?
— Скоро, Андрей Андреевич, — ответил тот.
— Пусть хоть пока водку принесут!
Сергей Борисович удалился, а через несколько минут появился денщик с подносом. Он принес бутылку и уже разлитую по стаканам водку, хлеб да тарелку соленых огурцов.
— Выпьем за сдвиги в нашем деле! — произнес Власов и залпом осушил стакан.
Антон выпил со всеми и закусил ядреным огурцом.
— Так что вы говорили, Василий Федорович? — обратился Власов к Малышкину. — Чего вы там, говорите, Сталин понял?
— Я говорил, что, по данным нашей разведки, в Москве все же осознали, что им грозит в случае широкого подъема Русского Движения. Наши воззвания сделали свое дело. О нас много говорят советские солдаты и офицеры на передовой.
— Это хорошо, — сделал вывод Власов.
— Да, но тут есть и другая сторона, — спокойно сказал Малышкин. — Видимо, Сталин наконец-то понял, что наши планы не мелкотактические. Он понял, что наша программа подрывает всю большевистскую идеологию. Отрицательный результат состоит в том, что большевики уже начинают принимать меры против нас, пока мы тут сидим в полуподполье и…
— И не можем противопоставить им решительные военные действия, — дополнил его Трухин.
— Вот именно.
— И какие же меры предпринимают большевики? — спросил Власов.
— Они начинают компрометировать вас, Андрей Андреевич, в глазах русских людей, — ответил Малышкин. — Если раньше о вас молчали, как и о деятельности всего Русского Освободительного Движения, то теперь, как по команде, в советских газетах стали появляться сообщения о генерале- предателе и его приспешниках.
— Понятно, — мрачно проговорил генерал и снова разлил водку по стаканам. — К сожалению, пока мы можем делать только одно — улучшать работу Дабендорфа и других пропагандистских школ, — сказал он и посмотрел на Трухина.
— Только этим и занимаемся, — ответил тот. — Недавно тысячу курсантов отправили на западный фронт, в самое пекло, а следом ускоренными темпами готовим еще партию.
— Выпьем за немцев! — сказал Власов, поднимая стакан. — За этих кретинов из СС и из их идиотской партии. Чтобы господь дал им хоть немного ума, и они осознали наконец-то, что не смогут обойтись без нас.
Он выпил и, закусив, продолжил:
— Я давно понял, что большинство из них — законченные идиоты. Еще летом, когда Двингер приглашал меня со Шрикфельдом в Вену и Баварию. Тогда пришло ошеломляющее известие, что Сталин разгромил их под Курском, чем, по сути, уже решил исход войны. А эти, далекие от реального положения вещей болваны вместо того, чтобы уже думать о том, что пора им разбегаться по углам или всеми силами вооружать нас, русских, вместо этого всю поездку говорили со мной о сельском хозяйстве, об аграрной реформе в России и обсуждали сценарий фильма о примирении немцев и русских. Кстати, сценарий-то хороший был, но боже, как я устал от этой пустой болтовни! Фрейлих… Серега! Антонов! — вдруг гаркнул Власов. — Ну, где обед-то, черт возьми! А какой у них везде процветает бардак, доложу я вам, — вернулся он к теме разговора. — Бардак на фоне их хваленого немецкого порядка. Сколько должностей они напридумывали — гауляйтеры, правительственные президенты, обер-президенты, рейхскомиссары,
