– Поехали, – предложил Леонид Иванович.
– Я пешком, – ответил Иванов и начал спускаться по лестнице.
Когда он вышел во двор, то автомобиля, на котором прибыл посланец семьи Флярковских, уже не было. На площадке играли дети, и Настя махала Олегу рукой, подзывая его.
Вечером с наступлением темноты Иванов, как обычно, пошел провожать Настю. В этот день они засиделись дольше обычного, и Олегу пришлось нести на руках маленькую Леру, которая заснула дома.
– Ты весь вечер сегодня не такой, как обычно, – заметила Настя. – Словно где-то далеко.
– Я рядом, – ответил Олег, – даже ближе, чем ты думаешь. Просто сегодня произошла неприятная встреча.
Он рассказал о визите начальника службы безопасности концерна.
– А что они могут сделать? – спросила Настя. – Ведь ты признан отцом ребенка.
– Обратятся в суд. Правда, конечно, на моей стороне, но на их стороне большие деньги. Знаешь ведь поговорку: с сильным не борись, с богатым не судись. К тому же в одиночку сражаться с этой машиной…
– Ты не один, у тебя есть я, – напомнила Настя.
– Спасибо, но они очень сильны.
– Если мы будем вместе, у них нет шансов.
Настя остановилась и посмотрела на Олега, на спящую на его руках девочку.
– Если хочешь, я останусь сегодня у тебя. На сегодняшнюю ночь или навсегда – как скажешь.
– Хочу, конечно, но не сегодня. Мне нужно обдумать, как действовать дальше.
– А я для себя уже все решила.
Настя замолчала на мгновение и добавила с улыбкой:
– Я люблю тебя.
Возвращаясь домой, Олег перебирал в памяти разговор с Менжинским, вспоминал свои слова и то, как он растерялся вначале, узнав, что у мальчика есть близкие родственники. Как откровенно его покупали! Только сейчас он понял, что будет биться до конца: до победы или до поражения, но до самого конца. Потому что дело уже не в нем, а в его обещании умирающей Лене стать ребенку отцом. Если она не хотела возвращения Олежки в тот дом, значит, на это были более веские причины, чем простая прихоть.
Иванов шел через пустынный и темный школьный двор; ему казалось, что за ним кто-то идет. Определенно, какой-то человек двигался в одном с ним темпе, не догоняя и не отставая. Не слышно шагов, не видно тени. Дважды Олег оборачивался, но никого не увидел. Потом развернулся, быстро зашагал в обратном направлении и почти сразу увидел Анатолия – соседа по дому.
– Привет, – обрадовался Анатолий, – а я иду и гадаю, кто это впереди: ты не ты?
– Пива не буду, – сразу отказался Олег.
– Да я и не предлагаю, – обиделся Анатолий, – я от своей девушки иду. У нее, кстати, подружка есть, симпатичная и одинокая. Хочешь, познакомлю? Ей девятнадцать лет всего, ноги от ушей – тебе понравится.
– Не надо, у меня есть девушка.
– Будет две. Хорошего никогда не бывает слишком много.
Иванов покачал головой, отказываясь. Анатолий не обиделся. Улыбнулся даже:
– Ну, как знаешь.
Они подошли к крыльцу подъезда, в котором находилась квартира Лены, стали прощаться, и тогда Олег разглядел у стены какой-то комок. Шагнул к стене и понял, что это щенок. Взял его на руки, щенок дрожал от страха и холода.
– Чау-чау, – определил Анатолий. – Месяца два. Или три.
Сосед погладил щенка.
– Ошейника нет, но собачонка чистая – видать, помыли недавно. Щенка подбросили, чтобы добрые люди подобрали: не мог же он сам из квартиры сбежать – не кошка. Что делать будешь?
– Домой возьму, – ответил Олег.
И вошел в парадное.
25
– Сколько ты ему предложил? – удивился Флярковский. – Миллион? И он отказался? Сколько еще дураков в России – не пересчитать! Правильно говорят: страна непуганых идиотов. Если докторишка думает, что мы отвалим больше, он глубоко ошибается. Теперь мы возьмем ребенка даром и по закону, что обойдется гораздо дешевле, хотя и дольше.
– Процесс можно форсировать, – подсказал Менжинский. – Мы подаем исковое заявление, извещение суда отвозим на почту, ставим штамп на конверт, а потом берем почтальона, отвозим его на дом к Иванову, который расписывается в получении, и заседание суда можно назначить хоть через пару недель.
– Через неделю! – приказал Илья Евсеевич. – Я не могу долго ждать.
Менжинский не стал спорить, хотя и две недели – нереальный срок. Но заканчивать на этом разговор не следовало: потом будет не оправдаться перед начальством за срыв сроков.
– Кстати, – вспомнил он, – вчера докторишку подвезли домой на новом «БМВ». Я пробил номер по базе. Машина принадлежит детективному агентству «Перехват».
– О-о! – удивился Илья Евсеевич и повернулся к собеседнику: – Выходит, наш Айболит примочен бандитскими связями. Так это меняет дело! Тогда все решаем с его «крышей».
– С ними не получится: они с криминалом никаким боком не связаны. Скорее всего, знаком он с кем-то из сотрудников, может, лечил кого. Я уточню. Но все равно надо быть осторожными.
Флярковский посмотрел на него с недоумением:
– Почему я должен быть осторожным? Кого я должен опасаться и почему? Чем мне могут помешать доморощенные детективы? Я на законных основаниях хочу вернуть бабушке внука, а себе племянника, которого присвоил себе посторонний человек!
Он снова посмотрел в окно на Таврический дворец, к которому съезжались автомобили участников очередной конференции межпарламентской ассамблеи.
– Вон сколько бездельников развелось! Здесь одних автомобилей миллионов на пять баксов. Районную больницу на эти деньги оборудовать можно. Ну ладно, пусть развлекаются, а нам работать надо. Сейчас махнем в офис, а вечером девочки меня на свой концерт пригласили в какой-то клуб.
Илья Евсеевич не обманывал младшую Марущак, мечтавшую пойти по стопам Илоны, – он действительно помогал раскручивать трио девочек. И группа «Цацки» постепенно становилась популярной. С основной солисткой, которую звали Соней, Илья Евсеевич уже полгода спал, с двумя другими пока еще нет. Но жизнь тем и удивительна, что в ней не бывает ничего невозможного.
Вечером он посетил клуб, послушал, как девчонки слаженно и весело пищат про несчастную любовь. Вокруг бесновалась обкуренная двадцатилетняя детвора, и лазерные лучи рисовали изумрудные восьмерки на стенах и на обтянутых рваными джинсиками задницах.
Он возвращался домой уже после полуночи, и Соня, прижимаясь к Флярковскому на заднем сиденье «Бентли», пела ему в ухо:
– Что за белиберда! – скривился Илья Евсеевич, сбрасывая со своей груди руки Сони. – Чушь какая!
– Это я сама стихи сочинила, – объяснила солистка «Цацек», – и музыку сама написала. Сейчас аранжировку делают. Хитом будет.
– Когда будет хитом, тогда и ты молодцом будешь, а пока не приставай.
Почему-то Илье Евсеевичу показалось, что вместе с Сониными пальцами к нему за пазуху залезла тревога.
Утром Соня попыталась осторожно выбраться из постели, но Флярковский уже и так проснулся и наблюдал, как она собирает по комнате свою разбросанную по углам одежду, смотрел на ее круглую попку, на маленькую грудь, на растрепанные волосы, закрывающие лицо и половину спины. Соня смахнула волосы с глаз и увидела, что он разглядывает ее. И тут же прикрылась комком одежды.
