прошла еще метров пятьдесят, но потом пуля попала ей в спину и в сердце. Умерла она сразу, ну, может быть, еще несколько секунд жила. Вот так, Лешенька! О чем она думала в последние мгновения? Или о ком? Потом ей в голову выстрелили. Вот теперь все. Завтра я на ее родину лечу. Будут хоронить дома в Красноярске, я обязательно выполню ее просьбу – положу в гроб ту фотографию в рамочке, хотя мне и не очень хочется это делать.
– Простите, – сказал Волошин.
– Если бы я тебя в чем-то винил, не пришел бы сюда. Думал, долго думал, чтобы понять, почему так случилось. Понял наконец.
– Что же вы поняли?
– Заказал тебя тот мафиози.
Альберт Ринатович посмотрел Волошину в глаза, и трудно было выдержать его взгляд.
– Не знаю, Леша, что вы с ним, спонсором этим драным, не поделили, но тот, возможно, знал, где ты живешь, и то, что Надя должна сюда приехать. Я старый человек, всякое в жизни видел, догадался потом, когда узнал, кто был у нее в гостинице. Пришел тот гад, увидел, наверное, твою фотографию и решил подобраться к тебе через Наденьку, расписал всякие перспективы, ее ожидающие, видимо, о славе, деньгах, телевидении, поклонниках и о том, что всего этого может и не быть, если он не будет спонсировать, если не надавит на федерацию. А всего-то нужно убрать одного гада, который враг всей нашей родины. Может, просто о тебе расспрашивал, а не просил убивать. Не знаю… А Надя все поняла. Она ведь написала, что самого страшного не допустит. Спонсор тот оставил ей другую твою фотографию. Зачем? Дал ей деньги. За что? Премиальные так не выдают. У нас все через федерацию, чтобы каждому досталось… Двадцать тысяч евро для Наденьки целое состояние – ее мама по-прежнему на двух работах бьется. А тот гад наверняка пообещал дать потом еще. Гораздо больше. Говорил, вероятно, о славе, о долге, о престиже родины, о происках врагов. Я таких, как он, в жизни повидал немало, знаю, как они умеют убеждать. Надя для себя все решила сразу. Хотя могла просто приехать сюда и предупредить тебя. Позвонить могла. Но вряд ли спасла бы этим твою жизнь. Она понимала это и потому сделала то, что сделала. Вот так! Живи и знай теперь, кому ты обязан своим счастьем… Живи и радуйся, если сможешь.
Старик кивнул в сторону стены, разделяющей комнаты, после чего поднялся:
– Я пойду, Леша. Мне надо собираться в Красноярск. Самолет завтра утром.
Тренер снял с вешалки свою куртку, медленно начал надевать, с трудом попадая в рукава, а Волошин заглянул в кабинет. Вера сидела в углу, опухшая от слез.
– Я пойду провожу Альберта Ринатовича, – сказал ей Алексей.
Вера молча кивнула. Хлопнула дверь. В тишине звук прозвучал как выстрел – это старик, никого не дожидаясь, вышел во двор. Алексей догнал его уже за калиткой. Шел рядом с ним молча, потому что не знал, что говорить, а старик, наверное, не хотел ничего слышать. А может быть, наоборот, ждал каких-то слов. Кто знает.
Расстались они у дверей спортивной базы.
Алексей посмотрел на Альберта Ринатовича и тихо спросил:
– Можно мне с вами в Красноярск?
– А зачем? У нее там мать и сестра младшая. Что ты им скажешь? Ее не вернуть, а ты такой красивый и живой.
– До свидания, – сказал Волошин и протянул руку.
Тренер посмотрел на его ладонь и не спешил. Потом кивнул и повернулся, чтобы войти в здание.
Волошин произнес ему в спину совсем тихо:
– До свидания.
Сошел с крыльца и тут же услышал позади себя шаги и голос:
– Погоди!
Теперь уже Альберт Ринатович протянул руку Алексею:
– Не обижайся на меня. Если она тебя любила, значит, ты достоин этого. Не мне судить.
Он помолчал.
– Не судите, да не судимы будете, – ляпнул зачем-то Волошин.
– Бог тебе судья, Леша. У меня обиды на тебя нет. Надю жалко. Очень. И не потому только, что мы великую спортсменку потеряли, она и человеком великим была, нам такими не стать. Прощай, Алексей. Больше не увидимся. Меня на пенсию отправили, от тренерской работы отстранили, к сборникам теперь на пушечный выстрел не подпустят… Надюшу похороню и поеду домой, может, удастся в школу какую учителем физкультуры устроиться. Так что не увидимся уже никогда.
Старик обнял Волошина и шепнул ему в ухо:
– Живи, Лешенька, долго. Хотя бы ради нее, чтобы она знала там, что не зря на это пошла.
Под ногами трещал заледенелый снежный наст. Бледные фонари отражались в дорожных лужах. Поздний вечер, еще не ночь, а поселок словно вымер. Никого, лишь у двери бара одинокая тень. Волошин повернул было туда в надежде обнаружить в баре Ивана, но незнакомый человек, стоявший у входа, крикнул ему:
– Мужик, у тебя закурить не будет?
Алексей развернулся и направился к дому Эммы. Подошел к забору, за которым, как и прежде, не было видно автомобиля Филатова, но в одном из окон дома брезжил бледный свет. Волошин просунул руку сквозь штакетник, нащупал щеколду, отодвинул. Калитка с мерзким скрипом отворилась, тут же Волошин услышал, как звякнула цепь и залаяла собака. Черная овчарка выскочила из будки. Рыча и лая, бросилась к забору. Откуда взялся этот пес? Да и будки прежде не было. Но дом тот же, те же ворота для заезда машины, калитка, крыльцо и дверь. Собака продолжала лаять, пытаясь приблизиться к чужаку, но цепь не давала псу подобраться поближе.
Вскоре открылась дверь, в желтом проеме показалась женщина.
– Кто там шастает? – прозвучал хриплый старушечий голос.
– Простите! – крикнул Алексей. – Эмму позовите, пожалуйста.
– Кого? – переспросила старуха.
– Эмму, – уже неуверенно повторил Волошин.
– Убирайся, а то я сейчас полицию вызову. Будет тебе и Эмма, и Бэмма.
Старуха была явно пьяна.
– А Ваня не у вас?
– Я сейчас собаку спущу, а лучше за берданкой схожу. У меня, между прочим, берданка имеется. Отстрелю тебе одно место, чтобы не шлялся по ночам, будет тогда тебе и Ваня, и Маня, и баба с бэмбой.
Старуха вошла в дом, захлопнула за собой дверь. Собака продолжала давиться лаем.
Алексей отправился домой, но, не сделав и десяти шагов, остановился. На крыльце соседнего домика стоял мужчина.
– Простите, – крикнул ему Волошин, – спросить можно?!
– Заходи, чего орать, – ответил человек. – Не бойся, собак не держим.
Алексей прошел через двор и остановился возле крыльца.
– Здесь девушка жила. Высокая блондинка. Не знаете, где она?
Мужчина пожал плечами:
– Да здесь давно уже только эта старая стерва живет. Только раньше был другой дом, а год назад ее сын построил этот, а потом вместе с женой на самолете разбился где-то на Дальнем Востоке.
– Нет, – продолжал настаивать Алексей, – жила здесь девушка. Она снимала именно этот дом.
Мужчина отворил дверь в дом и крикнул внутрь:
– Люся, поди сюда. Тут какой-то соседской девушкой интересуются.
В прихожую вышла женщина в пуховике, наброшенном на длинную, до колен комбинацию.
– Девушка, – показал рукой в сторону соседнего дома Волошин, – вон там жила.
Но дама в пуховике только удивленно дернула плечом.
– Разве что ее внучка приезжала. Но той-то лет пятнадцать всего.
– Извините.
