Ладно, приятель, давай посмотрим на это немного критически. Если она уже зашла так далеко, что симулировала оргазм, ты думаешь, она испортит свою работу, сознавшись? Солгать тебе в лицо легче, чем солгать твоему пенису.
Другой, скажем так, менее чувствительный индивид заявил:
— Мне на вас наплевать. Это как соревнование — кто первым получит печенье.
Мило. У меня такое чувство, что данный джентльмен уже довольно давно кусает себя за яйца, поэтому я хочу знать, как можно получить печенье, если его никто не испек.
Решений проблемы фальшивого оргазма раз два и обчелся. Правда в том, что девушкам для него требуется немного больше, чем ребятам. Просто помните, что совершенство достигается практикой, практикой и еще раз практикой. Или, чтобы решить данную проблему легко и быстро, приезжайте в субботу на игру. Бесчисленные источники сообщили мне, что с защитниками команды Йеля вам никогда не придется притворяться. Ох уж эти мужчины, эти мифы, эти легенды…
Вперед, «Бульдоги»! (Я серьезно.)
6
Приезд из колледжа домой на праздник — одновременно проклятие и благословение. Видите ли, в колледже начинаешь осознавать, что твои родители правы почти во всем, что когда-либо тебе говорили. Ты больше не испытываешь к ним жгучей ненависти, как в школе. И это прекрасно, за исключением того, что теперь ты чаще, чем когда-либо, оказываешься не права. Кроме того, приезд домой на праздник обычно включает несколько неприятных разговоров о деньгах (ты тратишь их слишком много) и бойфрендах (у тебя его нет). Что наводит твоих родителей на мысль, будто ты, дорогая, лесбиянка. Вот таким образом, как правило, начинаются мои каникулы на День благодарения.
Небольшое отступление. Во-первых, немного о моих родителях. Моего отца зовут Ричард (Дик) Каррингтон. Меня всегда интересовало, почему это люди, будучи названы Ричардами, выбирают уменьшительное имя Дик[20]. Например, мой отец.
Он самый настоящий белый англосакс, протестант. Высокий и светловолосый, с квадратной челюстью, носит шерстяные куртки, пьет «Джеймсон» со льдом. Он окончил Гарвард, занимался греблей и теперь — преуспевающий банкир по инвестициям в каком-то отделе в «Что-то там энд компани».
Больше всего он любит проводить время, изображая из себя республиканца, плавая под парусом и изо всех сил сдерживая свои эмоции, чтобы ни за что не устроить публичной сцены. Или приватной, коль на то пошло. Кто может его обвинить? В конце концов, он женился на моей матери.
Чанна.
Да, вы прочли правильно, мою мать зовут Чанна. И она еврейка. Но не просто еврейка. Она израильтянка. Большинство людей не вполне понимают, что это значит, потому что на данной планете всего около трех миллионов израильтян, и только они понимают друг друта, но я попытаюсь объяснить.
Израильтяне громогласны, надоедливы и никогда не стоят в очереди. Они толкаются в аэропортах. Они вопят, но считают, что разговаривают нормально. Они выкладывают тебе все, что думают, даже если ты не спрашиваешь их мнения. В глубине души они щедры, добры и милы, но, напоминаю вам, эти качества запрятаны очень глубоко.
Чанна еще и красива. У нее густые, темные волосы, и в юности она снималась в малобюджетной рекламе шампуня для одного израильского парикмахерского салона. Еще у нее большие зеленые глаза, пухлые губы и гладкая кожа оливкового цвета. С тех пор как ей исполнилось сорок (лет десять назад), она постоянно и безуспешно пытается скинуть пятнадцать фунтов. Моя мать — одна из тех женщин, которые три часа занимаются в спортзале, а затем съедают шесть булочек с низкокалорийным сырным кремом. Вдобавок ко всему у нее ненормальное влечение к шляпам, расшитым блестками. И к спортивной обуви фирмы «Кедс».
Но постараюсь не заводиться.
Мои родители — очень странная пара на взгляд любого человека, ну, или по крайней мере любого, кто с ними встречался. Сами они познакомились на вечеринке в Нью-Йорке, устроенной их общей знакомой (как они умудрились иметь общую знакомую, недоступно моему пониманию), там мой отец немедленно влюбился и продемонстрировал это, весь вечер игнорируя Чанну. Та со своей стороны громко спросила хозяйку: «Что с этим человеком?» — засовывая в рот макароны-зити и благодаря Бога за свою молодость и отличный метаболизм.
Два дня спустя он ей позвонил, и после четырех месяцев знакомства они, к ужасу обоих семейств, сочетались браком в здании городского совета Нью-Йорка — без сомнения, самом неподходящем для этого месте на земле.
На моей матери была бейсболка, расшитая белыми блестками.
С того дня она сожалеет, что вышла замуж за отца, потому мой отец отказывается выяснять с ней отношения в кулачном бою. Она затевает драку, а он уходит в глухую оборону.
Не удовлетворенные собственным браком, мои родители желают лучшего для своей родни — для меня. И потому без конца пытаются познакомить меня с парнями, которые, по их мнению, «как раз в моем вкусе». По-видимому, мой тип — абсолютно необщительный человек. День благодарения представляется им чудесным временем для знакомств. Мой отец приводит в дом самого уродливого аналитика со своего этажа (иногда «голубого»), который всегда одет в брюки в полоску и носит имя Чип или Трип. Моя мать со своей стороны выискивает самого милого еврейского мальчика в нашем доме, который чаще всего изучает право в Колумбийском университете. Она сажает его рядом со мной на ужине в честь Дня благодарения и ничего не позволяет мне есть, а его заставляет есть все. Прошлогоднего парня звали Ларри, и он жевал, как животное.
В результате я никогда не останавливаю свой выбор на тех, кого навязывают мне родители. И делаю их обоих несчастными, наводя их на мысль, что я лесбиянка.
После моего захватывающего уик-энда на игре «Гарвард?Йель», который, кстати, закончился почти смертельным номером — выездом нашего фургона с Гарвард-Ярда, утром я приехала домой измученная и готовая к неделе детоксикации. Что неудивительно, поскольку у меня осталось всего две школьных подруги. Другие ухитрились переспать с моими бывшими бойфрендами, проходят курс лечения или учатся в колледжах, ни в какое сравнение не идущих с моим.
В дверях нашей квартиры меня встречает мать. Она в своей спортивной форме — направляется в тренажерный зал, — волосы убраны под кепку с вышитой красными блестками надписью «СПОРТ!», на ногах красные кеды, которые идеально сочетаются с ее красным спортивным костюмом с черными полосками.
— Хлоя! — радостно восклицает она, обнимая меня.
— Привет, мам! — отвечаю я, бесконечно радуясь тому, что оказалась дома, и надеясь, что она приготовила что-нибудь вкусненькое и готова предоставить мне свою кредитную карту.
— Дай-ка взглянуть на тебя, — говорит она, делая шаг назад.
Ее лицо слегка искажается.
— Что такое?
— Ты выглядишь по-другому, — с разочарованием произносит она.
— По-другому? О чем ты говоришь? Я одеваюсь как всегда.
— Понятно, — размышляет она. — Ты просто потолстела.
— Потолстела? — повторяю я.
— Да. Потолстела.
Моя мать, имеющая лишних пятнадцать фунтов, называет меня толстой. День благодарения не сулит ничего хорошего. Когда у нее подобное настроение, все будут вынуждены довольствоваться соевыми крекерами с низкокалорийным сыром и ломтиками огурца.
Очень заманчиво.
