воспримет папа.
— Чем, дорогая? — спрашивает он, уходя в прихожую, чтобы повесить пальто.
Мать не может утерпеть и встревает:
— Она пишет о сексе.
Слово «секс» она произносит как название страшной болезни.
Отец застывает. Потом медленно оборачивается:
— Что?
— Ну, я веду колонку о свиданиях и отношениях в «Йель дейли ньюс», — с надеждой говорю я.
— О политике? — спрашивает он, стараясь не замечать слона. Как обычно.
— Да. О политике, — отвечаю я.
— Это же замечательно! — отвечает папа в типичной для него манере. — В свое время я писал о политике для «Кримсона». Яблоко от яблони недалеко падает, — с усмешкой говорит он и направляется прямиком к бару.
Мама в ужасе.
— Она же твоя дочь.
Он сердито смотрит на нее. Мать хочет помешать ему осуществить его решение не видеть очевидного, чего никому никогда не следует делать с Диком Каррингтоном.
— Что ж, друзья мои, — прерываю я молчание, — все было очень здорово, но мне пора идти.
Я опрометью лечу в свою комнату, оставив родителей играть в гляделки, из которой мой отец обречен выйти победителем. Он подвижен не больше «Давида» Микеланджело.
Я поднимаю глаза к ослепительно сияющей люстре в «Билтмор-Рум» и делаю глубокий вдох. Я сохраню спокойствие. Я не брошусь Джошу на шею. Я ни под каким видом не поеду к нему домой.
Я не поеду к нему, если только он не будет невероятно мил со мной и не пообещает снова сводить меня в ресторан, пока я в городе.
— Чем могу служить?
Голос, принадлежащий одетой в черное длинноногой блондинке у стойки администрации, отрывает меня от моих мыслей.
— Да. М-м-м… я встречаюсь здесь с Джошуа Миллером.
— Конечно, — произносит она с покровительственной улыбкой. — Прошу сюда.
Она поворачивается и ведет меня к его столику, и я обращаю внимание, что ноги у нее до моих подмышек. Два моих суетливых шажка равны ее одному — феноменально длинному шагу. Я напускаю на себя важный вид и стараюсь, по возможности, не отставать.
Джоша я замечаю задолго до того, как мы добираемся до столика. На моем бывшем черный костюм, белая рубашка и золотисто-желтый галстук. Настоящий банкир.
Он кажется возмужавшим. И красивым. И пьет свой обычный «Джим Бим» со льдом.
Внезапно я вспоминаю долгие вечера с игрой в «Квотерс» и истерическим смехом. Он пил «Джим Бим», а я останавливала свой выбор на значительно более мягком «Миллер лайт». Я облизываюсь и снова чувствую его губы с привкусом виски.
Его темные волосы подстрижены коротко, чтобы скрыть неуклонно надвигающееся облысение. Джош поднимает мне навстречу свои голубые глаза. Я широко улыбаюсь и машу ему рукой.
Он улыбается в ответ.
Когда ноги наконец проводят меня сквозь лабиринт столиков, Джош встает, готовясь поздороваться со мной. Он бросает одобрительный взгляд на девицу, которая неторопливо уходит прочь, а затем переключает внимание на меня.
Я собираюсь вежливо сказать «Здравствуй», но он крепко обнимает меня и отрывает от земли.
— Хло! — восклицает он.
К моему удовольствию, ужин начинается необычайно трогательно. Посетители ресторана таращатся на нас.
— Поставь меня на место, — шепчу я, изображая смущение.
— Куда подевалось твое чувство юмора? — спрашивает он, выпуская меня из объятий.
Я откашливаюсь.
— Никуда. Должна заметить, что мы находимся в очень приличном месте и должны вести себя соответственно.
Его взгляд словно бы говорит: «Ты серьезно?»
— Да, я серьезно, — отвечаю я, прежде чем он открывает рот.
Джош смеется.
— Ты хорошо выглядишь, Хло, правда, хорошо.
— Жаль, не могу сказать того же о тебе, — быстро отвечаю я.
— «Ну, у тебя и мозги, Бретт», — цитирует он свой любимый фильм «Криминальное чтиво».
— Прошло два года, а ты так и не подобрал ничего поприличнее? — поддеваю я.
— Все-все, сдаюсь, подруга. Я не успеваю парировать твои удары.
— Возраст сказывается? — спрашиваю я с улыбкой.
— Есть немного.
Я откидываюсь на стуле, снова чувствуя себя непринужденно, и рассматриваю Джоша. Есть в нем что-то такое, что притягивает людей. Все идут за ним. И я тоже около года за ним ходила.
Подходит официант.
— Что будете пить, мэм?
— «Грей Гуз» с содовой, тремя оливками и лимоном.
Джош, шевеля одними губами, повторяет за мной. Но с другой стороны, он всегда высмеивал мой нетрадиционный вкус в отношении напитков.
— Сию минуту, — кивает официант. — Я сейчас принесу меню.
— Не спешите, — вступает Джош, — мы ждем еще одного человека.
Еще одного человека?
— Еще одного человека? — спрашиваю я Джоша, когда официант уходит.
— Да. Я хочу кое с кем тебя познакомить, — загадочно говорит он.
— Никаких забав втроем. Я знаю, как у тебя устроены мозги, так что ничего у тебя не выйдет, — смеюсь я, прикидывая, что это, наверное, друг с работы или кто-то в этом роде.
— Так сразу разбиваешь мои мечты?
— Да.
— Подожди, пока выпьешь «Грей Гуз». Я знаю, что с тобой бывает после трех порций.
— Заткнись.
Взгляд Джоша устремляется поверх моей головы. Его лицо расплывается в широченной улыбке, он встает, едва не опрокинув свой бокал, и энергично машет кому-то рукой.
Я оборачиваюсь посмотреть, что привело его в такое возбуждение. Видимо, появление его почетного гостя.
К нам направляется высокая, хорошо одетая женщина. На ней маленький черный костюм. Великолепно скроенный пиджак выгодно подчеркивает загорелую кожу, кружевной лифчик сексуально выглядывает из выреза, юбка плотно облегает ее (очень) полные бедра. От нее за милю несет «Дольче и Габбана» (и, возможно, силиконовыми сиськами). Ноги дополнены потрясающими сапожками до колен от Джимми Чу.
— Привет, милый! — восклицает она, обращаясь к Джошу, и демонстрирует два ряда необыкновенно белых зубов.
«Милый»?
— Извини, что опоздала. Я застряла на собрании. Мой шеф устроил разбор полетов.
Она откидывает назад темные кудрявые волосы, ее зеленые глаза оживленно сверкают, щеки раскраснелись от холода. Джош нежно целует ее.
Я же хочу дать ей нежного пинка. Что это за цаца, и почему мне кажется, что она вот-вот разрушит мою жизнь?
— Все нормально. Мы только начинаем.
