где достиг определенных высот Михаил Юрьевич Рощин. Разработка была долгой, и это был ложный ход – только тогда Алексей Романович не знал об этом.
К тому же он именно тогда наконец получил разрешение на свидания со своей подзащитной.
То, что дело нечисто, Шамин понял сразу после ее ареста. А потом, когда выяснил, что Рощина содержится в Бутырке в камере с уголовницами, укрепился в своем мнении. Поначалу он написал прошение о замене меры пресечения: просил заменить содержание под стражей на подписку о невыезде – получил отказ, мотивированный тем, что подозреваемая, располагая неограниченным материальным ресурсом, может исчезнуть. Тогда Алексей Романович просил выпустить подследственную под залог – новый отказ был мотивирован и вовсе глупо: отказать ввиду большой общественной опасности Рощиной Т.В. Доказывать, что она не является рецидивисткой или членом преступного сообщества? Странно. Когда же адвокат попросил о переводе его подзащитной в следственный изолятор Лефортово, ему обещали рассмотреть этот вопрос.
Шамин записался на прием к одному из заместителей генерального прокурора. Встреча состоялась, Алексей Романович попытался объяснить, что у него есть все основания считать, что Рощина является не убийцей, а, наоборот, пострадавшей и возможным объектом нового покушения.
На что замгенерального прокурора, улыбаясь, ответил:
– Ну, вот и чудненько! Значит, ей в камере будет спокойнее. Пусть отдохнет в безопасности до суда, а там уж суд разберется, кто на самом деле убийца, а кто жертва.
Когда Таню привели в комнату для свиданий, Шамин не узнал ее сначала: думал, ошиблись конвоиры: доставили другую женщину. Но Рощина сама обратилась к нему.
– Как там Светик? – спросила она кротко. У Алексея Романовича все внутри перевернулась.
Он ответил, что видел ее сына только однажды, выглядел Святослав замечательно, Людмила Юрьевна следит за ним, ну и все такое прочее.
Но пришел-то он не за этим.
– Таня, – попросил Шамин, – расскажите, как все было, чтобы мне проще было выстроить защиту.
Она помолчала, раздумывая, а потом, как будто выученное наизусть домашнее задание, стала излагать то, что Алексею Романовичу уже и так было известно из материалов дела: ее муж, Михаил Юрьевич, отправился в спальную, сама она осталась с ребенком в комнате на первом этаже, потом услышала выстрелы, испугалась, тут отворилась дверь, на пороге появился человек, который выстрелил в нее трижды и не попал…
– Высокий человек или чуть выше вас ростом? – задал вопрос Алексей Романович.
– Не помню, – прошептала она.
– Рост у человека был какой? – настаивал адвокат. – Метр девяносто с лишним или метр семьдесят?
– Не помню.
Шамин покачал головой, а потом произнес:
– Тот, невысокий, уже убит, а второго я поймаю, если вы назовете мне его имя или хотя бы опишите внешность.
– Нет, – ответила она.
– Почему вы не хотите назвать убийцу вашего мужа?
– Я не знаю его.
– Кстати, фамилия второго Суркис.
Он назвал фамилию и постарался заметить реакцию Татьяны.
Но она молчала.
Тогда адвокат спросил прямо:
– Вы были знакомы с ним прежде? Видели когда-нибудь?
– Я ничего не знаю, – тихо ответила Рощина.
Так они беседовали еще какое-то время, точнее, Шамин пытался разговаривать со своей подзащитной. Но Рощина или молчала, или повторяла то, что говорила на следствии. Ничего нового адвокату узнать не удалось. Перед тем как попрощаться, он сказал, что если не узнает от нее хотя бы кусочка правды, то ему трудно будет ее защищать, и вся страна будет считать ее убийцей собственного мужа.
– Пусть, – сказала она. – Они сами не смогли его уберечь.
Она произнесла вслух то, о чем Шамин думал постоянно: ведь была же у Михаила Юрьевича служба безопасности! Ему даже было хорошо известно, какая именно структура прикрывала холдинг Рощина на самом верху. Капитан Суркис был как раз оттуда. Только имел ли он отношение к охране депутата Госдумы Рощина?
И он спросил:
– Вы знакомы с Владленом Оскаровичем Суркисом?
– Нет, – ответила Татьяна, но так спокойно, что адвокат не усомнился в ее ответе.
– Слышали когда-нибудь о нем?
– Не помню. Скорее всего, никогда не слышала.
– Кроме Дениса Колосова, кто еще охранял Михаила Юрьевича?
Татьяна покачала головой, но Шамину нужен был конкретный ответ.
– Денис был единственным охранником?
– Теперь да.
– Рощину кто-то угрожал?
– Не знаю. Он не боялся никого.
– У него была с кем-то назначена встреча на тот вечер?
– Не знаю.
– У кого из его знакомых был черный джип «Гранд Чероки»?
Татьяна опять потрясла головой.
Алексей Романович и сам не заметил, что сменил интонацию, начал допрашивать ее, как следователь, но она ничего не знала или не хотела говорить. Повторяла, что пистолет увидела на полу, когда хотела выйти из комнаты, подняла и тут же вернулась к ребенку, чтобы защищать Светика, если потребуется. То, что муж убит, не знала точно, но видела убитого Дениса и поняла, что расправились и с Михаилом Юрьевичем.
Возвращаясь из Лефортово, Шамин несколько раз прокручивал запись на диктофоне и с каждым разом все более убеждался в том, что ей известно многое – если не все. Вполне вероятно, она понимала, что ей никто не верит: ни те, кто допрашивал, ни тот, кто должен защищать. Но продолжала повторять то, что требовали следователи.
В первую встречу с подзащитной Алексей Романович ничего нового не узнал, во вторую тоже. Оставалась надежда на собственное расследование, но обе нити ни к чему не привели. Обе версии – о причастности к убийству некоего капитана Суркиса и о том, что преступники прибыли на черном «Гранд Чероки», – зависли, не находя никакого подтверждения. Шамин понимал, что его цель – не поиск убийц, а опровержение доводов следствия и представление суду убедительных доказательств того, что Татьяна не могла убить мужа и его телохранителя.
Он еще нескольких человек подключил к установлению возможной причастности к убийству владельцев «Гранд Чероки» или лиц из их окружения, но все тщетно. Адрес единственного зарегистрированного в Москве Суркиса В.О. установить удалось быстро. Оставалась надежда отыскать кого-нибудь из близких капитана Суркиса – жену, может быть, но покойный капитан был одиноким, по крайней мере, жил один, и частный детектив, побывавший в его доме, сообщил, что соседи самого-то Суркиса плохо представляют, видели редко, не могли вспомнить, на какой машине он ездил, но то, что не на черном внедорожнике, знали наверняка.
Впрочем, оставался еще один ход, представлявшийся Шамину надежным для использования в суде: слить часть имеющейся у него информации с тем, чтобы причастные к убийству думали, будто он располагает определенными уликами против конкретных лиц. Тогда его как адвоката постараются отстранить от ведения дела, вряд ли попытаются купить – скорее всего, просто ликвидируют. Опасная игра, конечно, Алексей Романович прекрасно понимал это, но только так он рассчитывал встретить врага лицом к лицу.
