специально следили и ждали только удобного случая. Иван Васильевич и Клавдия Петровна шли к станции метро по тропинке через небольшой пустырь. К ним подошли четверо. Первым же ударом в лицо сбили с ног Ивана Васильевича, потом его просто прижали к земле, но так, чтобы он видел, как избивают его жену. Иван Васильевич кричал, звал на помощь, пытался вырваться, но сил не хватило. Ему объяснили, почему бьют его жену, и посоветовали молчать. Той же ночью он скончался в больнице от обширного инфаркта. Клавдии Петровне выбили зубы, сломали челюсть, лицевую кость, несколько ребер, она потеряла зрение на один глаз, но выжила. Умерла два года назад. Потом нашли убитым отца Вовы Юркова. Он был забит до смерти, скорее всего, ломом. Поскольку в его крови было обнаружено достаточно большое содержание алкоголя, следователь, которому поручили расследовать обстоятельства убийства, посчитал, что смерть наступила от последствий пьяной драки, и вскоре сдал дело в архив. Отец Вовы пострадал за три буквы «ЮРК» из моей записной книжки. Потом настала очередь двух любителей рыбной ловли. Как их вычислили, непонятно, скорее всего, они пытались еще кого-то отвадить от своего озера. Согласно официальной версии, оба отравились суррогатной водкой, хотя, если вы помните из моего рассказа, один был подшит, а второй не употреблял из идейных соображений. Обоих нашли на берегу озера возле погасшего костра. Рядом с трупами валялся вымытый котелок и две пустых бутылки, якобы выпитых ими. Экспертиза установила наличие капель жидкости со значительным превышением метанола. Меня больше удивило другое: отдельной кучкой лежала на берегу кожура от картошки и рыбьи потроха с чешуей, а следов ухи нигде не было. То есть отравили двух человек не паленой водкой, а просто что-то добавили в котелок, который болтался над костром. Потом тот, кто сделал это, дождавшись мучительной смерти рыболовов, вылил уху где-нибудь поблизости в озеро и, ополоснув котелок, вернул его на место.
Я провалялся в больнице почти три месяца, а когда вышел, то подавать апелляцию было уже поздно. Верховный суд оставил приговор в силе, и очень скоро Татьяну Владимировну отправили в Вологодскую область в колонию с романтическим названием «Серый лебедь». Условия содержания там самые жесткие: никаких свиданий, письмо – раз в месяц, да и то при хорошем поведении. В положенный срок я отправляю ей письмо, стараюсь поддержать – рассказываю сказки о ее будущем, она делает вид, будто верит. Иногда пишет и она, но каждое письмо на полстранички: это просто слова благодарности за поддержку. Кроме меня, ей присылает письма Святослав, который учится в Англии в закрытой школе для детей богачей. Но с каждым годом пишет все реже и реже, хотя по-прежнему называет Татьяну мамой. Больше у Рощиной никого нет: бабушка ее умерла через месяц после вынесения приговора. Мы с матерью хоронили ее. Акции предприятий Михаила Юрьевича унаследовал Святослав, но до своего совершеннолетия не может ими распоряжаться – весь пакет в управлении у Людмилы Юрьевны, которая так и не вышла замуж. Она живет на севере Франции, где приобрела поместье или замок – знаю об этом из прессы. Делами от ее имени занимается созданная ею управляющая компания, которой руководят опытные менеджеры, прибыль, судя по всему, огромна. Но это деньги Светика.
И вот еще что: в последнем письме Татьяна сообщила, что краем глаза на столе инспектора по режиму видела книгу Николая Торганова «Тихий ангел» и очень просила меня прислать ее, если получится. В следующей посылке отправлю.
– Может, я сам отвезу ей? – предложил Николай.
Шамин усмехнулся:
– Как вы это себе представляете?
– Не забывайте, что я – член Комиссии по помилованию при президенте России.
– Разрешение на свидание может дать только кто-нибудь из высокопоставленных чиновников Минюста, а те найдут кучу причин, чтобы отказать или просто затянуть с принятием решения. Вы будете ждать ровно столько времени, сколько вам потребуется, чтобы забыть о своей просьбе.
– Если я обращусь напрямую к заместителю министра Парфенову?
– А вы его достаточно хорошо знаете?
– Знаю, но не очень хорошо, а вот его жену Светлану…
Торганов понял, что проговорился ненароком, и замолчал.
– Для посещения колонии вам потребуется веская причина, – произнес Алексей Романович.
– Более веской, чем писательское любопытство, я не смогу придумать. И потом, я не буду говорить ему, что собираюсь повидаться с Рощиной.
– Парфенову писательское любопытство покажется забавным поводом. Молодому симпатичному писателю захотелось посетить с экскурсией колонию для самых страшных женщин страны!
Николаю показалось, что Шамин иронизирует, и потому сказал:
– Кроме того, заместителю министра известно, что мой отец – работник секретариата президента.
– Это действительно так? – не поверил адвокат.
Торганов кивнул.
– Тогда мы сможем поработать и в другом направлении, но только в таком случае мы рискуем уже не собой, а карьерой вашего отца. Мне кажется, что силы, нам противостоящие, гораздо могущественнее, чем наши собственные возможности и возможности всех наших родственников и друзей.
– Но вы же в одиночку пытались помочь Татьяне?
И тут Николая осенило. Ему вдруг стало ясно, почему Алексей Романович с такой страстью добивается справедливости.
– Только не обижайтесь, – произнес Торганов, – но я хочу задать один вопрос. Можете не отвечать, если он покажется вам бестактным. Простите, но вы влюблены в Рощину?
Шамин посмотрел внимательно в глаза Николая, словно раздумывая – отвечать честно или промолчать, а потом кивнул.
– Я люблю ее. Уже почти пятнадцать лет – с того самого мгновения, как увидел впервые. У матери был день рождения, пришли подруги, а бабушка Тани привела ее с собой. Я вошел в квартиру и услышал, как кто-то играет на пианино, причем здорово. Заглянул в комнату и увидел девушку, почти девочку. Вот с той поры и люблю. Мне казалось, что шансов никаких, потому что я старше ее на пятнадцать лет. А потом она вышла замуж за Рощина – моего ровесника, кстати.
Глава восьмая
Следующее заседание Комиссии по помилованию должно было состояться в сентябре. Впервые Торганов присутствовал бы на нем в качестве полноправного члена. Именно на этом заседании Николай решил поставить вопрос о помиловании Рощиной. Он планировал принести документы, свидетельствующие о ее невиновности, а главное, привести Шамина, который смог бы рассказать обо всем, произошедшем в ту летнюю ночь, подробно и убедительно. Правда, сам Алексей Романович считал, что никто ему выступить не даст.
Академику Локоткову решили пока ничего не докладывать. Как поведет себя Василий Ионович, неизвестно, но информация может просочиться, а потом начнется такое противодействие, что Николай проклянет тот день, когда дал согласие на участие в комиссии. Так сказал Шамин.
Все, что касалось этого дела, адвокат принимал близко к сердцу. Причина теперь Торганову известна. Хотя Николай понимал, что Алексей Романович несколько сгущает краски и порой случайные факты связывает в единую цепь. Ну, может, капитан Рудаков и был убит не случайно, хотя это не доказано. Рыболовы отравились – ну ведь была проведена экспертиза: наверняка она подтвердила наличие в желудках и крови погибших суррогатного алкоголя. Отца Володи Юркова забили ломом, но ведь он и прежде встревал во всякие пьяные драки. Если это заказное убийство, то почему бы не совершить его как-то иначе? Правда, как именно, Торганов не знал. Трудно было поверить, что по одной причине может произойти столько смертей. Очевидно, Шамин свалил все в кучу. И то, что на него самого напали – так это было разбойное нападение с целью завладеть деньгами адвоката, одного из тех, кого в народе и без того не любят. Конечно, Алексей Романович – хороший человек, замечательный даже, но Николай понимал, что в некоторых своих выводах он перегибает палку. После того, как Шамин признался в своей любви к Татьяне, Торганов, сочувствуя своей бывшей однокласснице всей душой, считая ее неспособной на убийство, решил, что виной тому, что дело не было пересмотрено, сам Алексей Романович: по всей видимости, он так носился с идеей заговора, что его начали считать сумасшедшим. Однако реальные факты у него на руках, и Торганов, признавая их убедительность, все же действовать решил иначе, а не так, как они договорились с Алексеем Романовичем.
Конечно, ко всем этим выводам Торганов пришел не сразу. Дня три он все тщательно анализировал, а
