Зазвонил телефон. Торганов опустил с кровати руку, нащупал на полу брюки, вытащил мобильник, посмотрел на номер, высветившийся на экране. Звонила Алиса.
– Слушаю, – ответил он.
Но Алиса молчала в ответ.
– Говори, – потребовал он приглушенным шепотом.
– Прости меня, если можешь, – услышал он. – А если не можешь, то не надо презирать. Я сама страдаю от своей глупости.
– Никто тебя не презирает.
Неожиданно Торганов понял, что Алиса, пожалуй, единственный человек, который может помочь Татьяне. Не она сама, конечно, но она сможет упросить отца. Человек он очень влиятельный, тем более что занимается юридическими вопросами. Шабанов наверняка не откажет дочери и поможет. Он ей ни в чем не отказывает: Николай знал это точно.
– Я тебя не презираю, – повторил он, – я даже кое о чем хочу тебя попросить, когда вернусь.
– Когда ты вернешься?
– Может быть, завтра.
– Я буду тебя ждать. У меня еще и сестра завтра прилетает.
– Какая еще сестра? – удивился Торганов, зная, что еще совсем недавно никакой сестры у Алисы не было.
Это он знал точно.
– Дочь отца от другого брака, – объяснила Алиса. – На шесть лет меня старше. Она с мужем за границей работает. Теперь их переводят в Венесуэлу. И они прилетают завтра утром.
– Пока, – шепнул Торганов.
Он опустил мобильник на пол. Знал, что Татьяна наверняка слышала весь разговор – то, что говорил он, и то, что говорила Алиса. Надо было бы объяснить, что звонила знакомая, а он хотел попросить ее о помощи, но промолчал.
Но Таня, вероятно, уже спала; она дышала едва слышно.
Глава седьмая
Бородавкин появился в отделении милиции в грязной спецовке. Он подошел к пыльной перегородке из плотного оргстекла, отделяющей дежурное помещение от всего остального мира, переполненного криминальными страстями. На него не обратили внимания.
– Эй! – позвал Бородавкин.
И постучал в перегородку пальцами, перемазанными машинным маслом.
– Чего тебе? – отозвался дежурный капитан.
– А где заявление подавать надо?
Капитан наклонился к вырезанному в перегородке окошку и ответил спокойно:
– Заявление надо в ЗАГСе подавать.
Бородавкин непонимающе посмотрел на него.
– Мне другое надо: у меня автобус угнали.
Капитан потянул носом воздух.
– Иди отсюда, пока я тебя на пятнадцать суток не упаковал.
– Не, начальник, – погрозил Бородавкин дежурному капитану грязным пальцем, – ты сначала заявление мое прими, а потом пакуй кого-нибудь другого. У меня микроавтобус – лично мой – со двора угнали, а меня еще за это паковать.
– Ты иди домой и проспись, а утром, глядишь, и отыщется твой микроавтобус.
Бородавкин резко вскинул руку, едва не угодил часами по собственному носу, после чего уставился в циферблат.
– Зачем спать: еще только восемь вечера, то есть без восьми минут семь, кажется. Нет, спать еще рано. Вы мне автобус мой найдите, а я тебя за это отблагодарю.
Последнее слово Бородавкин выговорил с превеликим трудом. И улыбнулся во весь рот, довольный от того, что справился.
– О, как!
– Ну, ты меня достал! – не выдержал дежурный. – И крикнул, вызывая кого-то: – Никифоров!
– Никифоров!! – еще громче поддержал его Бородавкин.
В коридоре отделения появился высокий сержант с резиновой дубинкой в руке. Сержант ткнул дубинкой Бородавкина в грудь, после чего спросил:
– Чего орешь?
– Так машину угнали.
– Ну, пойдем тогда: покажу комнатку, где ты свою тачку быстро найдешь.
– Хорошо, – согласился Бородавкин.
Сержант взял его за шиворот и, ступая огромными шагами, быстро втащил Андрюху в дежурную комнату, за которой находилась еще одна стена из грязного оргстекла. За стеклом уже расположились несколько человек и с интересом наблюдали за всем происходящим по ту сторону справедливости.
– И какая у тебя машина была? – поинтересовался сержант Никифоров.
– Белая, – ответил Бородавкин, едва успевая перебирать ногами, – медицинский «рафик».
– Вот сейчас мы тебя на этом «рафике» и отправим куда надо…
– Стой! – крикнул дежурный капитан Никифорову.
И тут же обратился к задержанному:
– Медицинский «рафик», говоришь? А фамилия у тебя какая?
– Моя фамилия – Бородавкин, – признался Андрюха, – а «рафик» я недавно на станции «Скорой помощи» приобрел.
– Ну, так неси его сюда, Никифоров, – обрадовался дежурный. – Ишь ты, что получается: мы по его адресу наряд отправили, а он сам к нам явился.
Бородавкина посадили на стул посреди комнаты и приказали не дышать. Капитан тем временем звонил начальству.
– Задержан… благодаря своевременно принятым по задержанию мерам… Сопротивления почти не оказывал… Кто отличился? Да мы все… но под моим руководством… На кого задержание оформлять? Можете на сержанта Никифорова, но под моим руководством.
– Ну, и че теперь? – спросил сержант, после того как дежурный повесил трубку.
– Благодарность тебе будет, Никифоров, перед строем, и пятьсот рублей премии.
Капитан снял фуражку и почесал вспотевший на дежурстве, затылок.
– Большие, блин, деньги! Какой-нибудь бомбила в Пулково даже не почешется за пятихатку, а тут жизнью рискуй…
– А с этим теперь что делать?
Сержант показал дубинкой на задержанного.
– А за этим сейчас приедут. Пока пусть он признание напишет, тогда, может, и тыщу дадут за раскрытие.
– Дык это я сейчас, – встрепенулся Никифоров и замахнулся дубинкой. – Колись, гад!
Андрюха прикрыл голову руками и попросил:
– Бумагу дайте и ручку.
– Давно бы так, – удовлетворенно произнес сержант и опустил руку с дубинкой.
Бородавкина вместе со стулом подвинули к столу, сунули лист бумаги и шариковую ручку. Андрюха начал быстро писать, а дежурный с сержантом разглядывали его.
– Час назад прислали ориентировку и фотороботы на двух бандитов, – вполголоса произнес капитан. – Приказали срочно сравнить с Бородавкиным. Вот написано: один – рост средний, приблизительно сто семьдесят два – сто семьдесят пять. У тебя сколько?
Последнее было сказано громко и обращено к Бородавкину.
– Сто восемьдесят два, – ответил Андрюха, не отрываясь от своего занятия.
– Не подходит, – вздохнул капитан.
– Так мы его потом перемеряем, – подсказал сержант.
