– Будем считать, что концерт по заявкам окончен. А теперь начинай говорить правду!
Андрюха пожал плечами:
– Так угнали машину-то. Если бы она застрахована была, то понятно, что я со страховой компании получить хочу, но я не успел ОСАГО оформить…
Следователь кивнул оставшемуся в кабинете коллеге. Тот подошел и встал перед сидящим на стуле Бородавкиным.
– Фамилия Торганов тебе говорит о чем-то? – спросил следователь.
– А что, это он мою тачку угнал?
– Знаешь этого человека? – спросил следователь.
– Этого, что ли? – переспросил Андрюха, показав пальцем на стоящего перед ним крепкого мужчину. – Так вы его сами, наверное, знаете.
И тут же получил удар сбоку, от которого полетел на пол вместе со стулом. Не успел подняться, как носком ботинка его ударили в левый бок.
– Где сейчас Торганов?
Бородавкин, тяжело дыша, встал на четвереньки, сплюнул на пол кровь с разбитых губ:
– Да пошел ты со своим Тургеневым! У меня, между прочим, первый юношеский по боксу. Сейчас встану и такую тебе Муму покажу!
Теперь ботинок угодил в челюсть. Следующий удар пришелся в плечо, а потом снова в голову. Его продолжали бить даже тогда, когда из дежурный части вернулся тот, кого посылали за Марией Мироненко.
– Тут такое дело, – шепнул он следователю, глядя, как лупят Бородавкина, – капитан Хохлов, ну тот, что сегодня дежурит, эту бабу хорошо знает. Она оказалась его бывшей женой, но отзывается он о ней весьма положительно. «Какая бы она ни была, – говорит, – но врать не будет». Он при мне позвонил и спросил у нее, когда она видела в последний раз Бородавкина и Серегина? Та ответила, что сегодня в половине одиннадцатого дала им из жалости бутылку водки, но они и так уже были пьяны.
– Только время потеряли! – вздохнул следователь.
Он достал из кармана мобильник и, перед тем как набрать номер, крикнул усердствующему коллеге:
– Да угомонись ты!
Бородавкин, распластанный, лежал на полу, не подавая признаков жизни. Тот, кто его избивал, наклонился, посмотрел в избитое Андрюхино лицо и ухмыльнулся:
– Нокаут тебе, мастер спорта.
Следователь тем временем уже дозвонился. Он помахал рукой, призывая коллег к тишине, и доложил:
– И здесь, товарищ полковник, судя по всему, нас опять на ложный след вывели. Этот Бородавкин вчера и сегодня находился в Петербурге. По крайней мере, четверо свидетелей подтверждают. Пьянствовал в гараже, а тем временем его «рафик» угнали прямо от его собственного дома. Да и не похож он на тех, на кого ориентировки составлены. К тому же Бородавкин – законченный алкаш, спившийся дебил, потомственный маргинал. Он явился в невменяемом состоянии в милицию с заявлением об угоне. Его заявление я с собой заберу.
Следователь закончил разговор по телефону. Кивнул коллегам:
– Всех срочно собирают в управлении.
Они спустились на первый этаж, отдали капитану Хохлову ключ от кабинета.
И тот, что избивал Бородавкина, сказал:
– Там этот дебил сейчас отдыхает. Бросьте его до утра в обезьянник. Пусть оклемается. Будет права качать, добавьте еще.
Сержант Никифоров сбегал на третий этаж и, когда вернулся, доложил дежурному:
– Надо мужика того в травму отправлять. Ему, кажись, нос и челюсть сломали. Лицо так распухло, что глаз не видно. Ни за что мужика побили. Откуда хоть эти орлы были?
– Из ФСБ.
Капитан Хохлов потер виски и добавил:
– Самое обидное, что Машка, моя жена бывшая, сказала, что этот Бородавкин – хороший парень, добрый очень и наивный. Обожает свою жену и дочку без памяти любит. Только зашибает иногда от того, что место в жизни найти не может.
– А кто может? – вздохнул сержант Никифоров. – Даже те, кто жизнью доволен, разве они спят спокойно? Кто бы ты ни был – упаси Боже к таким садистам в лапы попасть!
– Ладно, – кивнул Хохлов. – Бери дежурную машину и отвези парня в травмпункт. А потом, если будет время, домой его доставишь.
Глава восьмая
Торганов открыл глаза и не мог понять, где он находится, а когда увидел ситцевую занавеску, удивился ее простой красоте. Одежда его, брошенная вечером на пол, теперь, аккуратно сложенная, лежала на дощатом табурете. Тани рядом не было, но как она поднялась, не разбудив его, Николай понять не мог.
Ее не оказалось ни в доме, ни во дворе. Хозяйка тоже отсутствовала. Торганов умылся у оцинкованного рукомойника, поплескал себе на спину: вода была теплой, видимо, Татьяна перед уходом наполнила рукомойник подогретой водой. Он вернулся в дом и обнаружил на столе записку.
«Мы пошли за грибами. К полудню вернемся. Завтрак в печи».
Он не хотел есть и на месте сидеть тоже не мог, помчался бы в лес, если бы знал точно, где Таня. Возле бани лежали сваленные в кучу дрова. Дров было немного: часа хватило, чтобы расколоть их все на узкие поленья. Было только начало десятого, и он не знал, что делать. Выгнал со двора «Мазду» и отправился в тот самый городок, где уже был накануне. Прошелся по магазинам, покупая все, что казалось необходимым: два мешка картошки, мешок муки, крупы, макароны, колбасы, сыр, масло, чай, сахар, дрожжи, уксус, соль, спички, мыло. На него смотрели с удивлением, а когда Николай взял двадцатилитровую канистру керосина, и вовсе приняли за идиота. Нашел в городке пункт обмена валюты и обменял две с половиной тысячи долларов на рубли. Обменял бы больше, но в обменнике закончились рубли. Паспорт у него требовать не стали, иначе он не стал бы рисковать.
Когда вернулся, то увидел сидящих на крыльце хозяйку и Татьяну: они чистили грибы. Торганов выгрузил покупки и присоединился к ним. День пролетел незаметно, растаял, недолговечный, как все хорошее на свете. Снова они легли вместе, но теперь поговорили немного перед сном. Говорил, правда, в основном он, а Таня слушала молча, но ему казалось, что она улыбается в темноте. И ему тоже было хорошо и приятно, может, оттого, что весь дом пропах белыми грибами, сушившимися в печке. Николай говорил о мелочах, но более всего ему хотелось спросить, знает ли она, кто убил Рощина, а приходилось старательно избегать всякого упоминания о прошлом.
Уехали задолго до рассвета. На темном столе Николай оставил для хозяйки деньги, придавив пачку деревянной плошкой, доверху наполненной солью.
Дорога была пустынна, если не считать редких рефрижераторов, везущих в столицу из Мурманска мороженую треску. Возле постов ГИБДД тоже никого не было, и потому добрались быстро, а когда въезжали на Кольцевую, над Москвой показалось солнце.
Николай хотел сразу отправиться к Шабановым и попросить помощи у Пал Палыча, тем более что в этом случае не пришлось бы рисковать, передвигаясь по столице. Но свалиться как снег на голову, да еще с такой просьбой – вряд ли удобно, к тому же те, кто преследовал Торганова, наверняка могли просчитать подобный ход: куда же мог стремиться организатор побега, как не под крылышко к своему влиятельному будущему тестю. С Алисой отношения теперь оборваны, последний ее звонок ничего не значит. Сейчас она одна дома… А может, и не одна. Вполне вероятно, что рядом лежит известный хоккеист. Подумав об этом, Николай твердо решил не спешить сейчас к Шабановым, а договориться о встрече заранее.
И поехал к отцу.
Дверь открыла Маруся. Она была дома одна: Александр Михайлович уже отправился на работу, а сестры в школу. Жена отца, казалось, нисколько не удивилась, когда увидела на пороге Николая с высокой светловолосой девушкой.
