С палубы изнердийского корабля доносились звуки разговора. Причем один из разговаривающих почти кричал на своего собеседника, а другой лишь слабо оправдывался.
Я взглянул на Фреда, державшегося за борт шлюпки рядом со мной. Фред говорил, что научился языку инердийцев, нужда заставила. Он вел себя спокойно, настолько спокойно, насколько это вообще возможно в подобной ситуации.
Фер Груенуа поговорил со своими людьми перед самой нашей атакой. Разговор был негромкий, да и я не прислушивался, но понять, о чем он, было несложно. Да и о чем он мог быть, если не о предстоящем абордаже? Я, кстати, сам и попросил его об этом. Потому что Прошка полезет за мной в огонь и воду, а вот его люди вообще могли усомниться в необходимости захвата корабля. Приз будет очень велик, но и риск нисколько не меньше. Тут нужно иметь особый склад характера. Или выполнять свой долг.
Днем в разговоре смысла не было, в любой момент корабль мог сняться с якоря и уйти. Или остаться, но экипаж не покинул бы его, оставшись на борту в полном составе. Но все сложилось для нас удачно. Оба вельбота сделали на берег по два рейса, перевозя экипаж. Арифметика несложная, два рейса по двадцать человек, отнимем от той сотни, что должна составлять экипаж корабля, а Фред это подтвердил. Оставались человек двадцать на борту, что вполне нам по силам.
Борт корабля приближался все ближе и нервы, казалось, звенят как перетянутые струны.
Только бы никто не подошел к борту, любуясь открывающимся со стороны открытого моря пейзажем. Сейчас бы густой туман, или дождь с низким пасмурным небом. Нет, дождя не надо, трудно будет уберечь кремни замков от влаги.
Красивое здесь звездное небо, иногда даже дух захватывает. Звезды кажутся огромными, а само небо темно-синего цвета. Не бывает оно здесь черным, разве что только в ненастье. И света от них больше чем на Земле в полнолуние. В этом не повезло. Вся надежда на то, что оставшиеся на борту корабля люди тоже позволили себе немного расслабиться. Да и не должны они вести себя настороже.
Когда я предложил Фреду захватить этот корабль, тот поначалу даже изумился: изнердийский корабль!?.
Затем я наконец-то увидел лицо того Фреда фер Груенуа, каким наблюдал его при самой первой нашей встрече: бесшабашно-веселым.
Я, конечно, был рад этому факту, но больше обратил на его реакцию. А она ясно говорила, что Изнерд пользуется достаточной репутацией в этом мире, что даже сама мысль вызывала изумление. И это тоже работало в нашу пользу.
Вот он борт вражеского корабля. Сейчас главное не стукнуть по нему шлюпочным бортом. Не все так страшно, звук может быть и от принесённого ветром и течением ствола дерева, но лучше подстраховаться.
На палубе снова заговорили. Голос прозвучал где-то там, у противоположного борта, но Фред заметно напрягся:
— Шлюпки возвращаются с берега.
Вот же черт, но теперь уже поздно что-то менять.
Трендир легко, почти не касаясь планширя фальшборта вражеского корабля, взмыл на палубу. За ним последовала четверка людей, тех, что была с ним в шлюпке. Им отдали все, что имелось у нас из огнестрельного оружия, и у троих из них было по паре стволов.
Оружия, даже клинкового, на всех не хватало, его и не было много на 'Мелиссе', но кто сказал, что даже наспех выструганная дубинка в умелых руках представляет собой бесполезную деревяшку?
Вообще-то я тоже хотел идти в числе первых, но Фред, узнав об этом, молча покачал головой:
— Поверь, Артуа, не стоит этого делать. Никто из нас не усомнится в твоей храбрости. Но всем хочется вернуться в Империю героями, людьми, сумевшими сбежать из изнердийского плена, да еще и на захваченном корабле, а не свидетелями твоей …
Он не договорил, но и так все было понятно. И я только крякнул в ответ.
Так что на палубу я попал в числе последних. Не смотря на это, изнердийцев хватило и на мою долю — людей на коутнере оказалось больше, чем мы предполагали. Те несколько матросов, что находились на верхней палубе корабля, погибли мгновенно. Наверное, у фер Груенуа оказались не самые плохие бойцы, да и неожиданность нашего нападения сыграла свою роль.
А вот дальше начались проблемы.
Изнердийцы, десятка полтора — два матросов, что выскочили на звуки боя, не стали бросаться в атаку, нет. Они просто выстроились на корме двумя шеренгами. К чему лезть на рожон, когда с берега скоро подойдут вельботы с подмогой, и тогда проблему можно будет решить быстро и без лишних жертв. Их и так было их чуть ли не в два раза больше. Но имелся и светлый момент: ружей и пистолетов в руках у них почти не наблюдалось. Да и чего удивительного — корабль военный, и оружие хранится не под подушкой, а в специальном оружейном помещении.
Но пара стволов у них имелась точно. Прошка сделал шаг вперед, прикрывая меня своей спиной. А я прыгнул влево, припав на колено. Потому что единственный заряженный пистолет оставался у меня, и я скорее бы палец позволил себе отрезать, чем передал его перед атакой в чужие руки. Под колено приземлившейся на палубу ноги попало что-то твердое, и я не выдержав, заорал. Слова были как на подбор непечатными, но кричал я на родном языке, и потому они вполне сошли за боевой клич. Выстрелил я в человека, державшего в руках тромблон. Тромблон, как и мой пистолет, тоже был двуствольным и тоже с вертикальным расположением стволов. Вот только нижний его ствол весьма впечатляющего калибра заканчивался широким раструбом. Не круглым, как это обычно бывает, а каким-то плоским, что позволяло картечи рассеиваться именно в стороны. И выглядел он настолько впечатляюще, что часть наших людей подалась назад.
Наверное, стрелку стоило бы сразу им воспользоваться, но он повел им вдоль нашей шеренги, словно выбирая цель. В его я и выпустил оба заряда, хотя с такого расстояния и таким калибром вполне хватило бы и одного выстрела. Но слишком уж жутко смотрелся тромблон в его руках. Второго стрелка поразил выпадом балота Прошка, тоже в прыжке приземлившись на одно колено.
Наверное, Проухву повезло больше и под колено ему ничего не попало, потому что он только рявкнул. Потом произошло то, о чем можно было бы и догадаться, но как-то забылось в горячке боя.
Грохнул фальконет, один из тех двух, что ехали в нашей шлюпке багажом. Мы зарядили их перед атакой, зарядили большим, чем это обычно делается зарядом картечи, потому что рассчитывали применить фальконеты в упор.
Уж не знаю, как умудрились поднять их на борт два человека, что пострадали при крушении 'Мелиссы', но если бы не они…
Из фальконета выпалили, бросив его прямо на палубу, лишь немного приподняв тот конец ствола, что заканчивается жерлом. Воспользовавшись секундным замешательством экипажа, вперед прыгнули лучшие наши бойцы — Трендир с Бронсом, увлекая за собой остальных.
А дальше мы яростным ревом помогали оставшимся в живых изнердейцам, решившим искать спасения на берегу, прыгать за борт. С приближавшихся вельботов доносились крики, которые должны были подбодрить защитников корабля. Затем с них стал слышен гневный ор, после того как там увидели, что с борта прыгают люди и им стало понятно: это не мы.
Выстрел второго фальконета пришелся точно в перегруженный людьми вельбот, тот, что шел впереди. Затем в него же из тромблона выстрелил Трендир, тоже попав. Трендир — это воин, и в нашей атаке я успел оценить это в полной мере. Такой воин, что вполне стоит половины из остальных людей фер Груенуа. Второй вельбот застопорил ход в нерешительности. Хорошо было слышно, как оставшиеся на берегу пытаются их подбодрить, по воде звук вообще разносится замечательно.
Ну-ну. Это с берега легко кричать, упиваясь собственным мужеством. А когда на твоих глазах идущая впереди шлюпка получает столько картечи, что под ее тяжестью чуть ли не зачерпывает бортами воду… Когда почти половина из находившихся в вельботе людей мечтает только о том, чтобы скорее все это закончилось, и лекарь осмотрел рану, которая болит так невыносимо… Когда твой сосед повалился на тебя разнесенным в клочья картечью лицом…
Скрипел кабестан, выбирая остатки якорного каната. Уже распустился нижний фок, поймал ветер кливер и коутнер набирал ход, унося своих новых хозяев в открытое море.
