Кто стоял за спиной Сталина?

„Правда“ по вопросам текущей избирательной кампании. В настоящее время ему поручено организовать поездку за границу попавших в члены Государственной Думы выборщиков по рабочим куриям. Вопрос о поездке означенных депутатов от Петербургской губернии уже решен в положительном смысле. Костромских и владимирских депутатов по поручению „Кобы“ отправится приглашать депутат от Московской губернии Малиновский, депутатов Харьковской и Екатеринославской на этих днях по его же „Кобы“ поручению едет приглашать Петр Петрович (рабочий Василий Григорьевич Шумкин)»^{45} .

По всей видимости, 29 октября 1912 г. через Финляндию И. В. Джугашвили выехал в Краков. 31 октября вечерним поездом из Москвы туда же отправился Р. В. Малиновский. «Избранные члены Государственной Думы Бадаев от г. Петербурга, Малиновский от г. Москвы вместе с бывшим членом Думы Полетаевым, — доносил 7 ноября секретный сотрудник Петербургского охранного отделения Порозов (под этой кличкой скрывался Петр Игнатьевич Игнатьев. — А.О.), — около 1 сего ноября уехали в Париж в Центральный комитет РСДРП за получением надлежащих инструкций и личных переговоров с Лениным»^{46}.

Дорога от Петербурга до Стокгольма требовала два дня, не менее двух дней необходимо было, чтобы от Стокгольма через Берлин добраться до Кракова. Следовательно, в Кракове И. В. Джугашвили мог появиться не ранее 2/15 ноября.

Сюда были приглашены все депутаты от рабочей курии, но на этот призыв откликнулись только Р. В. Малиновский и М. К. Муранов. Кроме них на совещании присутствовали В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев, И. В. Джугашвили.

В «Биохронике» В. И. Ленина заседание членов ЦК РСДРП датируется следующим образом: «ноябрь, 12 или 13 (25 или 26)»^{47}. Однако не позднее 12 ноября Р. В. Малиновский уже вернулся в Москву, так как в этот день отсюда выехал в Петербург^{48}. Одним из вопросов, который обсуждался на этом заседании, был вопрос о внутрипартийном единстве; как явствует из заявления И. В. Джугашвили от 19 ноября, при обсуждении этого вопроса он голосовал за объединение всех фракций, кроме ликвидаторов^{49}.

Сохранилось письмо И. В. Джугашвили от 12 (25) ноября из Кракова в Петербург по адресу: Забалканский проспект, д. 75, изд. «Просвещение», Елене Васильевне Хорошавиной: «Здравствуй, друг! Кое-как добрался до места. Видел всех. Одна просьба к Вам: напишите немедля: 1. Был ли митинг у Путилова и прошел ли наказ? 2. Что вообще нового в Питере? Очень прошу (собственно, просим) Вас немедленно сообщить в сию же минуту по получении этого письма. P. S. Пишу по адресу, который я Вам оставил. Эту газету передайте Смоленскому и братии»^{50}.

14 ноября, когда открылась Государственная Дума^{51}, И. В. Джугашвили находился в Кракове. Об этом свидетельствует письмо, которое 23 ноября (6 декабря) было отправлено им из Кракова в Петербург на имя А. Е. Аксельрода (перлюстрировано и зарегистрировано в Департаменте полиции 27 ноября). В письме шла речь о думской фракции РСДРП и необходимости подготовки к 9 января^{52}.

К этому времени вопрос об отъезде И. В. Джугашвили, видимо, был уже предрешен, так как за два дня до этого, 21 ноября (4 декабря), В. Ленин рекомендовал В. И. Невскому писать И. В. Джугашвили в Петербург^{53}. В Петербурге последний мог быть не ранее 25- го.

В качестве члена ЦК РСДРП он дважды пересекал русско-австрийскую границу. Причем один раз по так называемому «полупаску». «Полупасками» «назывались проходные свидетельства, по которым ездили жители приграничной полосы и с русской, и с галицийской стороны»^{54} . Причем во время одного из этих переходов И. В. Джугашвили едва не оказался в руках полиции или же пограничной стражи. Провала ему удалось избежать только благодаря помощи, оказанной ему совершенно незнакомым австро-венгерским сапожником^{55}.

В Петербурге И. В. Джугашвили появился тогда, когда социал-демократическая фракция IV Государственной Думы готовилась к выступлению в ней со своей декларацией.

В Думу от рабочей курии было избрано 13 человек: шестеро большевиков (А. Е. Бадаев, М. К. Муранов, Р. В. Малиновский, Г. И. Петровский, Ф. Н. Самойлов, Н. Р. Шагов), шестеро меньшевиков (А. Ф. Бурьянов. И. Н. Маньков, М. И. Скобелев, В. И. Хаустов, Н. С. Чхеидзе, А. И. Чхенкели) и один беспартийный депутат — Е. И. Ягелло. Председателем фракции стал Н. С. Чхеидзе, его заместителем — Р. В. Малиновский^{56}, который к этому времени занял в партии большевиков особое положение^{57}.

Одним из депутатов, с которым И. В. Джугашвили контактировал особенно часто, был А. Е. Бадаев. «С т. Сталиным, — вспоминал он, — я встречался в редакции и других местах. Иногда эти встречи и совещания устраивались у меня на квартире, куда т. Сталин приходил, всячески скрываясь от шпиков»^{58}.

По свидетельству Г. И. Петровского, он познакомился с И. В. Джугашвили на заседании фракции^{59}, где, по всей видимости, обсуждался текст ее декларации и шли горячие споры с меньшевиками. Об этом же свидетельствуют и воспоминания А. Е. Бадаева^{60}. Кроме И. В. Джугашвили как представителя ЦК РСДРП в подготовке декларации участвовали меньшевики С. Ежов (Цедербаум), В. Левицкий (Цедербаум), Е. Маевский (Гутовский) и некоторые другие^{61}. Имеются сведения, что именно в это время И. В. Джугашвили на квартире С. Тодрии встречался с Н. Н. Жорданией и С. Джибладзе^{62}.

Разработка декларации еще не была завершена, когда Н. К. Крупская 1/14 декабря направила через А. Е. Аксельрода письмо в Россию. В нем она писала: «Васильева (т. е. И. В. Джугашвили. — А.О.) как можно скорее гоните вон, иначе не спасем, а он нужен и самое главное уже сделал». В этом же письме она подчеркивала необходимость встречи заграничной части ЦК РСДРП (Г. Е. Зиновьева и В. И. Ленина) с большевиками-депутатами Государственной Думы^{63}.

Необходимость этой встречи стала еще более очевидной, когда 7 декабря Р. В. Малиновский огласил в Думе декларацию социал-демократической фракции. Представляющая компромисс между большевиками и меньшевиками, подвергшаяся редактированию со стороны Департамента полиции, она в некоторых вопросах расходилась с Программой партии. В частности, вопреки Программе в декларацию под влиянием меньшевиков было включено положение о культурно-национальной автономии, создававшее иллюзию возможности решения национального вопроса в условиях существовавшего в России политического режима и ориентировавшее рабочих на национальное обособление^{64}. Это вызвало обеспокоенность со стороны В. И. Ленина, о чем свидетельствует письмо Н. К. Крупской, адресованное 7/20 декабря на имя И. В. Джугашвили и Р. В. Малиновского: «Сегодня, — писала она, — получили ваше известие о том, что большинство кооператива (т. е. социал-демократической фракции IV Государственной Думы. — А.О.) водворило опять национально-культурную автономию в угоду еврейским националистам». Критически оценивая этот факт, она сообщала о посылке статьи по национальному вопросу[55] и еще раз напоминала о необходимости приезда депутатов-большевиков («шестерки») за границу для обсуждения с ними при участии членов ЦК РСДРП дальнейшей деятельности в Думе^{65}.

О том, какое значение Г. Е. Зиновьев и В. И. Ленин придавали этой встрече, свидетельствует письмо Н. К. Крупской, отправленное из Кракова в Петербург тоже на адрес А. Е. Аксельрода 9/22 декабря: «Для К. Ст. Дорогой друг, наконец, сегодня получили от вас более или менее подробное письмо. Между прочим, не совсем ясно, кажется, вы собираетесь, вопреки условию, сами не приехать на P. X. вместе с 4 друзьями. Если это так, то мы самым категорическим образом против этого протестуем. Безусловно, абсолютно категорически настаиваем на вашем приезде. Много вопросов ставится ребром <…>, так что независимо даже от условий вашего здоровья ваше присутствие, безусловно, обязательно. И мы категорически требуем его. Вы не имеете права поступить иначе»^{66} .

На следующий день, 10/23 декабря, последовало новое письмо: «Васильеву. Дорогой друг. Дела В