призванных на военную службу оказался и И. В. Джугашвили{2}.
Если исходить из слов В. Швейцер, может сложиться впечатление, что отбор ссыльных для призыва в армию был делом И. И. Кибирова. Это не соответствует действительности.
3 ноября 1916 г. в газете «Енисейский край» появилось сообщение, в котором говорилось: «Как нам передают, местными военными властями отдано распоряжение о призыве на военную службу значительного числа политических административно-ссыльных, находящихся в пределах Енисейской губернии. По полученным нами сведениям, губернской администрацией были составлены списки всех подлежащих призыву политических ссыльных и представлены на рассмотрение Департамента полиции, которым часть ссыльных была исключена из этих списков ввиду особой неблагонадежности таковых лиц. Ссыльным, подлежащим призыву, уже разосланы повестки по месту жительства на сборный пункт»{3}.
Поскольку при составлении списка призывников во внимание принималась их благонадежность, можно не сомневаться в том, что губернская администрация прежде всего руководствовалась мнением местного губернского жандармского управления. Как же в этот список могла попасть фамилия И. В. Джугашвили, чей революционный стаж превышал 15 лет, на счету которого была целая серия побегов, который принадлежал к «пораженческой партии» и являлся одним из ее руководителей? Еще более странно выглядит его включение в список призывников, если учесть факт его возможного побега в 1916 г. и дефект левой руки, делавший невозможным пребывание на службе. Удивляет не только то, что фамилия И. В. Джугашвили была включена в список призывников, но и то, что она не вызвала возражений со стороны Департамента полиции.
К сожалению, до сих пор не удалось обнаружить никаких документальных данных, связанных с этим призывом на военную службу, в том числе и о получении И. В. Джугашвили призывной повестки. Единственное свидетельство на этот счет — воспоминания стражника М. А. Мерзлякова, по утверждению которого, получив повестку, И. В. Джугашвили попрощался и сразу же выехал в село Монастырское{4}. По другим данным (воспоминания Александра Михайловича Тарасеева), «…Иосиф Виссарионович уехал из Курейки вместе с надзирателем Мерзляковым. Повез их Салтыков Леонтий Степанович»{5}.
Имеющиеся мемуарные свидетельства по-разному называют и время, когда это произошло. По воспоминаниям жителя Курейки Ивана Степановича Салтыкова, И. В. Джугашвили призвали в армию «под осень»{6}. По другим данным, он покинул Курейку в Миколин день, т. е. 6 декабря{7}.
Если учесть, что распоряжение губернатора о призыве ссыльных на военную службу было дано 13 октября и что к 3 ноября ссыльным уже были разосланы повестки, то, вероятнее всего, И. В. Джугашвили покинул Курейку не позднее ноября 1916 г. И действительно, в нашем распоряжении имеется письмо группы ссыльных, которое было направлено из села Монастырского в Петроград в редакцию журнала «Современный мир» и датировано 20 ноября. Среди подписавших его фигурирует и фамилия И. В. Джугашвили{8}. Однако, покинув Курейку, И. В. Джугашвили, по всей вероятности, до отправки призывников побывал там еще раз[64].
12 декабря Я. М. Свердлов писал М. С. Ольминскому: «У нас взяли на войну около 20 административных. Сегодня лишь отправили. Среди других призывников и Сталин, который жил все время на глухом станке вдали от товарищей. Не знаю, занимался ли он литературной работой в ссылке»{9}. Сохранился рапорт И. И. Кибирова на имя енисейского губернатора от 20 декабря 1916 г., в котором сообщалось, что И. В. Джугашвили был «отправлен в партии в распоряжение красноярского уездного воинского начальника как подлежащий призыву на воинскую службу» 14 декабря{10}. Получается, что Я. М. Свердлов датировал отъезд И. В. Джугашвили из Монастырского 12, а И. И. Кибиров — 14 декабря. Причина этого расхождения, по всей видимости, заключается в том, что призывники были отправлены не одной, а двумя партиями.
«Угнали 12 и 14 декабря на военную службу из нашей среды 9 политических ссыльных: Джугашвили, Филинова, Иванова, Вильсона, Ярового и других», — писал Петухову Боград {11}.
Об этом же свидетельствует и корреспонденция, опубликованная 17 января 1917 г. на страницах газеты «Енисейский край»: «Призыв в войска политических административно-ссыльных коснулся и нашего края. По готовым спискам Департамента полиции призвали 20 человек. Призваны следующие лица: Н. Топоногов, И. Джугашвили, Б. Иванов, Филинов, Ж. Вильсон, Панюшкин, Яровой, Н. Орлов и Крузе. Остальные 10 человек почти все с уголовным прошлым. Со сборного пункта села Монастырского 12 декабря была отправлена первая партия в 10 человек, 14-го отправили вторую партию в 6 человек, последних же 4 захватили по пути со станков, расположенных выше с. Монастырского»{12} .
И. В. Джугашвили, по всей видимости, был отправлен в Красноярск со второй партией, 14 декабря 1916 г.{13} В. Л. Швейцер утверждала, что И. В. Джугашвили покинул село Монастырское один в сопровождении специального стражника {14}. По свидетельству Б. И. Иванова, И. В. Джугашвили добирался до Красноярска с партией ссыльных, в которую входил и он{15}. «На первой подводе, — вспоминал Б. И. Иванов, — ехал стражник Кравченко, а за первой подводой с урядником стояли нарты, в которых ехал Джугашвили»{16}. «Ехали мы все время по льду Енисея, другой дороги не было»{17}.
В нашем распоряжении пока нет документальных данных о времени прибытия призывников в Красноярск. Что же касается воспоминаний, то они дают очень противоречивую информацию. Так, В. Л. Швейцер утверждала, что ссыльные прибыли в Красноярск перед Новым годом{18}. Вещь практически нереальная. Б. И. Иванов называл несколько разных дат{19}. Самое близкое по времени к данному событию свидетельство на этот счет — сообщение, появившееся в газете «Енисейский край» 8 февраля 1917 г.: «На днях прибыла первая партия административно-ссыльных Туруханского края, призванных для отбывания воинской повинности»{20}. Поскольку в газету данная информация поступила не позднее 7 февраля, то слова «на днях» могли означать, что первая партия ссыльных прибыла в Красноярск не позднее 4 февраля.
О том, как развивались события дальше, мы имеем несколько несовпадающих между собой свидетельств Б. И. Иванова. 29 декабря 1940 г. в беседе с С. М. Познер он заявил: «Когда мы приехали в Красноярск, мы попросили наших стражников отпустить нас, дав им честное слово, что мы вернемся. Они поверили нам и отпустили нас, и вот, кто где смог, там и остановился. Я остановился на квартире Шлихтера. Где остановился тов. Сталин, я не знаю. Дня четыре-пять мы были без надзора, а потом стражники сдали нас военному начальству»{21}. Из этого явствует, что ссыльные были переданы в распоряжение начальника губернского военного присутствия около 8–9 февраля.
Позднее Б. И. Иванов описывал этот эпизод из своей биографии несколько иначе. «Перед тем как отправиться к воинскому начальнику, — отмечал он, — Джугашвили обратился к стражнику Кравченко с просьбой разрешить остаться в Красноярске на несколько дней ему и мне. Я был удивлен, когда Кравченко мне и ему, Джугашвили, разрешил остаться в Красноярске на неделю, отложив явку к воинскому начальнику», когда «стражник разрешил этот отпуск, я неделю жил в квартире большевика Шлихтера, а он, Джугашвили, прожил в Красноярске три недели у раб[очего] <…> Самойлова»{22}.
Таким образом, если первоначально Б. И. Иванов утверждал, что по прибытии в Красноярск были расконвоированы все новобранцы, то затем стал заявлять, что подобная мера была применена только к нему и И. В. Джугашвили, причем по просьбе последнего. Если первоначально он утверждал, что не знал, где остановился И. В. Джугашвили, то позднее стал называть его адрес. Если первоначально он утверждал, что они находились без конвоя около четырех-пяти дней, то теперь увеличил этот срок для себя до недели, а для И. В. Джугашвили до трех недель.
По свидетельству В. Л. Швейцер, прибыв в Красноярск, И. В. Джугашвили сразу же телеграммой вызвал ее к себе, и она приехала в Красноярск, застав его на квартире Самойлова{23}. 3 февраля 1941 г. начальник архивного отдела УНКВД
