губернскому дворянскому собранию с запиской, в которой ставил вопрос о необходимости дворянству отказаться от узкосословной политики и подводил собрание к идее «чуть не об учреждении Земского собора». По мнению жандармского полковника Иванова, «вышеупомянутая записка [была] составлена не графом, а другими лицами», «по агентурным указаниям, присяжным поверенным Самуилом Еремеевичем Кальмановичем и кандидатом прав из крестьян Смоленской губернии Николаем Ивановым Ракитниковым»[97]{62}. По данным Департамента полиции, относящимся к началу 1906 г., А. Д. Нессельроде являлся одним из кредиторов партии эсеров{63}. Позднее он демонстративно отказался от придворного звания, а затем и от российского подданства{64}.
В близких отношениях с известным адвокатом, лидером фракции трудовиков эсером А. Ф. Керенским находился граф А. А. Орлов-Давыдов, бывший потомком одного из фаворитов Екатерины II, приходившийся двоюродным братом лидеру партии кадетов Павлу Дмитриевичу Долгорукову. В ближайшее окружение графа А. А. Орлова-Давыдова входили князь Д. И. Бебутов, П. М. Макаров, B. А. Маклаков, М. С. Маргулиес, с ним были связаны А. И. Браудо, барон Г. X. Майдель. Все эти лица принадлежали или же подозревались в принадлежности к масонам{65}.
Связи с революционным подпольем имела баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гилленбанд, дочь генерала от артиллерии Ивана Сергеевича Лутковского и Марии Алексеевны Штериг. В первом браке Варвара Ивановна находилась за камергером, действительным статским советником Николаем Дмитриевичем Глинкой (1838–1884), бывшим генеральным консулом России во Франкфурте-на-Майне, внучатым племянником декабриста Карла Кюхельбекера, во втором браке (с 1874 г.) — за бароном Карлом Петровичем Икскуль фон Гилленбандом (умер 23 ноября 1894 г.){66}. Квартира баронессы В. И. Икскуль в 1905 г. использовалась для заседаний подпольной организации «Офицерский союз»{67}.
Как явствует из воспоминаний, после появления Манифеста 17 октября 1905 г. деятельность бакинской типографии РСДРП «Нина» была остановлена, а ее оборудование и технический персонал перемещены в Москву и Петербург. По воспоминаниям, в Москве типография была открыта на Лесной улице в доме Юрасовых под видом фруктового магазина, а в Петербурге размещена в Казачьем переулке, в доме № 5, принадлежавшем графу Мусину-Пушкину. Здесь печатались легальные большевистские газеты «Эхо», «Волна», «Девятый вал»{68}. Однако в воспоминания вкралась неточность. В Петербурге было два Казачьих переулка: Большой и Малый. Один из домов, расположенных по Большому Казачьему переулку, действительно принадлежал графу Алексею Алексеевичу Мусину- Пушкину, правда, не дом № 5, а дом № 15{69}.
Вся либеральная Москва знала салон графини Варвары Николаевны Бобринской. Здесь собиралась земская и городская оппозиция. Здесь родился Союз союзов. Здесь находили «крышу» даже социал- демократы{70}. Варвара Николаевна происходила из известного дворянского рода Львовых. Ее брат Александр находился в браке со светлейшей княжной Салтыковой, сестра которой была замужем за князем Алексеем Дмитриевичем Оболенским, бывшим товарищем министра, а затем обер-прокурором Святейшего Синода. Другой брат В. Н. Бобринской, Николай, снабжавший деньгами «Союз освобождения», а затем вошедший в Партию мирного обновления, дважды как представитель оппозиции получал предложение занять министерское кресло. Третий, Владимир, стал членом Государственной Думы и первым революционным обер-прокурором Святейшего Синода в 1917 г.{71}.
Среди лиц, близких к революционному подполью, следует назвать князя Владимира Владимировича Барятинского, женатого на известной в свое время артистке Л. Яворской (урожденной Гюббенет). На их квартире в 1905 г. тоже собирался Офицерский союз{72}. Супруги Барятинские были причастны и к деятельности второго Петербургского Совета рабочих депутатов, который после 3 декабря 1905 г. возглавлял немецкий социал-демократ А. Л. Гельфанд, известный под фамилией Парвус. «Собрания Исполнительного комитета, — вспоминал член этого совета В. Аксенов, — происходили в фешенебельных квартирах — помню заседание в квартире Л. Яворской или кн. Барятинской»{73}. Между тем отец В. В. Барятинского был близок к Николаю II и вплоть до своей смерти входил в придворный штат императрицы Марии Федоровны{74}.
Как мы знаем, в Горийском уезде находилось боржомское имение великого князя Михаила Николаевича, поэтому даже после его ухода с поста наместника на Кавказе с ним согласовывалось назначение не только боржомского участкового пристава, но и горийского уездного начальника. Появление на этом посту уже упоминавшегося выше Д. И. Бакрадзе свидетельствует, что в Конторе великого князя в данном вопросе по меньшей мере была проявлена близорукость. А когда Особое совещание при МВД приговорило Д. И. Бакрадзе к трем годам ссылки в Тобольскую губернию, в адрес Тифлисского ГЖУ ушел запрос, подписанный помощником заведующего охранной агентурой, подведомственной дворцовому коменданту, в котором говорилось: «Судимостью коллежского асессора Бакрадзе интересовался состоящий при е. в. императрице Марии Федоровне гофмейстер высочайшего двора князь Шервашидзе ввиду нахождения родственника Бакрадзе на службе у его сиятельства»{75} .
Если бы запрос был вызван беспокойством относительно благонадежности одного из лиц, находящихся на службе у князя Г. Д. Шервашидзе, то помощнику заведующего охранной агентурой управления дворцового коменданта достаточно было просто запросить необходимые сведения о Д. И. Бакрадзе в Департаменте полиции, причем без всяких ссылок на князя Г. Д. Шервашидзе. Запрос же был сформулирован таким образом, чтобы оказать давление на Тифлисское ГЖУ.
14 ноября 1906 г., после смерти дворцового коменданта Д. Ф. Трепова, генеральша А. В. Богданович записала в дневнике: «М-ме Клейгельс говорила, что в бумагах покойного Трепова нашли документы, из которых ясно, что он затевал переворот, что он собирался уничтожить всю царскую семью с царем во главе и на престол посадить великого князя Дмитрия Павловича, а регентшей великую княгиню Елизавету Федоровну»{76}.
По всей видимости, этот слух был связан с арестом 26 марта 1905 г. члена Боевой организации партии эсеров Татьяны Александровны Леонтьевой, которая была дочерью вице-губернатора Якутской области, статского советника Александра Николаевича Леонтьева{77} и находилась в родстве с Д. Ф. Треповым{78}. Именно в 1905 г. Департаментом полиции были получены сведения, будто бы после ареста Т. А. Леонтьевой пытались покончить с собой двоюродная сестра Д. Ф. Трепова и ее замужняя сестра княгиня Тенишева[98]{79}. А поскольку у Д. Ф. Трепова не было двоюродных братьев и сестер, в данном случае речь могла идти только о его племянницах — Софье Александровне Треповой, которая в первом браке находилась замужем за князем Вячеславом Вячеславовичем Тенишевым, и Елене Александровне, бывшей замужем за Леонидом Сергеевичем Лесли{80}.
Еще больший интерес для характеристики связей революционного подполья в правящих верхах представляет свидетельство одного из руководителей Боевой технической группы при ЦК РСДРП Н. Е. Буренина, который писал: «До 1906 г. мы пользовались самым широким содействием питерской интеллигенции, <…> крупной буржуазии и аристократии. Мы хранили нашу литературу даже в квартирах видных царских сановников, прокуроров, гвардейских офицеров, вплоть до великих князей»{81}.
Святая святых
Казалось бы, самыми недоступными для революционного подполья должны были быть органы политического сыска. Однако и они не были отгорожены от революционного подполья «китайской стеной».
Прежде всего это было связано с тем, что отдельные представители этих органов и революционных
