— полет идей: мысли бегут, сменяя друг друга, так что больной не может сконцентрироваться на чем-то одном (так сказать, «эскадрон моих мыслей шальных»),
— рассеянность,
— способность работать долгие часы, не ощущая усталости,
— удовлетворение своих потребностей без оценки возможных последствий (например, трата сумм во много раз больших, чем больной может себе позволить, вождение машины на огромной скорости, неразборчивость в половых связях и т. д.).
При этом больной испытывает эйфорию либо, наоборот, постоянное раздражение.
Признаки гипомании те же, но выражены они слабее и продолжаются меньше (до четырех дней, в отличие от полной мании, которая без лечения может продолжаться неделю, две или даже дольше.) Иной раз окружающие даже не замечают, что больной находится в состоянии гипомании. Кстати, многие пациенты считают это состояние наилучшим. Они стараются принимать медикаменты в дозах меньших, чем предписано психиатром, дабы удержать себя в гипомании. К сожалению, дело обычно кончается срывом в полную манию.
А теперь попробуем соотнести изложенное выше с известными нам фактами биографии Высоцкого и подумаем, допустимо ли предположение о наличии у него маниакально-депрессивного состояния.
Как сказано выше, впервые Высоцкий на лечении от алкоголизма оказался в мае 1964 года. Было ему тогда 26 лет. Будем откровенны — в этом возрасте выпивают (и, иной раз, весьма прилично) процентов девяносто российских мужчин, и при этом никаких неприятностей со здоровьем не имеют. Высоцкий же так рано стал алкоголиком. Почему? Ведь ни мать, ни отец, ни довольно многочисленные родственники по мужской линии (о родственниках матери известно меньше) этим недугом не страдали, так что на отягощенную наследственность сослаться нельзя. С другой стороны, известно, что BPAD обычно начинается в 20–25 лет. Разумеется, это не дает оснований решительно заявить, что Высоцкий пытался смягчать алкоголем маниакальные состояния, но как рабочую гипотезу принять такое предположение допустимо.
Досаднее всего, что эта мысль долго не посещала психиатров, лечивших Высоцкого. По воспоминаниям врача-психиатра М.Буянова, общавшегося с Высоцким, когда тот во второй раз попал на лечение от алкоголизма (ноябрь 1965 г.), заведующая отделением сказала: «Высоцкий — отпетый пьяница, такие способны на все», а лечащий врач добавила: «Вначале ему ставили «психопатию, осложненную бытовым пьянством», но вскоре сменили диагноз на «хронический алкоголизм».
Диагноза «психопатии» в современной психиатрии не существует. В Советском Союзе этот диагноз, так же как и «вегетососудистая дистония» в терапии, служил своего рода «мусорной корзиной», куда автоматически «сбрасывались» все заболевания, в которых врачи не сумели разобраться.
Заметим, однако, что какие-то подозрения о наличии у Высоцкого психопатологии у врачей все-таки были. Лечили же Высоцкого в психиатрических больницах только от алкоголизма. На какое-то время это давало результат, но основная болезнь развивалась по своим законам.
Неизвестно, к какому именно году, но, во всяком случае, к началу их совместной жизни с Высоцким (конец 1960-х — начало 1970-х гг.) относятся такие строки, написанные Мариной Влади в книге «Владимир, или Прерванный полет»: «…Твое состояние начинает наконец беспокоить собутыльников. Сначала им так приятно быть с тобой, слушать, как ты поешь… Но всегда наступает время, когда, наконец уставшие, протрезвевшие, они видят, что вся эта свистопляска оборачивается кошмаром. Ты становишься неуправляем, твоя удесятеренная водкой сила пугает их, ты уже не кричишь, а воешь».
Здесь спутана причина со следствием: огромные дозы алкоголя выпивались Высоцким не для поддержания энергии, а для ее подавления, — но основная идея верна. Находиться рядом с больным в состоянии мании трудно, тем более трудно принимать участие в кутежах — силы неравные.
Бывал ли Высоцкий в состоянии депрессии? Опять-таки, точных данных у меня нет, могу лишь предположить, что ответ на этот вопрос будет положительным.
В самом конце 1969 или же в начале 1970 г. (установить точнее не представляется возможным) Высоцкий, находясь в Одессе, приехал на теплоход «Грузия», которым командовал его друг А.Гарагуля. Каким было это время в жизни Высоцкого? Ответим так: нелегким, но и не самым худшим. Последствия зубодробительных статей в советской прессе (всем памятна «О чем поет Высоцкий?», но были и другие) еще чувствовались, но все-таки, мало-помалу Высоцкого стали приглашать на выступления, что было не только приятно для самолюбия, но и весьма ощутимо помогало в финансовом плане. В театре Высоцкий получил еще одну главную роль — летчика Янг Суна в «Добром человеке из Сезуана», — роль, о которой он долго мечтал. За 1969 год было написано более пятидесяти (!) поэтических произведений, в числе которых «Человек за бортом», «Ноль семь», «Сыновья уходят в бой» и другие. Отношения с Мариной Влади, возможно, не всегда были гладкими, но дело шло к свадьбе (бракосочетание состоялось 1 декабря 1970 г.). Так что, в целом, все хорошо?
Плохо! Записка к капитану Гарагуле, которого не оказалось ту ночь на борту, заканчивается словами: «Толя! Мне очень плохо! Толя! Худо мне! Наверное, надо кончать! Кончать все!»
Не свидетельствует ли этот текст, что записка написана в состоянии тяжелейшей депрессии, когда автор ее всерьез подумывал о самоубийстве?
Но вот, наконец, кто-то по-настоящему задумался о состоянии Высоцкого и назначил, как я понимаю, абсолютно правильное лечение. Читаем в дневниках актера В. Золотухина: «19.02.71 г. Володя во Владивостоке, улетел к китобоям. Сказал Митте (А. Митта — кинорежиссер. —
В. Золотухин допустил неточность медицинского характера: депрессантов в медицине нет, — есть антидепрессанты, — хотя, конечно, существуют препараты с депрессивным эффектом. В данном же случае речь, очевидно, идет о препарате из группы стабилизаторов настроения. Эти препараты используются при лечении BPAD.
Даже сегодня выбор у психиатров относительно невелик, а тогда, в 1971 году, в распоряжении у них был только литий. Литий и теперь используется чаще других медикаментов этой группы, хотя у него немало побочных эффектов (возможно, были они и у Высоцкого).
В остальном же объяснение Высоцкого, приводимое Золотухиным, как будто списано из медицинского учебника. Для человека, побывавшего в мании, все, что ниже гипомании, — уже депрессия. Для творческой личности — особенно. Потому-то и не мог репетировать Высоцкий — не хватало творческого экстаза. А без лечения гипомания быстро возвращалась.
Но почему Высоцкому надо было отправиться так далеко, — во Владивосток? Почему бы не съездить, скажем, в подмосковные Подлипки или хотя бы в Ленинград? Не все ли равно, куда ехать?
Не все равно! Если предположение о наличии у Высоцкого BPAD верно, то его поведение полностью укладывается в диагностические рамки. Вспомните признаки мании, приводимые в начале статьи. Одним из них является ощущение грандиозности замыслов. Поездка за десятки тысяч километров вовсе не то же самое, что поездка в соседний город. Тут все дело в размахе. (Не случайно многие маниакальные больные, лишенные возможности ехать в дальние путешествия, звонят родным и знакомым, живущим за тысячи миль от них. Счета за телефонные разговоры бывают просто астрономическими, знаю это из собственного врачебного опыта).
Рамки статьи не позволяют привести все описанные в литературе, посвященной Высоцкому, случаи его внезапных отъездов. Подчеркну лишь, что такие описания есть, так что случай, рассказанный Золотухиным, отнюдь не единственный.
Совершенно классическое описание начала мании у Высоцкого приводится в книге актрисы А.Демидовой. В ее дневниках мы находим такие строки: «5 сентября. Высоцкий нервен. Ощущение, что все время куда-то опаздывает. Везде ведет себя, как хозяин. Говорить с ним сейчас о чем- нибудь бесполезно — не слышит. Его несет. 12 сентября. Злой Высоцкий. Общение с ним в таком состоянии невозможно… 13 сентября. Высоцкий не может усидеть на месте больше пяти минут — чувствую, что сорвется. 14 сентября. Высоцкий запил».
Произошло это на гастролях Театра на Таганке в Вильнюсе в 1974 году. В.Смехов рассказывал мне, что состояние Высоцкого было ужасным, его ни на минуту нельзя было оставить одного. При нем неотлучно
