наркозависимого человека как своеобразную «эмоциональную тупость». Мне стало ясно, что разучился человек, если, конечно, умел, замечать радостные события, ощущения, акцентировать на них свое внимание.
И еще во время работы с вопросниками и из этих совместных бесед я понял, что основной причиной неэффективности лечения наркоманов является то, что больной после снятия физической зависимости оставлен без внимания, предоставлен самому себе. Для получения устойчивой ремиссии нужно постоянная работа с пациентом, нужна эмоциональная и интеллектуальная поддержка, создание и сохранение постоянного контакта, нужно помочь больному:
понять свои личные потенциальные возможности на период реабилитации, повысить самооценку;
неустойчивую мотивацию, превратить в устойчивую;
откорректировать эмоциональное состояние;
получить навыки саморегуляции и самоконтроля;
научиться, самостоятельно подавлять возникающее влечение к наркотику, научиться управлять своими мыслями;
научиться мышечной релаксации;
заново учиться получать простые земные радости.
Безусловно, легче помочь образованному человеку, подготовленному интеллектуально. А если у больного, в лучшем случае, в багаже 10 классов, годы наркотической зависимости, несколько стационарных лечений в клинике, нежелание читать и развивать свою личность? Если кроме слепой веры в воздействие химических препаратов на мозг и психику уже или еще никакой веры нет?
А если это подросток, который в жизни и не слышал таких слов, как мотивация, эмоциональное состояние, саморегуляция, самоконтроль, релаксация? Мне представляется, что лечение подростковой наркомании – полностью забота общества, подросток не в состоянии сам выбраться из этого плена.
Как правило, сегодняшний пациент нарколога – это личность неорганизованная, в чем-то дремучая, да еще и с разрушенной психикой в результате длительных экспериментов с психотропными препаратами.
Наверное, в этом и заключается сложность лечения сегодняшнего наркомана. И тут нужен комплексный подход, включающий детоксикацию, переход в стационар, переход в дневной стационар, переход на амбулаторную психологическую реабилитацию. Это для тех, кто надежно «влип». Для этого недостаточно наркодиспансера по образу и подобию советского времени. Нужны серьезные государственные областные наркологические центры в каждой области. Нужны государственные стандарты лечения наркомании.
Поэтому, думая на это тему, я все больше убеждаюсь, что только действенная профилактика может спасти нас, наших детей и внуков от этой непобедимой пока заразы, название которой наркомания. Профилактика – это не то, что мы понимаем под этим затасканным, замусоленным словом. Настоящей профилактикой должна стать умная, хорошо продуманная и организованная система мер и действий всех институтов государства и общества, направленная на предотвращение распространения и пресечение заражения наркоманией детей, подростков и молодежи. Нужно понимать, что наркомания заразная болезнь и наша молодежь находится на стадии эпидемии, если не пандемии.
Такая программа должна и может быть разработана силами нашего общества и специалистами разных ведомств нашего государства, с привлечением лучших интеллектуальных сил элиты. Не той, зажравшейся элиты, которую показывают каждый день по телевизору, как она «тусуется» в клубах, на показах моды и презентациях, а людей думающих, и думающих о своем народе, а не о своем материальном благополучии и успешной политической карьере. Я верю, что такие думающие и неравнодушные люди есть в нашем обществе.
Внимание, родители!
Настоящей профилактикой должна стать умная, хорошо продуманная и организованная система мер и действий всех институтов государства и общества, направленная на предотвращение распространения и пресечение заражения наркоманией детей, подростков и молодежи.
И еще, наверное, чуть ли не самое главное – нужно обеспечить первоочередное, внеочередное и более чем достаточное финансирование разработки и функционирования этих программ, обеспечивающее ее безусловный успех уже в первый год действия. Наркомания– это серьезная угроза и серьезный вызов обществу и государству и на них нужно реагировать соответственно.
Мы с доктором договорились, что каждый раз перед приемом препарата мы с Ростиславом будем заполнять этот последний вопросник для того, чтобы наблюдать процесс в динамике, а итоги будем подводить вместе с доктором.
Но случилось так, что Ростислав несколько дней подряд все оттягивал прием препарата на следующий день, и в результате после второго приема прошло уже 15 дней. Таким образом, он почти дотянул до предельного срока – 20 дней, при том в мышечном депо, видимо, еще не накопилось достаточно препарата.
Кроме того, после снятия абстинентного синдрома прошло 4 недели – срок в ремиссии, по данным некоторых источников, критический. Утром нам с Ростиславом предстояла деловая встреча, я его с трудом разбудил и через некоторое время понял, что у него случился срыв. Он опять все отрицал, сердился, но для меня с моим опытом общения с ним в разных ситуациях и в разной степени наркотического опьянения было понятно, что факт срыва имел место. На следующий день он безоговорочно сделал укол препарата и только через день признался, что принял внутрь отвар маковой соломки. На вопрос, почему не «чернушку», раз уж была солома, ответил: «Так проще, чтоб не возиться».
Так что следующая встреча с доктором была посвящена «разбору полетов».
Доктор воспринял новость спокойно:
– Что произошло, то произошло, нужно принять момент таким, какой он есть на самом деле без сожалений и терзаний. Я никого не виню, это бесполезно. Ростислав не виноват, он просто не смог справиться с ситуацией, он еще не готов самостоятельно справиться со своей болезнью. Но то, что он честно в конце концов признался, это говорит о доверии отцу, готовности принять помощь. А это вселяет надежду. Отцу тоже не за что винить себя и нужно выкинуть из головы мысли типа: «Мне нужно было бы сделать… тогда бы…», если, конечно, такие мысли есть. Я себя тоже не виню, я не волшебник, а только врач. Видимо, таковы обстоятельства нашего совместного движения в независимую от наркотика жизнь Ростислава. Нам всем троим нужно сейчас проанализировать обстоятельства срыва, ситуацию, его мысли, внутренние диалоги, его самочувствие, чтобы выработать последующие шаги. Ростислав, говори совершенно свободно и откровенно. Не обманывай себя – избавиться от наркотиков – это твое дело, мы тебе только помогаем.
Разговор продолжался достаточно долго, и если свести наш разговор к вопросам доктора и ответам Ростислава, то он выглядел бы так.
1. В чем внутренняя, душевная, психологическая причина срыва, по твоему мнению? – «Не знаю, не могу сформулировать».
2. Была ли причины, касающаяся твоего физического состояния, каких-то ощущений тела, приближение ощущения «ломки», например. – «Не было».
3. Что тебя спровоцировало? Алкоголь? Воспоминание? Сновидение? Вид наркотика? Вид человека под действием наркотика? Вид иглы? Встреча тех, с кем принимал наркотик раньше? – «Ничего такого не было, просто «на халяву» попалась случайно «солома», я ее не искал и даже ее не покупал».
4. Был ли какой-то внутренний диалог или ты сделал это без внутренней борьбы, не думая? Какие ты приводил аргументы сам себе? – «Не знаю, просто взял солому, а дальше я уже не думал».
5. Как можно было бы избежать, по-твоему? На какой стадии? – «Не знаю».
6. Если бы тебе сегодня опять предложили «солому на «халяву», ты взял бы ее? – «Не знаю, может быть, и не взял бы».
7. Ты знал, что утром у вас с отцом деловая встреча и это тебя не остановило? – «Я думал, что к утру все пройдет, и я буду в норме. Да никто и не обратил внимания, что со мной что-то не так, это сверхбдительность отца».
8. Чувствовал ты абстинентный синдром, когда наркотик перестал действовать? – «Нет, чувствовал себя, как обычно».
9. Как бы ты определил для себя степень твоей болезни сегодня?
Ты здоров;
Ты немного болен;
Ты серьезно болен. – «Здоров».
10. Хотел бы ты избавиться раз и навсегда от наркотиков? Может быть на время? – «Я хочу и делаю все возможное».
11. Было ли в тот день тревожное состояние ситуативное или без осознанных причин? – «Нет, не было».
12. Был контакт (тел. звонки) с действующими наркоманами. – «Уже давно нет никаких контактов, никто не звонит».
14. Какие принимал лекарства? Снотворные? Частота, доза? – «Ничего не принимал».
15. Ты надеешься, что сон может восстановиться без снотворных в ночное время? Как это сделать? – «Думаю, что со временем само наладиться».
16. Какие сновидения? Снились ли шприцы, наркотики? – «Нет, ничего такого не сниться».
17. Какие ты находишь изменения в себе за последний месяц, после выписки из больницы? – «Что тут сравнивать, конечно, большие изменения и позитивные».
18. Тебе помогает препарат, как он на тебя действует? – «Не знаю. Знаю, что есть шишка на заднице».
Действительно, в начале Ростислав отнесся к препарату скептически: «Ну да он, как бы отсекает память о приеме наркотика. Да, вроде бы нет депрессии, но никаких существенных сдвигов в
