спокойным голосом, хотя предательский румянец выступил на ее щеках:
— Я слышала, что капитан Лудлов заслужил репутацию храброго моряка. Но я думала, что его честолюбие удовлетворяется лишь лаврами, полученными в столкновениях с врагами, а не с женщинами.
— Прошу извинения, прекрасная Алида, но ведь вам знакомы подозрительность вашего дяди и те препятствия, которые он ставит, чтобы помешать мне видеться с вами.
— В таком случае он ошибался, полагая, что я достаточно защищена от подобных посягательств.
— Алида, вы капризны, как ветер. Вы знаете, насколько неприятна вашему опекуну моя любовь к вам, и вы жалуетесь на недостаток соблюдения мною условных приличий. Я надеялся… я предполагал, судя по вашему письму, за которое, кстати, выражаю вам мою искреннюю благодарность… Не разрушайте моей надежды!..
Краска на лице девушки усилилась. Стараясь, однако, сохранить спокойный вид, она промолвила:
— Отвечая на ваше письмо, я руководилась скорее добротою, чем благоразумием, и вы заставите меня, кажется, раскаяться в этом.
— Мог ли я ожидать такого сурового приема?! Я хотел только выразить вам свою благодарность!
— Благодарность? — произнесла Алида, и на этот раз ее удивление было непритворным.
— Вижу, что здесь произошло недоразумение, — с плохо скрытым неудовольствием заметил Лудлов. — Но разве не вы написали письмо, которое я нашел в книге?
Алида подумала, что молодой человек или пьян, или помешался; но, посмотрев на его лицо, она не прочла в его чертах ничего, что подтверждало бы ее опасения. Тогда, сделав собеседнику знак сесть, она дернула за сонетку.
— Франсуа, — обратилась она к заспанному слуге, когда тот, щурясь от света, вошел в комнату, — принеси, пожалуйста, воды, — капитан дачет освежиться, — а также вина. Но старайся не разбудить дядю: он так устал с дороги.
По уходе слуги Алида, довольная тем, что отняла у визита своего гостя тайный характер, снова обратилась к Лудлову:
— Могу вас уверить, капитан Лудлов, что ваше посещение, я считаю не только нескромным, но и жестоким. Позволю себе сомневаться в ваших словах относительно письма. Я не поверю до тех пор, пока вы его не покажете. ъ
— Не думал я, что из него придется делать такое употребление! — с горечью произнес Лудлов, вынимая листок бумаги.
На лице молодой девушки выразилось сильнейшее любопытство. Она взяла записку и с изумлением прочитала:
«Жизнь моряка полна опасностей и приключений. Она вырабатывает смелость духа, невольно увлекающую женщину, возбуждает сострадание теми лишениями, которые ее сопровождают. Пишущая эти строки не остается безучастной к заслугам представителей этой отважной профессии. Глубокое благоговение перед морем и моряками всегда было слабостью ее души. В мечтах о будущем, в воспоминаниях о прошедшем она всегда уделяла место тем удовольствиям, которые может дать жизнь моряка: наблюдение обычаев разных народов, языка, оружия, беспрерывная перемена декораций, постоянство в привязанностях несут в себе искушение, слишком сильное для женского воображения. Быть-может, они повлияют и на решение одного мужчины. До свидания!»
Не веря своим глазам, Алида еще раз пробежала загадочное письмо и, наконец, решилась взглянуть на молодого человека.
— И это письмо, не достойное уважающей себя женщины, капитан Лудлов приписывает мне? — сказала она дрожащим голосом, в котором слышалась оскорбленная гордость.
— Но кому же другому, кроме вас, мог я приписать это письмо?
Брови молодой девушки сдвинулись как бы под влиянием внутренней боли. Затем она вынула из бювара небольшой листок почтовой бумаги и, обратившись к Лудлову, громко сказала:
— Мое письмо, может-быть, не так остроумно и не так пространно. Я сейчас прочитаю копию его.
С этими словами она прочитала следующее:
«Благодарю капитана Лудлова за его внимание ко мне и за то, что он познакомил меня с подвигами пиратов. Из чувства простой гуманности нельзя не пожалеть, что они принадлежат к профессии людей, слывущих вообще защитниками слабых и беззащитных. Впрочем, на темном фоне поступков одних еще более выделяется благородство других. Никто другой так искренно не убежден в этом, как друзья капитана Лудлова (тут голосок Алиды дрогнул)… В знак признательности посылаю ему экземпляр Сида и прошу хранить его у себя до тех пор, пока он не возвратится из поездки».
Несколько минут молодые люди смотрели один на другого в немом изумлении. Вдруг внезапная мысль поразила Алиду. Под влияниемм ее она произнесла холодно:
— Капитану Лудлову лучше известны его корреспондентки. Я, вероятно, не ошибусь, сказав, что это письмо, посланное ему неизвестной особой, не первое.
Молодой человек покраснел. Алида продолжала:
— Вы подтверждаете мои подозрения. Надеюсь, вы не обвините меня, если я скажу, что с сегодняшего дня…
— Выслушайте меня, Алида! — вскричал моряк, испуганный последними ее словами. — Пожалуйста, выслушайте, и вы узнаете тогда всю правду. Признаюсь, не в первый раз получаю я письма, написанные тою же рукою и в том же стиле. Но клянусь честью королевского офицера, что до сегодняшнего дня я считал…
— Понимаю: это были анонимные послания до тех пор, пока вы не сочли возможным признать меня их автором. Лудлов, Лудлов! Какого плохого вы мнения обо мне, несмотря на ваши слова, что любите…
— Но подумайте, Алида, где мне было изучить условности света, когда я при своей службе почти не вижу людей?! Я всею душою предан своему делу. Не было ничего удивительного в том, что я поверил, что и вы смотрите на это дело моими же глазами. Но так как вы отрицаете это письмо… Впрочем, нет, ваше отрицание излишне… Я сам теперь вижу, как я ошибся благодаря своему тщеславию и… радуюсь этому.
Алида покраснела. Ее лицо прояснилось. Самолюбие ее было удовлетворено.
Начинавшее уже тяготить молодых людей наступившее молчание было весьма кстати прервано приходом Франсуа.
— Барышня, вот вода! — сказал он. — Что касается вина, то при всем желании я не мог добыть его, так как ваш дядя спит, а ключи положил, по обыкновению, под подушку.
— Не нужно: капитан сейчас уйдет, да теперь ему и не хочется пить.
— Можно, пожалуй, добыть джину, — предложил француз, сочувствовавший разочарованию, которое, по его мнению, должен был испытывать Лудлов. — Но едва ли капитан будет употреблять этот крепкий напиток.
— Он получил все, что ему требовалось в этот вечер, — смеясь, ответила Алида. — Благодарю вас, мой добрый Франсуа. Теперь вам остается показать дорогу капитану, и когда вы это исполните, все ваши обязанности на сегодня окончены.
Распрощавшись с Лудловым с видом, не допускавшим противоречия, молодая девушка отпустила и гостя, и слугу.
— Ваша служба приятная, не правда ли, Франсуа? — спросил моряк, выходя в двери.
— Да, уж точно, сударь, мне доставляет великое удовольствие прислуживать барышне; я ношу ее веер, книгу…
— Книгу? Вам, вероятно, приятно было нести ее!
— Ну, конечно. Это было сочинение Пьера Корнеля…
— А письмо, вложенное в книгу? Вам тоже поручено было нести, добрый Франсуа?
При этом вопросе француз поднял плечи и, приставив свой желтый палец к кончику огромного орлиного носа, украшавшего его физиономию, тряхнул головой. Затем он поспешил ответить:
— Очень может быть. Я помню, как барышня мне говорила: «Держите осторожнее». Но сам я не
