мясистые щеки, губы, надутые в вечной недоброй гримасе. Два бесславных года он провел в Оксфорде, откуда его изгнали за смутьянство. Девицы в местном борделе молились, чтобы их не выбрал этот грубый болван.
Его семнадцатилетний приятель был человеком иным. Жилистый, гибкий, подвижный. Умное лицо с зачатками усов и козлиной бородки. Спадающие на воротник длинные черные волосы приятно оттеняли гладкую белую кожу, а озорные голубые глаза и неизменная улыбка на губах делали его необыкновенно обаятельным. Речь юноши была отчетлива и точна, а осанка заставляла людей воспринимать его со всей серьезностью.
С Джоном Кантуэллом он водил дружбу с детства. Оба учились в Королевской школе в Стратфорде, и хотя Уилл бесспорно превосходил Джона в знаниях, послать сына в университет его отец, торговец, средств не имел. После изгнания из Оксфорда Джон вернулся домой и возобновил дружбу с Уиллом.
Уилл глотнул из бурдюка эля и выхватил у товарища лук:
— Разумеется, сэр, у меня получится лучше.
Он аккуратно натянул тетиву, прицелился и выпустил стрелу. Она попала точно в цель.
— Ну шельмец ты, Шекспир, — простонал Джон.
Уилл заулыбался и, отложив лук, глотнул эля.
— Пойдем в дом, — предложил Джон. — Там прохладнее. Посидим в библиотеке, твоем любимом месте.
Уилл действительно любил библиотеку Кантуэллов. Там он ощущал себя ребенком, попавшим в кладовую со сладкими пирожками. Его самой любимой книгой были «Жизнеописания» Плутарха. Обычно он брал ее с полки и усаживался в большом кресле у окна.
Джон кликнул слугу принести еще эля и плюхнулся на диван.
— Твой отец сюда когда-нибудь заходит? — спросил Уилл.
— Сейчас очень редко. И то, чтобы подержать на коленях книгу, поласкать ее, как старого пса.
Речь шла о фолианте, стоящем на почетном месте на первой полке, на корешке которого была вытиснена дата: «1527».
Уилл рассмеялся, а затем заговорил будто на сцене театра:
— Магическая книга Кантуэлл-Холла, скажи мне, когда придет ко мне мой смертный час?
— Сегодня, — прорычал с дивана Джон, — если не закроешь свой рот.
— И как это случится, мошенник?
Джон глотнул эля.
— Сейчас мы рассудим, кто из нас мошенник.
— Давай испытаем друг друга! — со смехом воскликнул Уилл.
Они принялись ходить кругами друг против друга. Уилл попробовал сделать приятелю подсечку, но тот потянулся за первой книгой, какая подвернулась под руку, и обрушил ее на голову Уилла.
— Ой! — Уилл потер затылок и, подняв книгу, произнес: — О боги! Ты порвал «Греческие трагедии» и навлек на себя гнев Софокла.
— Да, ты испортил отцовскую книгу.
Приятели обернулись. В дверях стоял юный Ричард, его губы дрожали от ярости. Младший отпрыск поддерживал отца всегда и во всем.
— Убирайся, щенок! — рявкнул Джон.
— Не уйду. Пойди и признайся отцу, что ты сделал.
— Убирайся, я сказал, или мне придется признаваться совсем в другом.
— Не уйду, — упрямо повторил мальчик.
— Тогда я тебя заставлю.
Джон ринулся к двери. Ричард побежал, но недостаточно проворно, и был настигнут в большом зале прежде, чем успел скользнуть под банкетный стол.
Джон грубо положил брата на спину и оседлал, но Ричард не сдался, а, изловчившись, плюнул ему в лицо. Разъяренный Джон залепил брату пощечину и краем перстня расцарапал щеку. Пошла кровь, и он отпустил Ричарда, бормоча под нос ругательства.
Через несколько минут в библиотеку, волоча ногу, вошел Эдгар Кантуэлл в накинутом на плечи теплом плаще.
— Как ты смел поранить мальчика!
— Он сам поранился, случайно, — пробурчал Джон. — Шекспир может подтвердить.
— При чем тут Шекспир? О нем пусть тревожится его отец. А моя забота — ты, негодяй.
— Полно, отец, — примирительно промолвил Джон. — Не надо гневаться. Давай лучше садись и отведай вина.
— Замолчи! — крикнул старик. Его лицо побагровело. — Ты, верно, запамятовал, что я законник. Один из лучших в Англии. Так что не надейся на право первородства. Существует прецедент, когда наследником объявляли младшего сына, и я им воспользуюсь. Высокий суд меня поддержит. А ты продолжай беситься дальше.
Трясясь от гнева, Эдгар вышел. Молодые люди долго молчали. Наконец Джон произнес с деланой веселостью:
— Не возражаешь, если я прикажу слуге принести из подвала бутылку медовухи?
Двое друзей просидели в библиотеке до поздней ночи. Они успели напиться, поспать, протрезветь и снова напиться. Ужин на подносе им принес слуга.
Уилл брал с полок то одну книгу, то другую. Листал, просматривал. А Джон мрачно смотрел в пространство. Затем задал вопрос, над которым размышлял весь день:
— А какой прок в учении, книгах, работе? В любом случае это все скоро станет моим. Буду бароном, состоятельным землевладельцем.
— А если твой отец выполнит угрозу и лишит тебя наследства? — усмехнулся Уилл. — Станет ли твой строптивый брат заботиться о том, чтобы твой кубок и кошель всегда были полны?
— Отец только грозится, ничего более.
— На твоем месте я бы не был столь уверенным.
Джон вздохнул.
— Я не такой, как ты, Уилл. И передо мной нет возвышенных целей.
— Их еще надо достигнуть.
— Ты достигнешь. Станешь знаменитым актером, сочинишь великие пьесы. Весь Лондон будет у твоих ног.
— Любишь ты фантазировать, — отмахнулся Уилл.
Джон откупорил бутылку медовухи.
— А ведь у меня перед моим самодовольным занудой братцем пока есть преимущество.
— Какое, кроме комплекции?
— Книга, — прошептал Джон. — Мне известна ее тайна. А он не узнает, пока не повзрослеет.
— Ну и что?
— Я открыл эту тайну тебе как другу, и ты поклялся хранить ее. — Джон снял с полки книгу Вектиса и, понизив голос, произнес заговорщицким тоном: — Насчет книги у меня кое-какие соображения.
Уилл вопросительно поднял брови.
— Ты читал послание старого монаха Феликса. Помнишь, он сомневается, что библиотека погибла? А если она до сих пор где-то спрятана? Вдруг удастся найти ее и завладеть всеми книгами? Что мне тогда этот жалкий Роксол, когда я буду иметь ключи от будущего? Да я стану богаче любого лорда и важнее, чем друг отца, старик Нострадамус.
Уилл выслушал друга и пожал плечами.
— И что ты намерен делать? Поехать туда?
— Да. Давай вместе!
— Ты спятил? Мне не до приключений, я скоро женюсь. И если куда соберусь, то не дальше Лондона. Кроме того, я считаю послание настоятеля плодом фантазии. Надо отдать ему должное: он выдумал неплохую историю, но рыжеволосые зеленоглазые монахи — это слишком.
