Город для отдыха героев враждующих армий

дней?! Р? странно, что РЅРµ

 возмутился СЏ этой мысли, РЅРµ вымолвил внутренне: 'С‡СѓС €СЊ'! Рђ СЃРЅРѕРІР°

 повернулся, лег на спину, покосил на окно в ожидании вечера. Но на улице

 было светло и солнечно.

 А он все сидел за этим красным столом и писал что-то. Я видел, как

 рука его плавно передвигалась от начала строчки до ее конца, а потом к

 началу новой строчки. Кто он такой? Писатель? Может быть... Сколько

 писателей творили под южным солнцем, наслаждаясь горами, морским бризом,

 загорелыми красавицами. Может и этот один из них? Новый Хемингуэй?

 Чехов?..

В РЇ уже чувствовал дрожь РѕС‚ накопившегося РІРѕ РјРЅРµ СЂР °Р·РґСЂР°Р¶РµРЅРёСЏ. Сел РЅР°

 кровати, снова лег, снова уставился в потолок. А вечер никак не наступал.

 Я почему-то был твердо уверен, что низко опустившиеся звезды на

 ночном небе подействуют РЅР° меня успокаивающе. РќР °РІРµСЂРЅРѕ потому, что имел

 привычку легко засыпать в любой темноте, даже если это было в три часа дня

 и просто окна были хорошо зашторены.

 Но все еще было светло, и свет этот резал глаза.

 Я опять уткнул лицо в подушку.

В РЇ хотел спать, РЅРѕ РјРѕРµ тело было настолько РЅР°СЌР»РµРєС ‚ризовано нервной

 энергией, что возьми я в руку обычную лампочку, она бы наверняка зажглась.

 Я уже жалел о своей поездке на авеню Цесаря и, конечно, о последующем

 карабкании вверх РїРѕ тропинке. Р’ своем нынешнем СЃРѕСЃС ‚РѕСЏРЅРёРё СЏ был сам

 виноват.

В Рђ РѕРЅ потянул СЃРѕ стопки бумаги еще РѕРґРёРЅ листок, РѕС ‚ложив исписанную

 страницу РІ тоненькую стопку слева РѕС‚ себя. Р? СЃРЅРѕРІР° писал, чуть

 наклонившись вперед, чуть нависая над бумагой. Р? РІРґСЂСѓРі РІ комнате, дверь Рё

В РѕРєРЅР° которой выходили РЅР° террасу, зажгли свет Рё СЃСЂР °Р·Сѓ стало желтее. Р?менно

 желтый свет залил террасу Рё небо над ней сразу стало красивее, глубже Рё

 ниже.

 Я лежал и уже не пытался убрать эту картину с моих глаз. Я был

 утомлен Рё беспомощен: РјРѕРµ ужасное состояние РїРѕР ±РµР¶РґР°Р»Рѕ меня. РќРѕ СЏ РІСЃРµ-таки

 лежал, уткнув лицо РІ подушку Рё сцепив Р·СѓР±С‹, молча наблюдал Р·Р° СЃРїРёРЅРѕР№

 пишущего человека.

 Кажется, это длилось вечность. Но в конце этой вечности я расслабился

 и почувствовал, что приближается сон. Нервы как бы успокоились и я

 терпеливо ждал тепла, которое свяжет мое тело и мое сознание в один узел.

 Но тепло не приходило. Длилось состояние ожидания тепла. Было оно

 несомненно приятней предыдущего состояния.

 Но он все еще писал и стопка бумаги слева от него росла, в то время,

 как вторая стопка, та, что была справа, уменьшалась.

 Первый раз в своей жизни я чувствовал приближение умопомешательства.

 Первый раз СЏ РЅРµ РјРѕРі ничего себе приказать, Рё, РµСЃС‚РµСЃС ‚венно, ничего РЅРµ РјРѕРі

 делать. РЇ только лежал Рё ждал. Р? то, чего СЏ дождался, меня еще больше

 удручило.

 Я не ориентировался во времени и заметил только, что у мужчины,

 сидевшего ко мне спиной в этот момент закончились в ручке чернила и он,

 встав из-за красного стола, ушел с террасы.

 Он ушел, а я услышал вдруг снизу, с улицы этого города, какой-то до

 боли знакомый Р·РІСѓРє. Даже РЅРµ РѕРґРёРЅ Р·РІСѓРє, Р° целое СЃРѕР±СЂР °РЅРёРµ Р·РІСѓРєРѕРІ, которое

 создает как бы атмосферу места. Основным звуком в этом собрании было

 марширование нескольких десятков пар походных Р ±РѕС‚РёРЅРѕРє. РќРѕ остальные

 составные повергли меня сначала в панику, а потом просто в ужас.

 Это была песня. Если быть точнее - походный марш. Р­С ‚РѕР№ песне было уже

В РјРЅРѕРіРѕ лет, родилась РѕРЅР° РІ 1967 РіРѕРґСѓ, Рё СЃ тех РїРѕСЂ СЏ ее ненавидел, Рё РєРѕРіРґР° СЏ

 думал о ней, то также ненавидел и себя. Потому, что это была моя первая и

 единственная песня. Потому, что она так понравилась