хорошо, Александр. Раз вы настаиваете. Под этим кодом зашифрован ряд симптомов, указывающих на наличие у вас психопатических навязчивых идей и склонности к депрессивному неврозу».
— И это вас удивило?
— Между ощущением, что с тобой что-то неладно, и превращением твоего случая в
— Поистине дьявольское изобретение эти диктофоны, — заметил Джессон.
— Да уж. А говорил он следующее: «Применение книг в качестве терапевтического вспомогательного средства вызвало лишь маргинальное улучшение состояния пациента, страдающего патологическим пристрастием к своей записной книжке, которую он сам называет „каракули-писульки“… Содержание пресловутой книжки дает основания полагать, что у пациента просматриваются также нарушения в области психосексуального соответствия плюс возможный невроз жизненного предназначения…»
— Поразительно, как вы это все запомнили, — перебил меня Джессон.
— Графоманьяки обычно страдают прекрасной памятью.
— Пожалуй. Ну а что касается этого «невроза жизненного предназначения»?
— Самому пришлось лезть в медицинский словарь. Выяснилось, что это некое подобие морального мазохизма, при котором пациент устраивает свою жизнь так, чтобы гарантировать регресс.
Дверцы кресла-паланкина распахнулись, из них показался Джессон.
— Наверное, нам следует сделать небольшой перерыв. Как насчет ленча? Паштет из гусиной печенки со свежими овощами и зеленью способен прогнать печальные воспоминания о Креветке?
— Думаю, да.
— Может, ваша жена захочет к нам присоединиться?
— Боюсь, что нет. Ник последнее время пребывает в состоянии стресса.
— Так тем более ей просто необходимо развеяться. К тому же у меня имеется прекрасная коллекция вин, сотернов, которыми настоящие гурманы предпочитают запивать гусиную печенку. Целая кладовая самых разнообразных вин, собранных мной для душевного успокоения.
Джессон позвонил и потребовал телефонный аппарат. Через несколько секунд появился Эндрю со старомодным аппаратом, который он подключил через не менее странно выглядевшую розетку.
Разговор по телефону не занял много времени.
— Ник? Мистер Джессон хотел бы пригласить тебя на ленч. Давай договоримся, где тебя встретить.
Она вздохнула.
— Хоть в бассейн ныряй за монетами, которые швырнул тебе хозяин, но уволь меня от этих встреч.
Я прикрыл трубку ладонью.
— Говорит, что работы просто невпроворот.
— Попробуйте попросить еще раз, Александр.
— Так ты никак не можешь, а, Ник? Мистер Джессон готовит совершенно потрясающие блюда.
— Pas pour moi![19] — И с этими словами она повесила трубку.
— Ну? — спросил Джессон. Я покачал головой. — Жаль. Тогда скажу Эндрю, чтобы накрывал на два прибора. Должен заметить, отказ вашей супруги лишний раз убеждает меня в несовершенстве матримониальной системы как таковой.
— А вы когда-нибудь были женаты, мистер Джессон?
— Довольно личный вопрос.
— Но я же поделился с вами весьма личными, даже интимными подробностями своей жизни. И разве не заслужил тем самым откровений и с вашей стороны?
— Справедливо. Нет, я никогда не был женат. Я, знаете ли, больше верю в дружбу, чем в любовь. Правильно говорил великий Платон: все мы рождаемся на этот свет для родины, для наших родителей, для наших друзей. Заметьте, он ни словом не упомянул при этом о мужьях или женах.
— Ну а что касается вашей родины и ваших родителей? Вы и о них не упомянули ни словом. Вообще вся ваша жизнь напоминает мне пустующее отделение в шкафчике.
— Может, будет лучше, если таковой она и останется в ваших воспоминаниях.
— Не забывайте, мы с вами заключили сделку, — сказал я и многозначительно покосился на заветную записную книжку.
— Всему свое время, — сказал Джессон и положил тем самым конец спору.
Глава 14
В библиотечном каталоге Джессон до сих пор значился под аббревиатурой Н. Б. Н. К. — «Нигде Больше Не Классифицирован». И известно мне о нем теперь было не больше, чем в самом начале нашего знакомства. Всякий раз, когда я пытался заставить его выполнить свою часть нашего договора, он отнекивался и переводил разговор на другую тему. Я спрашивал о школе или колледже, а Джессон принимался рассуждать о паштете из гусиной печенки. Я упоминал его литературный псевдоним — он обсуждал достоинства зеленого салата, который некогда выращивал на своей ферме на Лонг-Айленде из семян, купленных в Эйксе.
— Семена, почва и солнце, — говорил он. — Вот священная троица любого садовода и огородника. У меня там была теплица, которую вы, любитель огороженных пространств, непременно оценили бы.
Я продолжал давить и настаивать:
— И как долго ваша семья владела этой фермой?
— А как вам фасоль? Хороша, правда?
— Мистер Джессон, ну, пожалуйста…
— Если вам так хочется понять, кто я такой, оглядитесь. Вся моя жизнь соткана из вещей, которые я здесь собрал. И вообще я похож на анонимного создателя этого шкафчика. Откуда и как взялись в нем все эти предметы — стоит ответить на данный вопрос, и сразу станет понятно, кто я такой и откуда.
— Откуда и как?..
— Ну да. Я имею в виду истории, которые стоят за всеми этими предметами. Чаще это называют происхождением.
Не успел я задать очередной вопрос, как вошел Эндрю с новой коробкой печенья.
— Ну, вот оно, мое любимое, наконец-то!
— Нельзя ли вернуться к вашему прошлому, мистер Джессон?
— О, если б это было возможно! — ответил он и запустил пальцы в жестянку с печеньем.
— Тогда хоть по крайней мере объясните, как вы приобрели все это, — сказал я и махнул рукой в сторону салона.
— Так и быть. — Он указал на массивное бюро. — Видите вот этот «кнорпельверк» с совершенно прелестным встроенным письменным столиком? Наткнулся на него в одной лавке неподалеку от Рингштрассе.
— Я имел в виду другое. Откуда взялись деньги?
— Да будет вам известно, я еще в нежном возрасте был «вполне прилично обеспечен». Так, во всяком случае, предпочитала называть это моя матушка.
— Имущество, управляемое по доверенности?
— Ну, можно сказать и так, хотя никаким доверием здесь не пахло. Просто мама настояла на
