— Думаю, это заставит Джессона отдать книгу. Потому как в противном случае он не получит очередной информации.
— И когда же ты собираешься ему ее предоставить?
— Сегодня вечером. Прошлой ночью сунул ему в почтовый ящик в «Фестиналенте» конверт с копией письма и фотоснимком. Джессон почти сразу же отзвонил. Обещал удвоить вознаграждение, если я, болезный, поднимусь с постели.
Глава 52
Джессон уселся за шахматный столик, положил мое письмо и снимок на колени.
— Выходит, все это время Куко в буквальном смысле слова сидел на доказательствах? Вот наглец!
Я улыбнулся.
Джессон взмахнул снимком над шахматной доской.
— Партия близится к концу, Александр. Какую позицию, по-вашему, нам следует занять дальше? Выжидательную или наступательную?
— Наступление, — кивнул я. — Это определенно.
— Согласен. Но только это должно быть чисто
— Геродот, не так ли? — приятно было цитировать выдержки из записей Джессона на свитке.
— Да, — буркнул он и бросил снимок с бледной задницей на шахматный столик. — Настало время вынудить белого коня пожертвовать своей королевой.
— Предлагаете шантаж?
— О, слишком грубо сказано.
— Не лучше ли проинформировать специальные службы Иерусалима о том, что мы вычислили грабителей, и предоставить им действовать дальше по своему усмотрению?
— Но ради чего, собственно?
— Да просто потому, что часы принадлежат им, мистер Джессон.
— Принадлежали.
— Вроде бы воровство не входило в условия нашего с вами договора, — заметил я.
— Чепуха. А как тогда насчет «Часослова»?
— Эта книга была лишь позаимствована. На время.
— Но без разрешения вышестоящего начальства. Как, по-вашему, будет реагировать Гроут, узнав, что она исчезла?
Настало время и мне выложить карты на стол:
— Гроут сделает все, чтобы меня уволили. А потому или же вы немедленно возвращаете мне книгу, или я отказываюсь сотрудничать с вами дальше.
Джессон призадумался, потом кивнул:
— Да, конечно. Вы ее получите. Как только ее вернут.
— Вернут?! Но откуда?
— А разве я вам не говорил? — с издевкой спросил он. — Я выкопал из земли этот несчастный томик — это случилось, когда вы болели, а потому были недоступны, — и заметил, что обложка практически оторвалась. Вот я и послал ее с Эндрю к переплетчику.
— Вы, наверное, шутите?! Гроут ведет специальный журнал. Он сразу заметит.
Джессон понял, что мне ничуть не смешно.
— Да не волнуйтесь вы так. Книга будет выглядеть в точности так же, как тогда, когда вы принесли ее мне. Я отдал соответствующие распоряжения.
— Но ее следует вернуть безотлагательно! В библиотеке раз в год проводится инвентаризация. Возможно, пока мы тут с вами занимается пустой болтовней, Гроут уже проверяет свои материалы.
— А прежде мне почему-то казалось, что вас больше волнуют часы, а не эта несчастная книжонка.
— Стало быть, вы ошибались. К тому же неужели вы думаете, что Ташиджиан, узнав о том, что вы нашли похитителя его любимого дитяти, будет сидеть сложа руки?
— Он не узнает об этом. А даже если и узнает, то что сможет сделать? Пришить мне сокрытие краденого, выписать ордер на мой арест?
— Почему бы нет?
— «Королева» будет здесь, а Ташиджиан — там, что автоматически способствует разрешению всех осложнений. Если предмет, который украли, уже являлся краденым, а оба эти преступления подпадают под уголовные кодексы двух стран, в данном случае Израиля и США, вышеупомянутый предмет превращается в спорный. А потому рекламация здесь практически невозможна.
— Верится с трудом.
— А мне трудно поверить в то, — холодно произнес Джессон, — что у вас в данном случае есть легальные рычаги воздействия на меня. — Он указал на шахматную доску. — Вам как любителю замкнутых пространств должно это понравиться. Возьмите эту ладью.
— Зачем?
— Возьмите, я вам говорю. — Я взял ладью. — А теперь взгляните на башенку. Видите, какие узкие у нее оконца? Как думаете, почему?
— Для лучшей защиты?
— Именно. Сам принцип построения любого замка или крепости предполагает сужение к наружным его сторонам. Чтоб лучше охранять находящихся там людей. Знаете, как называются такие проемы, Александр? Бойницы, или амбразуры.
Я вернул ладью на шахматную доску.
— Моя любовь к замкнутым пространствам на тюрьму не распространяется, мистер Джессон.
— Да успокойтесь. Не пойдете вы в тюрьму, — сказал он и снял с доски две фигуры — похожего на него самого короля и ферзя. Поставил их на тот квадратик, под которым находилось устройство, приводящее в движение механизм потайного ящика. Створки начали медленно подниматься, а Джессон замурлыкал себе под нос:
— Как называется это стихотворение? — спросил я.
— «Часовой механизм», — ответил Джессон. — По всей видимости, переписано с надгробной плиты какого-то карманника неким безымянным писакой с Флит-стрит в тысяча восьмисотом году.
«Лжец! — хотелось воскликнуть мне. — Ты автор этих дурацких строк!»
Но я сказал другое:
— Понимаю, почему автор решил сохранить свое имя в тайне.
— Вы находите эти стихи слабыми?
— Да. Слабые, дешевые, жалкие потуги с претензией. Чего стоит один этот «бег его невольный»! Пошлость. Любой из нас двоих мог бы написать лучше.
Джессон поморщился:
— Сомневаюсь. Впрочем, хватит об этом. — Он распахнул створки шахматного столика и извлек из тайника несколько листков бумаги, скрепленных серебряным зажимом. — Вот взгляните-ка. Это будет вам
