— Правда?
— Можно подумать, что вы прачка.
Она засмеялась, и Бейкс залюбовался ее красивым ртом, длинными загнутыми ресницами.
— У нас на фабрике бывали несчастные случаи, — продолжал Бейкс, — штамповальные прессы отрезали работницам пальцы.
— О, боже! — содрогнулась она.
— Хозяин оставлял за пострадавшими пожизненное место на фабрике: пять фунтов в неделю до самой смерти.
Он допил сок, вспоминая фабричный гул и грохот, склонившихся над станками девушек в застиранных синих халатиках и косынках. Они работали как заводные — штамповали несколько тысяч крышечек за смену.
— О чем задумались? — спросила она. Бейкс поднял глаза и покачал головой.
— Так, ни о чем. Вернее, о том о сем.
Она посмотрела по сторонам — нет ли где часов.
— Который час? Мне действительно пора домой.
— Посидим еще, я провожу вас. Где вы живете?
— Неподалеку. И я не боюсь темноты.
— Все равно я провожу.
— Ну если вам не трудно.
Он вынул пачку сигарет.
— Вы курите?
— Редко, но на фабрике все девушки курят.
— Обычное дело.
Она взяла сигарету, поднесла ко рту, он протянул зажженную спичку, потом закурил сам.
— Вы живете с родителями? — спросила она сквозь клубы голубого дыма.
— Их нет в живых. Погибли в аварии, когда я был мальчишкой.
— Простите. — Фрэнсис заметно смутилась.
— Это было давно. Ехали на профсоюзный пикник, и грузовик попал в кювет. — Он смутно помнил, как сидел на краю канавы под деревом, вокруг чемоданы, корзинки, рассыпавшиеся свертки с едой, стоны и причитания. — Потом я жил у тети с дядей.
— Вот как!
— Они у меня хорошие. Тетка — я зову ее тетя Моди — в молодые годы была профсоюзной активисткой. Помню, однажды — только я вернулся из школы — она приходит домой, злая как ведьма. «Чертовы штрейкбрехерши, — говорит. — Мы бастуем, никого на фабрику не пускаем, а эти мерзавки ломятся сквозь пикет. — Но наши девочки задали им жару». И показывает сломанный каблук — пустила его в ход в драке. После этого ее уволили, но она скоро нашла другую работу. Руки у тетки золотые.
— Видать, крепкий она орешек, — сказала Фрэнсис сквозь смех.
— Она у меня чудо!
Диктор начал читать новости по-португальски, и женщина за прилавком выключила радио. Проехал автобус, на фоне иссиня-черного неба ярко светились его окна.
— Нам пора, уже поздно, — повторила Фрэнсис.
— Ну что ж, — согласился Бейкс, поднялся и помог ей встать. Их лица на мгновение сблизились, и он уловил запах душистого мыла, увидел тугую высокую грудь под блузкой. В дверях он пропустил ее вперед, чувствуя, как растет в нем сладкое беспокойство.
На огромном пустыре вдоль пригородного шоссе все еще бушевало в ночи ярмарочное гулянье, рев динамиков был приглушен расстоянием, а цепочки цветных огней будто подернулись вуалью из пыли. Бейкс и девушка побрели вдоль шоссе, потом свернули вбок и пошли мимо темных домиков с палисадниками.
— Ничего, что я вас задерживаю? — спросила Фрэнсис.
— Что вы, что вы! В любом случае я успеваю на автобус.
— Мы почти пришли. Вы живете в городе?
— Да. А вы давно в этом районе?
— Я здесь родилась, правда, в другом доме. Теперь у нас муниципальная квартира.
Они вышли на освещенную площадь с запертыми на ночь магазинами. На фасаде кинотеатра скакали всадники в сомбреро, желтая пыль неслась из-под копыт. Сеанс только что кончился, из дверей повалил народ.
— Вы в кино ходите? — спросил Бейкс, пока они огибали толпу, растекавшуюся во все стороны.
— Изредка. Показывают одну дребедень: ковбои, сыщики, немыслимые романы.
— Обычно девушкам нравятся картины про любовь.
— Каждая надеется, что и у нее все будет так, как на экране.
— У вас есть парень?
Она посмотрела на него, потом ответила:
— Пожалуй, нет.
— А какие мужчины вам нравятся?
— Трудно сказать. Наверно, я когда-нибудь выйду замуж, только не знаю, за кого. А вдруг он будет меня колотить? — Она засмеялась и снова взглянула на Бейкса. Они шли в тени, вдали от фонарей, направляясь к высоким прямоугольным домам с темными и светлыми квадратами окон — как на шахматной доске. Новый квартал растянулся на несколько миль.
— Только у сумасшедшего поднимется на вас рука, — сказал Бейкс.
— Несколько моих подруг повыходили замуж. До свадьбы женихи были шелковые, а потом запили, и теперь у них вечные скандалы.
— Ну, не все мужчины пьяницы, — возразил Бейкс. Ему хотелось взять ее за руку, но внезапно его сковала робость.
— Дай-то бог. Нам сюда.
Они перешли на другую сторону и вступили в тень высоких зданий. Все дома были на одно лицо, как бараки.
— Вот я и дома, — сказала Фрэнсис. — Дальше вам идти не надо.
— Позвольте, я провожу вас до дверей. Это долг джентльмена.
— Ах, какой вы вежливый, — усмехнулась она. — Ну, так и быть.
Во дворе, вымощенном потрескавшейся плиткой, над вытоптанным газоном небо расчертили бельевые веревки, будто канаты под куполом цирка. Казалось, сейчас появятся воздушные гимнасты, но вместо них болтался сохнущий комбинезон — как обезглавленный преступник, выставленный напоказ.
Они пересекли двор и остановились у подъезда.
— Послушайте, — сказал Бейкс, — как бы нам снова повидаться? Может, сходим на днях в кино, или на танцы, или еще куда?
— А вы…
— Что?
— …действительно этого хотите?
— Конечно! — И, набравшись смелости, он добавил: — Вы такая милая девушка.
— Откуда вам известно? Мы только что познакомились.
— Мне все известно.
— Быстрый какой! И я не знаю, что вы за человек.
— Ну, как хотите… — огорчился и слегка даже рассердился Бейкс, хотя чувствовал, что ему рано отступать.
Но тут она добавила серьезно, без тени кокетства:
— Я же не сказала «нет». Я встречаюсь иногда с молодыми людьми…
— Так, значит, увидимся?
Она сделала вид, что задумалась, потом наконец лучисто улыбнулась ему.
— О'кей, когда же?
