Прапорщик Веденеев добился от начальника продовольственного склада прапорщика Вареньева выдачи солдатам дополнительно банок рыбных консерв и хлеба, правда, черного, вне всякой нормы.
Потураев все время был среди солдат, не считаясь с личным временем. Они вместе чистили орудия, автоматы. Он обучил огневиков стрельбе из пистолета Макарова. Однажды вечером Евгений зашел в офицерскую комнату с водителем УРАЛа рядовым Паниным.
— Комбат! Сегодня в перерыве между занятиями я разговорился с бойцами и нашел Вашего ближайшего земляка. Вот, Панин из Восточного Казахстана.
Коростылев оживился:
— А ну-ка присаживайтесь! Откуда ты призывался, Панин?
— Из Кокпекты, что на берегу озера Зайсан, товарищ капитан.
— Знаю этот поселок, проезжали мы его как-то. Это километров сто от Усть-Каменогорска? — спросил Коростылев.
— Сто сорок.
— Вот ведь как получается! Когда-то жили в одной области, а встретились в горах Афганистана! Очень приятно, Панин. После службы туда же возвращаешься?
— Так точно! У меня там вся родня, мать, отец. Буду работать в своей автобазе.
— Хорошо. А сейчас твой УРАЛ исправен? Готов в любое время на выезд?
— Так точно! УРАЛ исправен.
Когда Панин ушел, Потураев снял портупею, десантную куртку и прилег на кровать поверх одеяла.
— У-уф! Что-то я сегодня устал. Почты не было сегодня?
— Не было, Леня, тебе еще пишут, — подал голос старший лейтенант Кривониша.
— Да не пишут, а уже написали, я уверен. Может, с первой колонной привезут письмо, — Потураев сел на кровати и пододвинул к себе табурет.
— Почищу-ка я пока пистолет.
На табуретке он расстелил клочок бумаги, разобрал пистолет и разложил на ней его детали. За этим занятием продолжали разговор. Как-то сразу получилось так, что Потураев с самого знакомства стал называть капитана Коростылева не по воинскому званию, фамилии или имени-отчеству, а называл его просто комбатом. Это не касалось официальных докладов в строю или на совещаниях. А Коростылев, которому нравился этот инициативный и энергичный офицер, звал Потураева больше по имени. Со временем, больше сдружившись друг с другом, они вообще, обращались на «ты».
Кривониша спросил:
— А что это за слова выложены белыми камнями на склоне горки, где стоит пулеметный взвод?
— Скорее всего это какой-то революционный призыв, вроде нашего «Вперед к победе коммунизма!» — хохотнул лейтенант Костюков.
— Надо у какого-нибудь афганца спросить.
— Да какая там революция! Кучка авантюристов стрельнула по Президентскому дворцу и посадила в него Бабрака Кармаля, а народ, по большому счету, ничего не знает, как жил, так и живет, может еще хуже, так как началась гражданская война, а на войне люди лучше не живут, — философски сказал прапорщик Веденеев.
Таких длинных фраз от него еще не слышали и все удивленно переглянулись.
— Революция у них простой переворот, но мы оказались крайними, кто все это будет разгребать и принимать удар на себя от тех и от других. Ведь обе стороны их гражданской войны против советских войск, — сказал Коростылев, — наша задача сберечь солдат и не подставлять их лишний раз под пули, а для этого нужно, чтобы они и сами умели и могли наносить ответные удары.
— За огневиков, комбат, можешь не сомневаться, — откликнулся Потураев. — Я ручаюсь за них..
— Видел, знаю.
— И мои связисты с разведчиками не хуже подготовлены, — сказал Костюков.
— Ладно, хлопцы, первые задания покажут, кто на что горазд, давайте-ка лучше чаю попьем.
Коростылев снял с буржуйки пятилитровый кипящий чайник и поставил его на грубый стол, сколоченный из досок. Потураев собрал пистолет, сделал контрольный щелчок и вставил магазин в его рукоятку.
— Чай — это хорошо, да еще бы с молочком, — Потураев подсел к столу.
Офицеры батареи пили чай с комковым сахаром, разговаривая о ситуации в Афганистане, о своих семьях, о положении дел в батарее.
— Как будем отмечать Новый год? — спросил Коростылев. — Старшина, время в Афганистане как отличается от московского?
— По часовому поясу здесь на полтора часа раньше.
— Все не как у людей, — проворчал Кривониша, — в других местах разница на час-два раньше или позже, а тут нито, ни се, — полтора часа.
— Да при чем здесь это? Отметим два раза — по времени Кабула и по Москве, — сказал Костюков.
— Отметим-то мы отметим, — сказал Коростылев, державший горячую кружку с чаем между ладонями, — но будьте все готовы дежурить посменно с солдатами у орудий. Как бы «духи» тоже не помогли «отметить» Новый год. Всякое может быть. Вон, в Кабуле, рассказывали, часовые заснули и «духи» вырезали две палатки бойцов.
— Надо — будем дежурить, — сказал Потураев.
«Здравствуй, дорогой и любимый мой Женечка!
Сегодня получили твое письмо, узнали твой адрес и сразу же пишу ответ. Если бы ты знал, любимый, как мы ждали весточку от тебя. Я каждый день встречала почтальоншу, а Анечка все время спрашивает про тебя. Несмотря на то, что ты далеко — ты всегда с нами. Что бы мы ни делали — всегда советуемся с тобой: а что бы папа сказал? Анечка все вспоминает, как вы с ней гуляли и ждет тебя, чтобы снова сходить с тобой в парк на карусели. Наши бабули, Нина и Вера, живы-здоровы, передают тебе привет, а бабушка Нина тоже получила твое письмо и тоже, наверное, пишет тебе ответ. Из Мирова мы уехали сразу за тобой, попросив соседей приглядывать за квартирой.
Женечка! Я очень волнуюсь за тебя, столько кругом рассказывают за этот Афганистан. Я в газетах не пропускаю ни одной информации о нем, но там пишут, что все нормально, хорошо, наши солдаты сажают фруктовые деревья и строят детские сады. После Нового года по окончанию зимних каникул я пойду работать в школу, а Анечка пойдет в детский сад. В мае заеду в Сумы на госэкзамены в институт, тогда свалится с плеч еще одна забота.
Бабушка Нина часто приходит к нам, и мы с Анечкой бываем у нее регулярно. Она также работает на заводе, вся в делах и заботах.
У нас в Коммунарске уже холодно, выпадал снег, но через день растаял. Сейчас так сыро и промозгло. А как у вас погода? Тепло, наверное, там, на юге? Пиши нам чаще, Женечка, и обо всем. Нам все о тебе интересно и пока тебя нет с нами, мы с Анечкой каждый день будем ждать твоих писем.
Тебе передают привет все твои школьные друзья, дядя Саша и вся другая родня.
Дневальный рядовой Царьков пришел на огневую позицию с несколькими конвертами в руках. Увидя его еще издалека, Потураев объявил перерыв в занятии и взволнованно закурил, присев на станину орудия. Солдаты окружили Царькова. Счастливчики, получившие письма, отходили, присаживались на бруствер и погружались в мир своих семей, матерей, отцов и девушек. Царьков подошел к Потураеву.
— Товарищ старший лейтенант! Вам тоже письмо, — Царьков отдал конверт.
Евгений еще некоторое время затягивался сигаретой, разглядывая до боли знакомый почерк и не открывал его, продлевая приятное волнение перед прочтением. Как жена с дочкой? Что у них нового? Письмо из Коммунарска, значит, уже уехали из Мирова. Как там мама?
Потураев надорвал конверт и развернул долгожданный листок.
