суровой любовью тем, что никогда Евгений не повторял своих приказов — они сразу исполнялись. Потураев знал о своих подчиненных все — чем они жили до службы в армии, какие у кого семьи, ждут ли их в родных местах девушки. И он, не стесняясь, в кругу своих взводов рассказывал о своей семье, о любви к жене и маленькой дочурке Анечке, о своей тоске по ним и матери. Такие минуты откровения сближали молодого офицера с подчиненными, и они видели в Евгении больше как старшего брата, которого нужно слушаться и к которому можно обратиться по любому вопросу. По большому счету, о таких взаимоотношениях с подчиненными думает каждый офицер, независимо от воинского звания и должности. Но не у всех это получается. Одни, веря в свою исключительность, считают себя выше всех подчиненных и общаются с ними только языком устава и приказными формулировками, не опускаясь до непринужденных бесед и разговоров с ними. Таких командиров солдаты не любят, хотя исполняют приказы, подчиняясь принятой присяге. Другие офицеры, не имея за душой ни малейшей черточки интеллекта и понятия о чувстве боевого братства, по-хамски обращаются с солдатами, криком и визгом добиваясь послушания, не подозревая, что в первом же бою могут получить пулю от своих же. Третьи, малодушно и беспринципно стремились стать среди своих подчиненных «своим парнем», путем откровенного панибратства, унизительно прося выполнять поставленные задачи и обсуждая их, как правило, в негативном цвете, вместе со своими подчиненными. Таких солдаты считали «тряпками», при первой возможности унижали их своей независимостью и в тяжелые минуты снисходительно кидали им в руки банку каши из сухого пайка, не давая пропасть с голоду. К сожалению, нужно признать, что эти три категории командиров составляли большую часть Советской Армии. Они не обременяли себя истинной заботой о своих подчиненных, состояние подразделений их беспокоило постольку-поскольку и, мечтая об очередном повышении, каждый из них шел своим путем.
Но настоящая воинская дисциплина и успешное выполнение любых задач держались на меньшей части офицерского корпуса — таких, как старший лейтенант Потураев Евгений Михайлович. Капитан Коростылев сразу определил в нем талантливого командира, умного, вдумчивого, притягивающего к себе подчиненных, которые верили ему и шли за ним. И не случайно как-то в минуты откровения Коростылев в присутствии других офицеров батареи сказал Евгению:
— Знаешь, Женя. В тебе я угадываю большое будущее. Ты будешь командиром полка, а я так и останусь старым комбатом. Возьмешь меня к себе в полк на батарею?
Потураев сначала принял такое заявление своего командира за шутку, потом лицо его стало серьезным и он, глядя Коростылеву прямо в глаза, тихо ответил:
— Тебя, комбат, — возьму.
И короткие реплики офицеров сблизили их души теснее, и они еще лучше стали понимать друг друга, став настоящими боевыми друзьями.
— Батарея! Подъем! Тревога! — прозвучал взволнованный голос дневального и сразу же другой голос повторил:
— 7-я рота! Подъем! Тревога!
Дневальные обоих подразделений, получив приказ из штаба батальона, поднимали разомлевших от сна солдат и офицеров в четыре утра.
Сержанты стали подгонять солдат быстрее одеться, разобрать автоматы, подсумки с магазинами и гранатами, каски и выходить на построение для получения задачи.
Коростылев, застегивая портупею, хватая автомат с картой, на ходу отдавал приказания своим офицерам:
— Потураев! Построить батарею, проверить наличие личного состава и их вооружение. Быть в готовности на выезд! Кривониша! Немедленно убыть на огневые позиции к дежурному расчету и ожидать дальнейших приказаний. Костюков! Средства связи и разведки погрузить в тягачи. Старшина! Силами отделения тяги организуй охрану и оборону расположения батареи! Я — в штаб батальона за задачей. Выполняйте!
Последнее слово он сказал уже на пороге их офицерской комнаты.
В узком коридоре казармы, где размещались 1-я батарея и 7-я рота, суетились солдаты, тоже на ходу надевая каски, неся попарно тяжелые автоматические гранатометы АГС-17, закидывали на плечи пулеметные ленты и выбегали в темноту раннего утра.
К штабу батальона бежали командиры рот. Майор Терещук ждал их в своей комнате небольшого домика, служившим и штабом батальона, и их спальным помещением. На стене над его кроватью кнопками была прикреплена крупно-масштабная карта провинции Логар, прикрытая матерчатой шторкой. Командиры трех десантно-штурмовых рот, минометной и артиллерийской батарей разместились вокруг длинного стола, стоящего посредине комнаты, и развернули каждый перед собой свои тонокарты. Здесь же находились начальник штаба батальона капитан Васильев и зампотех капитан Печайко.
— Все прибыли? — ни к кому не обращаясь, спросил майор Терещук.
— Все, — коротко сказал начальник штаба батальона капитан Иалев.
Терещук посмотрел на свои наручные часы, откинул шторку, закрывающую карту на стене, и обратился к прибывшим командирам:
— Товарищи офицеры! По данным агентурной разведки в настоящее время крупное бандформирование, прорвавшись в нашу провинцию из Пакистана, напало на кишлак Мухамед-Ага, устроила в нем резню, забирая к себе в отряд всех мужчин старше 14 лет, угоняя скот к себе в горы на базу. Тех, кто сопротивляется им и не идет в отряд, расстреливают на месте. Женщин, моляющих их не трогать скот и продукты питания, избивают.
— Приказываю! 7-й роте, третьим расчетам артиллерийской батареи и двум расчетам минометчиков немедленно убыть в кишлак с задачей уничтожить это бандформирование и при необходимости эвакуировать местных жителей. Старший в этой группе — я. Мой заместитель — командир 7-й роты. 9-й роте! На всем протяжении дороги от батальона до Мухамед-Ага выставить боевое охранение из боевых машин десанта на удалении зрительной видимости между машинами с целью предотвращения организации «духами» засад и минирования дороги при нашем возвращении. Старший здесь — начальник штаба капитан Ивлев. Зампотеху капитану Печайко организовать охрану и оборону расположения батальона силами 8-й роты, взвода связи и оставшимися расчетами артиллерийской и минометной батарей.
Майор еще раз посмотрел на свои часы и закончил постановку боевой задачи:
— Сейчас 4 часа 15 минут. Выезд через десять минут. Сверим часы.
Все присутствующие посмотрели на свои часы, кто-то что-то в них поправил.
— Вопросы есть? Молчание офицеров говорило о том, что всем все ясно.
— По местам!
Через десять минут две роты, три гаубицы артбатареи и два 120-мм миномета, буксируемых автомобилями ГАЗ-66, выехали в темноте из расположения батальона и на предельной скорости устремились на запад провинции, в сторону Кабула. БМД 9-й роты по приказу их командира, передаваемых по радио, одна за другой оставались на указанных местах, образуя цепочку дозорных машин, а остальные силы, не останавливаясь, мчались вперед. Старший лейтенант Потураев в кабине УРАЛа рядом с водителем Аликом Ахметовым, не выпуская из рук автомата, напряженно вглядывался в очертания дувалов, освещаемых светом фар. В кузове находились солдаты расчета ефрейтора Бакерова. Впереди них маячили так же два тягача с орудиями его батареи, в первом находился капитан Коростылев с расчетом сержанта Сердюкова, и ехали они сразу за двумя ГАЗ-66 минометчиков. Бронетранспортеры БТР-70 седьмой роты шли впереди и сзади этой небольшой колонны, вращая башенками с крупнокалиберными пулеметами КПВТ. Наводчики-операторы этих пулеметов, сидевшие в башнях у прицелов, готовы были открыть огонь в любом направлении при нападении на колонну. Через пятнадцать километров они въехали в ущелье Дахи-Нау. Длиной в шесть километров оно представляло собой зажатую с двух сторон горами извилистую дорогу. Слева, метрах в двух высились скалы, справа, за небольшим обрывом глубиной метров пять, протекала горная река Логар, а за ней такие же крутые склоны гор.
— Идеальное место для засады, — подумал Потураев, глядя на отблески скал и темноту невидимой речки. — Если подбить первый и последний БТРы, мы окажемся в ловушке и сверху нас уничтожат безнаказанно, т. к. в такой тесноте нам и орудия не развернуть, и пулеметам бронетранспортеров не
