глухо стучали граненые стаканы. Выпили и налили еще. Встал со стаканом в руке командир батареи Потураева капитан Носонкин:
«Товарищи офицеры! Уезжает из нашей батареи один из лучших офицеров. Полтора года мы вместе создавали ее по крупинке, не считаясь ни со временем, ни с личной жизнью. В том, что сейчас личный состав обучен и готов выполнить любую боевую задачу, есть немалая доля старшего лейтенанта Потураева. Грамотный артиллерист, он обучал солдат и сержантов всем секретам работы у орудий. Спасибо, Женя! За тебя! За всех уезжающих! Чтобы живыми вернулись к нам!»
Застучали стаканы. Потураев и второй раз едва пригубил немного водки. За столом оживленно заговорили, нет-нет, поднимая стаканы, глазами обращаясь к нему и другим виновникам застолья. Они тоже мало выпивали, так как знали, что сегодняшний вечер — последний в кругу своих семей.
Отъезжающих дружно проводили до КПП и Потураев пошел домой знакомой дорогой. Наташа и Анечка ждали его. Весь последний вечер они все втроем были рядом. Евгений не выпускал Анечку с рук. И за столом держал ее на коленях, и после ужина постоянно прижимал дочку к себе, целуя то в ушко, то в щечку. Наташе спокойствие давалось нелегко, но уже без слез она еще раз перебирала уложенные в чемодан вещи. Не забыла ли что-нибудь положить? Наташа напекла его любимых пирожков и вместе с железной и плоской банкой селедки «Иваси» приткнула пакет между зимней шапкой и тельняшками Евгения.
Уложив Анечку спать, Наташа и Женя долго обсуждали их дальнейшую жизнь.
— Как договорились, Наталя, я завтра утром уеду во Львов, а вы с Анечкой, взяв с собой самое необходимое, уезжайте в Коммунарск. Как только будет первая возможность — я вам напишу и сообщу свой адрес. Ну, не плачь, не плачь, Наталя! Все хорошо будет! Не надо!
Наташа опять плакала у него на плече. «Уже ничего не изменишь, от нас ничего не зависит», — думала она. И от сознания такой беспомощности еще жалобнее подвывала в его плечо.
Утром вся небольшая семья Потураевых была на железнодорожном вокзале. До отхода электрички оставалось десять минут. Здесь же находились и другие уезжающие офицеры с семьями. Только лейтенант Ласкин с небольшим чемоданчиком был в одиночестве.
Евгений держал Анечку на руках, а Наташа с припухшим от слез лицом прижалась к его плечу. Все уже сказано и они стояли молча, прижимаясь друг к другу. Подошла электричка, открылись ее автоматические двери. И народ наперегонки бросился на посадку.
— Женя! Мы тебя любим и будем ждать всегда, всегда! Ты только нам быстрее напиши, а уж мы с Анечкой часто тебе писать будем. Анечка, поцелуй папу!
Аня, не совсем понимая слез мамы, обняла Потураева своими пухленькими ручонками. Евгений поцеловал ее в носик и передал дочку Наташе и взял чемодан в руку.
— Ну, все, родные, долгие проводы, лишние слезы. До свидания, любимые. Я вернусь! — он свободной рукой приобнял Наташу, державшую Анечку, и поцеловал ее.
Из окна вагона Потураев видел их, стоящих среди других провожающих, таких близких и уже таких далеких ему людей.
Львов встретил пятерых офицеров звоном трамваем и ухоженными узкими улицами. На проходной Управления кадров дежурный прапорщик, проверив их предписания, указал офицерам подъезд, сообщил номер комнаты, в которой их ждали. В просторной комнате за столами, как в школьном классе, уже сидело человек пятнадцать офицеров различных родов войск: мотострелки, танкисты, автомобилисты, артиллеристы. Работник Управления, незнакомый пожилой подполковник, отметил в своем списке прибывающих и предложил занять свободные места. В течение десяти минут подошло еще несколько офицеров. Подполковник, сверив количество офицеров со своим списком, обратился к ним:
— Товарищи офицеры! Вы все из разных воинских частей нашего Прикарпатского округа. Но с этого момента вы являетесь одной группой, убывающей для прохождения службы в Афганистане, и должны держаться вместе. Порядок нашей работы следующий, — он посмотрел на часы, — через двадцать минут мы должны быть в комнате у начальника Управления кадров округа генерал-майора Стогова. После беседы с ним на нашем автобусе едем в аэропорт. Билеты на самолет до Ташкента у меня. Прошу никуда не отлучаться, все вопросы решать со мной.
Кабинет генерала вместил всех двадцать пять уезжающих офицеров. Они расселись на стулья, стоящие по периметру кабинета у стен. Подполковник остался стоять слева от стола генерала, доложив о готовности группы к отправке и держа в руках папку каких-то документов. Генерал-майор Стогов, высокий и седой, встал из-за стола:
— Товарищи офицеры! Ваша группа представляет лучшую часть нашего округа. Помните об этом и достойно исполняйте свои обязанности на земле Афганистана. У меня к вам один вопрос: есть ли среди вас, кто не хочет, не может или боится уезжать в Афганистан?
В кабинете наступила тишина. Вдруг поднимается лейтенант в красной фуражке мотострелка и запинаясь, но смело, начал доказывать о невозможности своего отъезда, только что женился, вся родня боится за него и все такое. Со стороны было явно видно, что он и сам боится. Лейтенант замолчал и остался стоять. Генерал, повернувшись к подполковнику, сказал:
— Товарищ Виноградов! Мы должны идти навстречу пожеланиям офицеров и их родственников. Подыщите лейтенанту место службы на Крайнем Севере, отправьте его туда и доложите мне. Товарищ лейтенант! Выйдите и подождите подполковника в коридоре!
Лейтенант вышел. Стогов спросил:
— Еще есть такие?
Все молчали. Он опять обратился к подполковнику:
— Виноградов, раздайте паспорта.
Подполковник Виноградов называл фамилии, офицеры вставали, подходили и получали синие корочки служебных паспортов. Потураев, вернувшись на свое место, разглядел его: консульская печать, виза на въезд, страна — Афганистан. Другие офицеры тоже с интересом листали невиданного доселе паспорта.
Подполковник подал команду:
— Товарищи офицеры!
Все встали по стойке «смирно». Генерал пожелал им вернуться в одной округ и разрешил выйти. Через полтора часа все офицеры были в аэропорту Львова.
Афганистан. Северная провинция Кундуз. Уже почти два года стоит здесь, на окраине Кундуза, 56-я отдельная десантно-штурмовая бригада. Стоит — это только слово — стоит. Батальоны бригады, усиленные артиллерийскими и минометными батареями за два года, может быть, месяца четыре были в своем палаточном городке. Четвертый батальон сразу же после перехода границы в конце декабря 1979 года занял перевал Саланг и держал его несколько месяцев, пока советские войска потоками шли в глубь Афганистана. Подразделения батальона, заняв мосты и мостики, главную туннель перевала и другие ключевые объекты перевала, отражали нападения бандформирований в условиях отрыва от основных сил бригады, холодной и снежной зимы и полной бытовой неустроенности. Это потом, после них, здесь будут построены ДОТы и бронеколпаки, а солдатам четвертого пришлось хлебнуть в полной мере морозные ночи в горах, просто негде укрыться и не из чего разжечь костер. Кругом только голые и мрачные стены гор и снег.
Второй батальон совсем ушел на юг в Кандагар на усиление мотострелковой бригады, так и остался там, мотаясь по пустыни Регистан за караванами с оружием, формально числясь за 56-й бригадой.
Первый и третий батальоны истоптали своими бронетранспортерами весь север и северо-восток страны, загоняя моджахедов вплоть до реки Аму-Дарья, границы с Советским Союзом. Командир бригады подполковник Ветошкин вертолетами добирался от одного батальона в другой. Он знал все нужды своих начальников служб с колоннами грузовиков, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение своих солдат. Хотя не всегда это удавалось.
В середине ноября 1981 года все подразделения бригады получили по радио приказ вернуться в постоянное место дислокации в Кундуз. Личный состав отмылся в походной палаточной бане, прожарил обмундирование в специальных санитарных машинах, «вошебойках», и два дня отсыпался в утепленных
