– Невысокая, пять-шесть локтей. Камни просто навалены и раствором не скреплены.
– Как широка дорога?
– Четыре лошади в ряд поместятся легко.
– Хорошо…
К обеду прибыли остальные четыре сотни, после чего завертелось.
Весь кулак состоял из одних только конников. Адраги вообще не мыслят жизни без коня: даже самый захудалый воин обязательно имел лошадь и не одну. Обычно войско кочевников состояло из лучников, с составными луками и круглыми щитами; также тяжелых всадников, в медных панцирях, вооруженных копьями с крюком на наконечнике; а также нукеров – самых лучших воинов в дорогих доспехах.
Шум стоял невообразимый. Погода опять переменилась – на смену солнцу и жаре вновь пришли дождь и холод. Пятьсот воинов превратили местность у руин в непроходимое болото.
Габа ругался и сквернословил, и это означало, что он раздумывает над тактикой. Он никогда не советовался с нукерами и сотниками. Он считал себя самым умным, и бесчисленное количество выигранных битв укрепляли его в этом мнении. Поэтому окружающие темника воины (тоже не дураки), старались разными хитрыми способами, незаметно для него, повлиять на итоговое решение.
Вечером, за костром, Габа Одноглазый рассказал всем, как он намерен провести кампанию против 'хранителей огня'.
– Мы пойдём напролом. И всё. – Темник удовлетворённо улыбнулся и шумно высморкался.
Никто не удивился. Некоторое время стояла тишина.
– Очень хорошее решение, – произнес наконец сотник Наур. – Мудрое. В простоте – вся мудрость. Нападём на них ночью, часа в четыре утра, когда самый сильный сон и отправим их в бездну к шайтану!
Габа на миг застыл с открытым ртом, потом пришел в себя и сказал:
– Да, ночью. Ночью они спят, и порешить их не составит никакого труда.
Тут взял слово сотник Булаг, старый и опытный воин:
– Я поподробней расспросил Сэдея, – неторопливо молвил он, почёсывая блестящую лысину. – Он вспомнил, что видел на дороге и около неё свежие следы. Ему показалось, будто за дорогой следят…
– Ммм… Пойдем стороной, – немного помрачнев, сказал темник. – Рассеемся. Будем идти тихо. Бейте всех встречных, хоть женщин, хоть детей, эти шакалы не должны узнать о нашем приближении.
'Они уже всё прекрасно знают, – эта мысль крутилась в голове почти у каждого. – Как будем идти между скал? Ихние лучники изрешетят нас, словно зайцев!'
В результате таких вот ухищрений Булаг, Берюк, Нохай и остальные, обогатили план своего военачальника следующими тактическими уловками:
во-первых, как и было сказано, отряд рассеется, и как можно шире. При этом кочевники будут жечь окрестные сёла и убивать всех местных жителей, для того, чтобы у противника создалось впечатление, что они только за этим и явились, – какой же захватчик не устоит перед возможностью побесчинствовать на порабощенной земле?
во-вторых, к мосту подъедут три сотни. Четвертая сотня, которую проведёт Сэдей между скал, зайдёт с востока, последняя – пятая – с запада. Они дружно ударят в спину лучникам, затаившимся на скалах, и в бок занявшим оборону на дороге. Лучники, заняв позиции, прикроют основные силы. У кочевников были невысокие, крепкие и неприхотливые лошади. То, что они справятся с трудным переходом по горам, никто не сомневался. Как сказал Берюк: 'И не в такой заднице бывали'.
И последнее – операция будет проводиться под покровом ночи. Адрагам не привыкать, все в кулаке знали друг друга много лет, и хорошо ориентировались в темноте.
Ночевать не стали, и уже поздним вечером двинулись в путь. Удивительно, но насколько шумно и бестолково воины вели себя днем, настолько же тихо и организовано они пошли ночью.
Стемнело. Тучи и правда разошлись, а остатки размазались по всему небосводу. Ашант развел костер.
'Странно. – Мысли возникали в голове так, как будто кто-то ему их нашептывал. – Во что я превратился… Из одержимого своим ремеслом воина и убийцу в терзающегося сомнениями и страхом человека'.
Всё дело было в боли, посещавшей его так часто и так неожиданно. В мире много боли, в этом он убедился сполна. Так много, что добрый дух Туджеми, наверное, решил дать ему немного сверх меры. А может, это наказание за его равнодушие, одержимость своими идеалами, холод?
Хотя это была чужая боль, но от нее не убежишь. Глядя на огонь, воин вспоминал об ушедших друзьях, и о том, чем, напоследок, они его одарили. Вряд ли он был им за это благодарен.
Боль представлялась ему старой иссохшей женщиной, которую он именовал Аурун. Он прекрасно помнил, как корчился на полу, в своей юрте, и душа его неистовствовала, сопереживая страданиям брошенного в степи умирать Беара.
Он видел во тьме горящие волчьи глаза. Он ярко чувствовал каждую ноту в песне смерти, уже входившей в агонизирующее тело самого близкого друга за всю его жизнь.
Тогда он не выдержал. Трясущийся, покрытый холодным потом, Ашант вскочил на коня, разыскал в степи Беара, и, крича, как раненный зверь, добил его.
Вечный страх перед чужой болью…
Он боялся сблизиться с кем-нибудь, он чурался людей, словно волк. Он превращался в отшельника и все стремления окружавших его людей, их склоки, амбиции, привычки и надежды начинали казаться ему пустой тратой времени.
Он сумасшедший, он безумен. Однажды осознав это, Ашант старался не спускать с себя защитную маску – облик своего, надёжного во всех отношениях, парня. 'Пусть мои страдания будут со мной', – думал он.
И напрасно он цеплялся за свои упражнения, что они давали ему? Зачем себя обманывать?
'Как я устал, – внезапно осознал Ашант, – как устал. Как… устал'.
– Сожри меня демон! – гнусавил Габа, тщетно пытаясь высморкаться. – Как мне надоел этот проклятый насморк! Представляешь, Джута, этот сукин сын Соам, да отправится он в бездну, дал мне какую-то выжимку из гнусной и едкой дряни, и посоветовал закапывать в нос. При этом он сказал мне, что через пару дней всё пройдёт. Я закапал. И после этого мне стало так херово, что я чуть не помер! Но этот собачий котях сказал, что так и должно быть, это хорошо, ещё чуть-чуть, и всё пройдёт! Но между тем соплей стало в три раза больше! Я пошел к этому недоноску с твердым намерением снести ему башку! Но он опять убедил меня, что всё хорошо! 'Вся зараза из вас выходит, повелитель!' – кочевряжился он передо мной. И я, дурак, поверил! Вот уже полгода, а эта зараза никак не выйдет! Вернусь, снесу гаду башку! Сожри меня демон со всеми потрохами! Скормлю его хилое тело волкам!
Был второй час ночи. В мертвой тишине изредка раздавались крики ворон. Кулак сидел в абсолютном мраке, не шевелясь и не издавая звуков. Единственным светом были умирающая луна, и едва видное пламя на Огненной горе. До канатного моста был час пути.
– Сэдей вернулся, повелитель! – прозвучал чей-то голос во тьме.
– Сюда его, подлеца! Хорошо темно. Не будет страху наводить на нас своими косыми глазами, верно, Джута?
– Хе… точно, повелитель.
– Канатного моста нет, повелитель, – сказал разведчик. – Шакалы видно прознали о нас и перерубили его.
– Сожри меня демон! – ругнулся темник. – Что же делать? Хм… А пройти на конях по склонам мы сможем? Как думаешь, 'умный' Сэдей?
– Э… – Сэдей не ожидал такой чести и вначале смутился. – Склоны довольно крутые, вряд ли… Но такой крутой участок длится всего около ста шагов, а мост как раз посередине. Дальше, в обе стороны, долина расширяется и склоны уже более покатые… Там вполне можно пройти. Тем более, – добавил он, осмелев, – идти в лоб наверное не стоит…
– Косой, но и правда умный, – прервал его Габа. – Даже слишком. Иди, свободен.
– Как скажете, повелитель. – И Сэдей, коря себя за излишнюю болтливость, тихо ушел.
