товарищами, уже ударившим неприятелю вбок.
Вдоль дороги, по направлению к замку, дул страшный ветер с градом и несмолкающим дождем, хлеставшим лицо, как кнут. Ашант с воплем вклинился в толпу черных рыцарей. Сначала он, будто мальчишка, слепо размахивал палашом. Но потом, после того как чей-то тяжелый меч с громким уханьем грохнул по его щиту, чуть не выбив из седла, воин начал осматриваться. Он судорожно и нервно шептал себе: 'Успокойся, успокойся. Вспомни, вспомни…'.
Дождь слепил глаза, но Ашант увидел, что находится в самой гуще рыцарей. Их хмурые сосредоточенные лица смотрели на него равнодушно, как на букашку. Это длилось какой-то миг. Потом в воздух разом поднялось несколько мечей, блеснув в свете факелов. Ашант заметил все движения и успокоился. Как будто всё стихло. Он задышал ровно и спокойно.
Он заметил, что громоздкие металлические доспехи сковывают их, что большие прямоугольные щиты, окованные бронзовыми полосами, оттягивают им руки. И ему стало смешно. 'Успокойся! – весело зазвенело у него внутри. – Успокойся!'
Первым пал пучеглазый всадник, с седой бородой. Он упал с коня, глухо хрюкнув, после того как палаш молодого нукера острием воткнулся ему в глаз. Нога пучеглазого застряла в стремени; его меч отлетел в сторону. Но Ашант уже забыл о нем. Он развернулся и ударил палашом топтавшегося там коня по морде. Седок, уже занёсший меч, мигом слетел с взбесившегося животного и тут же был затопчен своими же собратьями. Удар другого противника, сбоку, юноша парировал, хотя выпад был очень мощный: Ашант с трудом удержал задрожавший в руке палаш. Но не успев опомниться, как машинально, точным, заученным движением, полосонул того по горлу. Кровь хлынула с такой силой, что забрызгала воину всё лицо – тот зажмурился, отшатнулся. Это распалило юношу до предела. Он словно опьянел, его палаш с высоким свистом начал рассекать воздух, и противники стали падать с лошадей, словно куклы.
Ашант пригибался, подпрыгивал в седле, конь его вертелся, как волчок. Скалы кружились над его головой, точно в танце и дождь падал с воспаленных небес как-то медленно.
Он забылся, он ничего не чувствовал, кроме одуряющего экстаза. Он что-то кричал, и ему нравилось, нравилось убивать!
Рыцари дрогнули и попятились. Кочевники наседали на них, прыгали через загородку и во дворе уже слышались гортанные выкрики адрагов. Душа Ашанта возликовала, видя, как 'хранители огня' спешно разворачиваются; многие из них с тревогой поглядывали на вершину скалы, где стоял замок. Дождь поливал с чудовищной силой и зажженные там костры беспомощно трепыхались, грозя вот-вот погаснуть.
Ашант рвался туда, конь легко перепрыгивал через павших, но тут чей-то сокрушительный удар потряс его. В голове будто полыхнул огонь, перед глазами всё поплыло, он свалился с коня на землю и потерял сознание.
Чей-то крик. Кто-то дико, надрывно орал. Ашант открыл глаза и закашлялся. С дороги стекали потоки воды с грязью прямо на него, на его лицо, ему в рот. Воин лежал около загородки. Она осыпалась и камни валялись вперемешку с мертвецами. Было очень холодно, голова нестерпимо болела. Он пошевелил ей, и движение отдалось сильной болью.
'Что произошло? – мелькнула первая мысль. – Как ребята? Где все?'
Падал мелкий снег, присыпая многочисленные трупы. Кто-то ползал, кто-то стонал, кто-то кричал.
'Черт бы побрал этого дурака, – раздраженно подумал Ашант, приподнимаясь. – Чего он орет? Снег идет…'
Когда он встал на ноги, к горлу подступила тошнота, и он вырвался.
Ашант не сразу заметил погасшие огни на Огненной скале. И сразу после этого он ощутил дикий страх. Он понял, что так не должно быть, что пламя ни в коем случае не должно было угаснуть. Осмотревшись, воин с удивлением увидел пятившихся назад людей. Остатки кулака – его товарищи, бок обок с рыцарями отходили от роковой горы. Рыцари плакали. Их лица выражали отчаяние.
Мимо него прошел молодой парень, облачённый в черный панцирь с нарисованным на нем алым пламенем; на груди, на серебряной цепи, висел черный клык; в руке была секира с черной ручкой и красивым узором на лезвии. Он посмотрел на Ашанта, и в глазах его застыли ужас и мольба.
'Что мы наделали? – запаниковал Ашант. – Почему все бегут?'
Справа верхушки скал побледнели. Начинался рассвет. Снег продолжался, мелкий, незаметный. Стало холодно так, что у Ашанта застучали зубы. Он тоже попятился и упал, наткнувшись на своего коня. У него была перебита шея. Ему внезапно стало так жалко его, что он вопреки себе скупо заплакал. Люди уже бежали.
И тут Ашант услышал гром. Резко обернувшись, воин с ужасом увидел, как замок на скале разлетелся во все стороны, точно лопнувший горшок над очагом. Из скалы ввысь с огромной скоростью вылетело нечто не поддающееся описанию. Какой-то сгусток тьмы, что-то вроде тумана, неистово вращающегося вокруг своей оси. Столп этого жуткого тумана летел вверх, вливаясь в небо, как нечистоты в чистую реку. Мертвенно холодная Тьма вырывалась из скалы на свободу, и юноше показалось, что она затягивает в себя все окружающее.
Ашанту внезапно захотелось покинуть это проклятое место. И он побежал, перепрыгивая через павших, и все вокруг бежали. Потом он споткнулся и упал прямо на чей-то труп.
Ашант с отвращением слез с него. Мертвец смотрел в небо одним широко раскрытым глазом. Другой был прикрыт. Что-то в его искаженном облике показалось ему знакомым.
– Габа! – воскликнул он. – Это же Габа! Повелитель! – Ашант обхватил руками лицо темника. – Как же так?! Габа!
Неожиданно Габа скосил глаз на Ашанта. Неясный хрип вырвался из его груди, и следом за ним из горла пошла кровь.
И тут Ашанта затрясло. В этот миг в него будто вселился чей-то дух и навсегда изменил его жизнь.
Ашант вдруг почувствовал всю боль темника, услышал все его мысли.
'Дышать нечем… Дышать нечем… Нос заложило… Холодно, сожри меня… демон'.
Жизнь угасала в темнике. Мысли Габы путались, а тело стало ватным, оно словно лежало на мягчайшей перине.
Спустя несколько секунд Габа Одноглазый умер.
Его смерть не принесла Ашанту облегчения. Все его раненые друзья будто закричали ему, заспешив поделиться с ним своей болью. Их мольбы о помощи хором зазвучали внутри него.
Ашант зажмурился, обхватил голову и затравленно осмотрелся, не понимая, что происходит. И откуда он знает, что Нохай где-то рядом, лежит со вспоротым животом, дымящаяся кровь медленно и тягуче сочится из зияющей раны на пушистый снег и тут же застывает. Нохай совсем не чувствует ног, а в грудь его будто врезаются тысячи раскалённых игл, причиняя невыносимые страдания.
И что Сэдей, славный Сэдей… В его шее стрела, а лицо превратилось в кровавое месиво. И он почти умер, только крохотная искорка жизни ещё слепо цепляется за своего хозяина, отчаянно взывая о помощи.
И что Булаг… и Джута… и… и…
Чей-то громовой хохот потряс небеса. Столп иссяк, и из демонической горловины выбрался и сам дух. Видны были только исполинские крылья, оставлявшие за собой дымный след. Дух пролетел над долиной и исчез.
– Вставай, Ашант! – Берюк подхватил юношу и волоком потащил за собой. – Эту битву не выиграл никто. Пошли, оставь сопли! Мы ещё поживем, и пусть шайтан этот подавится!
Берюк бешено сквернословил, не умолкая ни на минуту, и грязные слова его язвили Ашанта. Они словно сливались с неумолчным, пульсирующим низким гулом, поднимавшимся из недр потревоженной ими горы. Этот чуждый всему живому вой бурлил в горле и зудел в ушах, он словно хотел вобрать в себя всё живое, он жаждал их смерти и брань Берюка помогала ему в этом.
Обессиленный Ашант больше не мог вынести этой пытки.
– Хватит… – из последних сил шептал он, повиснув на плече сотника. – Хватит уже, не ругайся…
