– Ммм… Искра где-то здесь во дворе… – пролепетала девка.

– А Горыня? Где он? Опять пьян?

– Не знаю, ваша светлость…

– Так позови их, – велел старик. – Всё, иди вон… бестолочь.

Искра, светло-русая, подвижная девушка лет шестнадцати, сидела на ступеньках высокого резного крыльца, ведущего в покои своего отца, князя Волчьего Стана Вятко, который сейчас лежал в одной из спален, тяжело и неизлечимо больной. Она звонко смеялась, слушая спор двух людей, происходивший во дворе.

– Да что ты буробишь, глупая баба! – восклицал княжеский десятник по имени Девятко – невозмутимый мужик с коричневым, в мелких морщинках, лицом и пышными усами. Он важно сидел на пне и вырезал из дерева какую-то фигурку. – Не было этого никогда.

– Тебе всё не было, – ворчала Белка, кухарка. – А я знаю. Точно знаю. Клянусь Матерью- Хранительницей. Щека еще в позапрошлом году рассказывал то же, и Рахтай – Рахтай-то от чего помер?

– От пьянства…

– Ничего не от пьянства, скажешь тоже… Вот клянуся, клянуся Матерью-хранительницей! Павно своими глазами видел! Он теперя даже заикаится! Как выскочил выверь! Прям ниоткуда выскочил чертяка… Манька его клялалася, а я Маньку яво уж скоко знаю! Точно было!

– Как же, клянись, глупая баба, клянись, – сказал Девятко. – Пятьдесят зим прожил на свете, и никакого выверта здесь отродясь не было…

– Тьфу ты, дурак! Да ведь весь Стан знает! Да что с тобой спорить!

Девятко насмешливо покачивал головой. Солнце, озорно выглядывая из-за росших у княжьего заплота берез, рассыпалось по двору мелкими лучиками, добралось до девушки, ослепило её, заставив зажмуриться, золотом заиграло в роскошных волосах. Она продолжала хохотать.

– Да иди ты, сам знаешь куда! – Белка развернулась и пошла по направлению к стряпной избе, покачивая бёдрами и поминутно что-то сердито выговаривая.

– Выверт! – Девятко в сердцах сплюнул. – Что за ерунда! Никогда в Шагре не водилось никакой нечисти – ни чертей я не видал, ни леших, а уж выверты всякие! Это всё марницкие сказки. Точно, как есть сказки! Уж эти марни известные выдумщики. Знавал я пару ребят из ихнего племени. Болтуны еще те. Они тебе не только про выверта расскажут.

Искре нравилось, когда говорил Девятко, его рассуждения всегда веселили её. Надо сказать, что Девятко был не только десятником, но и заядлым охотником, а ещё, как говорят, травником и знахарем.

– Якобы выверт стянул дитя новорожденное у Павно, прошлой ночью, – ворчал он. – Слышь меня, красавица?

– Да, дядька.

– Что скажешь?

– Не знаю, дядька, – ответила Искра и снова расхохоталась.

– Вот-вот, и никто не знает, – не обращая никакого внимания на смех Искры, продолжал рассуждать Девятко. – А я – знаю. Марницкая сказка это. Про выверта. Треплют языком, а чё треплют? Хоть бы подумали, что это за чудо такое – выверт. А это чудо оттудова. Из Марна. Кажись. Иль нет?.. Может и из Залесья оно…

– О чём ты, дядька? – спросила Искра.

– Да вот не вспомню я, откуда слух-то сей…

– Про кого, про выверта?

– Да, про него… Кажись, всё-таки из Залесья она, это сказка. Легенда. Легенда о девочке с золотыми волосами. С золотыми, такими вот, как у тебя. Или нет? Эх, память уже не та…

– Расскажи, дядька!

– Расскажу, милая, расскажу, – пообещал Девятко. – Только вечерком, хорошо? Некогда мне щас.

– Хорошо, я буду ждать тебя! – крикнула Искра и побежала в дом.

В сенях она столкнулась с нянькой.

– Э-э-э… – Нянька растеряно раскрыла рот и уставилась на княжну.

– Что ты, Любавушка? – спросила её девушка.

– Батюшка вас зовет…

– Хорошо, я иду. – И Искра побежала к отцу.

– И брата вашего тоже! – крикнула ей вслед Любава.

– Я не знаю где он! Наверное, опять пьян!

Вятко дремал, изредка подёргивая костлявой рукой. Искра неслышно подошла к нему и присела на край ложа. С минуту она хмуро разглядывала отца, потом отвернулась и стала ждать.

– Я слышал, как ты пришла. – Шепот князя вполз в шуршащую тишину спальни, как илистая муть в чистый ручей. – Только не услышал я шаги сына моего.

– Оставьте, батюшка, – резко сказала Искра. – Мне всё равно. Я не собираюсь его искать.

– Дай мне свою ладошку, дочка… – Князь протянул ей дрожащую руку.

– Не дам. – Дочь отодвинулась подальше.

– Всё капризничаешь, – устало вздохнул князь. – Капризничаешь…

– Чего вы хотели? – холодно спросила она.

– Узнаю этот тон. Знаю, как сердишся ты. Губки твои плотно сжаты, и смотришь ты не на меня… Да и не надо. У тебя острый взгляд, Искра, злость тебе не к лицу.

Искра молчала, обхватив руками плечи.

– Где Горыня? – опять спросил князь. – Без него не могу сказать…

У девушки дрогнуло сердце. Она с детства недолюбливала отца, как впрочем и многие. Но в последний год она его возненавидела, даже несмотря на болезнь, так неожиданно подкосившего ещё не совсем старого человека (этой зимой князю стукнуло шестьдесят) и превратившего его в живого мертвеца.

Скрипнула дверь и в ложницу вошел Горыня. Он был силён, плечист, волосы коротко острижены, на круглом румяном лице почти недельная щетина. Горыня, широко и небрежно шагая, подошел к кровати и прогрохотал:

– Здравствуй, батя! Чего надо?

Старик улыбнулся.

– Трезв. Хе-хе…

– Батюшка, – нетерпеливо спросила Искра, – вы скажете, наконец…

– Скажу, скажу. Искра, ты ведь созрела уже. Округлилась. Я ведь слышу твой запах… Так пахнут женщины…

Горыня усмехнулся. Искра, недоумённо посмотрев на брата, вскочила с места.

– Сядь, успокойся, – опередил её князь. – Сначала выслушай, потом скажешь. Я обещал тебя выдать замуж за Велимира, сына северского князя Мечеслава? Обещал, давно обещал… Время пришло, дочка. Не кипятись, не кипятись… Горыня!

– Я слушаю, батя.

– Возьмёшь сорок воинов, или около того, и всех кого надо. Приданное, слуг, в общем всех, позаботься об этом. Здесь останется Будивой. Он храбр и опытен, справится. Езжайте, вас ждут.

– Нет! – крикнула Искра. – Хочешь продать меня, как ты продал Младу?

Князь, услышав эти слова, закашлялся.

– Оставь, сестра, – мягко проговорил Горыня и положил ладони на её плечи. – Не надо. Пойдём.

Искра, оттолкнув брата, выбежала из комнаты. Князь продолжал кашлять. Горыня посмотрел ей вслед, вздохнул и сказал:

– Я понял, батя. Я всё сделаю. Отвезу её. Там ей будет хорошо. Но… но, напоследок, скажу тебе, отец. – Горыня сделал ударение на последнем слове. – Младу тебе не прощу. И никто не простит. Ни один венежанин. Это тебе на прощанье. Может, и не увидимся более.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату