Искра проснулась, а вернее очнулась, и обнаружила себя в углу, обернутой в одеяло. Страшный сон не выходил из головы, ее трясло, и она еще долго не могла успокоиться и придти в себя.
Стояла глубокая ночь. Везде царила полная тишина. Гнетущая темнота, усиленная пережитым во сне кошмаром, давила так, что девушка боялась пошевелиться. Долгие одинокие ночи, проводимые во дворце, плохо действовали на ее психику. Искра с детства привыкла спать с любимой нянькой Нюшей, с сестрой Младой, с подругами, с Буяной, наконец. Ей всегда хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом, пусть за стеной, но чтобы был; она легко засыпала под переливчатые голоса служанок, под шумные песни подгулявших горожан, под степенные речи вельмож, с коими Вятко любил засиживаться допоздна в саду, за кувшинчиком бражки, прямо под окнами ее опочивальни.
Здесь ничего этого не было. Дворец, такой великолепный, оказался холодным, словно склеп. Да еще эти кошмары…
Искре казалось, что эта ночь ее убьет. Что утро не принесет радости, и поэтому жить, просто жить незачем. Пусть провалятся к Дуву все, кто решил ее судьбу. Она обманет их. Обманет. Как поступил воевода Бой, когда наутро осознал, что в пьяном угаре зарезал собственного сына? Утопился!
'Нет, нет, – с ужасом подумала Искра. – Что за мысли такие? Никогда…'
– Никогда! – закричала она и вскочила с места. – Это твои проделки, Тысячеликий? Тебе нужна моя плоть, моя душа? Не дождёшься!
'Но что же я сделаю? Брошусь в объятья Мечеслава?' В данный момент, мысль о Мечеславе показалась девушке такой спасительной. Он ведь любит ее. И он весьма привлекателен.
Нет.
Нет?
Может быть не зря ночь – время любви. Ночью к нам приходят самые смелые фантазии, ночью мы совершенно теряем голову и предаёмся безумным мечтам – таким мечтам, о которых днем вспоминаем со стыдом. Особенно если они подпитаны страхом и безысходностью. Зачем себя обманывать, ведь Искра по ночам не раз забывалась в грёзах о нём. Зачем упрямиться? Зачем ломать себе жизнь и оплакивать свою судьбу, подобно Велимиру или этому святоше Клеомену? Она сама говорила царю о несгибаемом духе венежан. Где же этот дух? Быть сильной не значит быть справедливой. Она совершит этот поступок, а на остальное ей наплевать.
Подумав об этом, Искра надела халат, и вышла в коридор. Там властвовала непроглядная тьма. Но она не хотела зажигать свечу, чтобы не привлекать внимание. Идя на цыпочках, по стенке, неприятно холодной и влажной, девушка добралась до круглого зала. Там также оказалось темно и, к счастью, пусто – привратница отсутствовала, скорей всего, где-нибудь спала.
Постепенно ее глаза привыкли к темноте, но это мало ободрило Искру – она поняла, что не знает в каком из трех оставшихся коридоров находятся покои Мечеслава. Девушка смутно помнила, что в ту роковую ночь, когда погиб ребенок Анеи, царь пришел откуда-то справа. Искра посмотрела туда – в той стороне зияли чернотой два коридора.
Искра зашла в один из них и остановилась. Тут очень холодно, значит, здесь никто не живет. Она вошла в другой, и… сердце ее бешено заколотилось.
Мечеслав был где-то рядом. Не чуя под собой ног, она шла, обхватив плечи руками, и все сильней и сильней волновалась, должно быть точно так же, как и он, когда признавался ей в любви. Она боялась, и сама себе казалась сошедшей с ума.
Дверь его была чуть-чуть приоткрыта и через узкую щель пробивался свет. Искра остановилась, ее знобило, но не от холода, и лоб покрылся испариной. Она сделала еще шаг, но потом развернулась и тихо побежала назад.
Нет, упрямо подумала она, остановившись. Назад пути нет. Она сделает это.
Дверь медленно открылась. Мечеслав, сидевший в отремонтированном кресле, при полном параде – в подлатнике, в сапогах, – с книгой на коленях, вскочил. Книга, зашелестев страницами, упала.
На пороге, прислонившись к косяку, стояла робко улыбавшаяся Искра.
Глава 21. Скандал
В конце концов, это должно было когда-нибудь случиться, и случилось. В Воиград прибыли братья. Наверно всё княжество вышло поглядеть на это великолепное зрелище, и старики, утирая слезы, вспоминали, как когда-то, лет уж тридцать назад, приснопамятный царь-батюшка Блажен отправлялся на запад, во главе примерно такого же сверкающего войска. Отправлялся в свой последний поход. Глупый Эйк! И что ему дала та победа? Ничего, лишь чашу с цикутой! Вот так владыки Треары отблагодарили своего последнего героя – отравили его и присягнули на верность пяти королям, которые превратили еще совсем недавно могущественнейшую империю в собственную игрушку.
Дубичские братья, в сопровождении своих дружин, одна блистательней другой, с торжествующим видом ехали вдоль убогих улочек черного Воиграда, и огромная масса бедных людей кланялась им в ноги. Нависшее над устьем, словно напоротое на гниющую в воде флотилию закатное, солнце мешало встречающей делегации пристальней рассмотреть почетных гостей.
– Почему они падают ниц перед ними? – спросил Мечеслав, горделиво восседая на коне. С ним были Авксент, Горыня, Искра и Олег – все тоже на конях. Позади, всё тем же полукругом, выстроились бояре, и Искре казалось, будто они куклы, вытащенные из пыльного чулана – необходимый элемент устрашения всех приезжающих в гости. Прошло чуть больше недели после помолвки царя с венежанской княжной – Мечеслав был пылко влюблен в нее, чего она о себе сказать не могла. Она так и не определилась, что чувствует к этому человеку, сжимавшему сейчас ее ладонь – любовь? Вряд ли. Простая симпатия? Или способ уйти от одиночества?
– Ты у меня спрашиваешь? – спросила Искра. Она чувствовала себя в роли воиградской царицы крайне неуютно. К тому же ей было немного… стыдно перед ее братом. Он не одобрял ее внезапного союза с Мечеславом и не скрывал этого.
– Если ты знаешь ответ, то скажи, – ответил царь и повернулся к советнику. – Вообще-то я хотел узнать твое мнение, Авксент.
– Ваше величество, – пропыхтел он, держась за поводья так, будто они могли уберечь его от падения с коня. – Простите, ваше величество, но… простой народ не думает, не размышляет о насущных проблемах, так как мы. Простой народ покоряется зрелищу.
– То есть, – чуть нахмурившись, проговорил Мечеслав, – ты хочешь сказать, что мои подданные готовы признать царем любого, сверкающего златом и серебром?
– Ну… простите, ваше величество. То есть, наш народ так обнищал, что… и о Дубиче идет такая слава – мол, они богаты и что Военег… он так грозен…
– Успокойся, я понял.
Последние дни стали самыми напряженными во взаимоотношениях Мечеслава со старшим сыном. Андрей всё чаще пропадал в библиотеке с Доброгостом, а когда показывался на людях, упрекал отца во всём, и особенно в решении пригласить на свадьбу братьев. 'Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, – говорил он в крайнем раздражении. – Не знаю, каковы планы у Военега, но Борис точно предложит тебе присягнуть ему. Нет, я неправильно выразился. Он потребует твое княжество себе'.
Мечеслав отмалчивался и часто уединялся. В будущем царству Всеслава Великого угрожала перспектива стать одной из провинций Дубича – вечного соперника. И сейчас, глядя на щенячий восторг бедноты, он понимал, что угроза эта как никогда реальна.
Искра как могла, поддерживала его. Но она не понимала, что плохого в дубичах? Как могут люди, одной с нами крови, быть непримиримыми врагами? И что плохого в объединении двух народов? 'Степняки видят в вас рабов, – отвечал на это Мечеслав. – К сожалению, дубичские братья видят в нас тоже самое. И хотя мы говорим на одном и том же языке, и у нас схожие обычаи, вся история наша – это постоянная вражда, обиды, оскорбления, войны и так далее. У Бориса есть повод обижаться на Воиград. Причина этому – деяния моего достославного батюшки Блажена'.
И тогда Искра сделала ему предложение, удивившее ее саму, – объединиться с Волчьим Станом. В
