девчонки, кто Стефану шишку попарить хочет? В сауну человек собрался!
— Чего ж… это можно, — пискляво отозвалась высоченная и худая, как щепка, Галка с единственным внешним достоинством — преогромнейшим бюстом, очень странно смотрящемся на её тощем, почти изможденном теле. — Стефанчик, возьмешь меня? вон, с подружкой могу…
И Галка кивнула на жмущуюся к ней, как маленькая собачонка к хозяйке, притихшую было девчонку вполовину ниже ростом и чуток попухлее, но тоже худощавую. Та вскинула голубенькие глазки на подругу:
— Ты чо, Галка, их же четыре…
— Не ссы, Танюха, — подбодрила её Галка. — Там все по согласию, это тебе не по подъездам с соседскими… хошь — не хошь, а давай…
Девушка расхохоталась тоненько и пьяно, а Степка вспомнил, что помимо бюста у Галки есть еще тяга к мазохизму, ну, не то, чтоб в наручники её заковывать или плетью хлестать, но пожестче, с легкой болью, она любит.
— Да ладно, чего ты её уговариваешь, сейчас еще кого найдем… — Степка пошарил глазами по окружающим, но не успел даже приметить подходящей кандидатуры, как Танька торопливо сказала:
— Да не надо искать, я же не против, только чтоб не все вместе…
— Пошли-пошли, там разберемся, кто и с кем, — прихватил её за талию Санчо, тем самым, как бы, монополизируя девушку для собственных нужд.
Роскошная биллиардная со стенами, обшитыми в рост человека дубовыми панелями, с мраморной буфетной стойкой в дальнем от входа углу, с двумя великолепными огромными столами отличного сукна была лишь преддверием, сенями в сауну. На одном из столов пирамида слоновой кости шаров замерла, как солдаты в строю на параде, готовая с единственного удара рассыпаться, разлететься по всему зеленому гладкому полю. Вдоль бортов прилегли инкрустированные длинные кии. На втором столе шары уже были раскатаны, видимо, кто-то то ли балуясь, то ли начав партию, бросил её, не доиграв и до середины.
Во второй комнате была обустроена столовая с мягкими кожаными креслами, большим диваном, лакированным резным столом светлого, янтарем отливающегося, дерева и полудесятком табуретов, которые скорее были произведением искусства, чем мебелью. Холодильник, тихонечко жужжавший в углу, был заполнен до отказа пивом, водкой, белым вином, всевозможными готовыми — только разогреть — морепродуктами, мясными нарезками, фруктами, а на высоком, под старину исполненном буфете громоздились коньяки, ликеры, красные вина, шампанское.
— Шикарно устроились, — прокомментировала обстановку Нина, осторожно подглядывая вокруг из-за плеча Голицына.
Подполковник не стал ничего отвечать, ему категорически не нравилась тишина в помещении. Гробовая, мертвая, иначе не скажешь. И еще — запах. Сивушно-фруктовые и приторно-ликерные ароматы в смеси с копченостями перебивал резкий, чуть кисловатый запах свежей крови. И еще он отлично помнил очумевшие, навыкате, глаза какого-то совсем молоденького пацана, едва ли лет восемнадцати, вылетевшего ему навстречу в коридоре, на мгновение присевшего и по-заячьи заверещавшего с перепугу, а чуток придя в себя, начавшего тыкать пальцем в двери биллиардной, захлебываясь собственным страхом и с трудом выговаривая слова: 'Там… там, убили… кровь… смерть…'
Только что связавшийся с Департаментом и приказавший блокировать 'Черный дом', подполковник не имел геройской привычки действовать в опасных ситуациях в одиночку и вернулся за так вовремя встретившимся ему в 'Черном доме' Вороном, теперь они вместе осторожно, шаг за шагом, обследовали сауну, в которой, по словам Совы, произошла резня. Но пока её слова ничем не подтверждались, разве что запахом, но… никаких подозрительных следов, даже самых простеньких, свидетельствующих о трагедии на красивом кафельном полу с подогревом видно не было. Подсохшие, заметные только опытному глазу отпечатки босых ног на кафеле, несколько влажных больших махровых полотенец, початые бутылки коньяка и ликера на столе, минимум закуски и забитые окурками пепельницы.
Из столовой далее вели три высокие двери, и подполковник, кивнув Ворону, чтобы тот занял местечко у стены, сбоку, толкнул первую из них, одновременно привычно отшагивая в сторонку, как и перед первыми двумя дверями, уходя с гипотетической линии огня. Конечно, никто в Голицына не стал стрелять, да и вообще освещенная только лишь настенным бра розоватого оттенка небольшая комнатка с высоким массажным столом была пуста. Во второй — раздевалке, увешанной одеждой полудесятка человек, тоже было пусто.
…у невысокого бортика бассейна ничком лежало маленькое женское тело, а чуть дальше, в паре шагов — совсем молодой мальчишка, уже на спине, раскинув руки и ноги, неестественно вывернув голову. Из распахнутой настежь прозрачной двери парилки несло горячим воздухом. Правее входа, слегка в стороне, отделялся от основного помещения тяжелой, красивой портьерой, сорванной и скомканной, лежащей в углу обыкновенной тряпкой, просторный альков, и в его глубине на широкой, покрытой когда-то кремовым шелковым покрывалом постели теперь господствовал кровавый цвет. Кровь еще не успела засохнуть и сверкала в электрическом освещении ярко, почти празднично.
Позади Голицына сдавленно икнула рыжая репортерша, сдерживая подкатившийся к горлу комок. Даже её опыт наблюдения за самыми различными происшествиями в городе не дал нужной закалки организму, чтобы спокойно смотреть на три полурасчлененных тела, в каких-то изощренных позах расположившихся на постели.
— Как это всё странно… — произнес подполковник и тут же попросил: — Ворон, прикрой меня, а вы, барышни, отойдите к стене, не мешайте…
Вот эту просьбу жандарма Нина выполнила с удовольствием, мгновенно отступив к широкой деревянной лавке, расположенной у самой стены. Рядом с ней пристроилась и Сова, а Алексей моментально задвинул внутреннюю защелку на входной двери, изолируя помещение хотя бы с этой стороны от неожиданных и нежданных гостей, и взял на прицел верного 'стечкина' противоположную сторону — очередную плотно прикрытую дверь неподалеку от алькова и темную, бордовую портьеру рядом с ней.
Сам же подполковник принялся кружить по комнате, осторожными шагами переходя от тел у бассейна к алькову, потом, поморщившись и покачав головой, явно про себя плюнув, вернулся обратно и попробовал еще разок.
— Не так все было, — как всегда неожиданно подала голос Сова, она почти не глядела на действия Голицына, но сразу же поняла, что жандарм пытается восстановить картину происшествия, повторить путь убийцы от входа до алькова. — Все проще было…
…изрядно выпивши коньячку, которого оказалось в сауне на удивление много, хоть залейся, и вполне отменного качества, хотя в этом вряд ли кто из присутствующих разбирался, попарившись, поплескавшись в бассейне с прохладной, но не ледяной водой, полапав от души пришедших с ними девчонок, которые по части пития от парней вовсе не отставали, разве что налегали больше на ликеры, Степка с Карапузом и Димкой потянули слегка, для приличия и большего возбуждения, упирающуюся Галку в альков, на постель. Санчо и Танька остались возле бассейна, хотя Степка и звал их с собой, мол, места всем хватит, но Санчо не нравились их групповые забавы с обязательными не к месту подколами, идиотскими вульгарными вопросами Степки о том, кто и что ощущает в процессе, вечным дележом очереди, толканиями и пиханиями вокруг единственного женского тела.
— Нам и здесь неплохо, — ворчливо отозвался он на призыв Степки.
— А и ладно, — не стал спорить сынок судейского, не до того ему было сейчас, но все же добавил: — Кончишь, Танюху к нам пришли, ей тоже дело найдется…
— Пришлю-пришлю, — пробормотал, чтоб отвязаться, Санчо, — вам сколько не пришли, всем дело найдете…
…и к тому моменту, когда в помещении появился из ниоткуда, будто материализовавшись из воздуха, Матвей, Танюха уже стояла согнувшись, опираясь руками на низенький бортик бассейна, а позади нее неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, трудился Санчо, совершенно не обращая внимания не только на бесшумное появление поблизости еще одного человека, но и на шум, шлепки обнаженных тел друг о друга, страстные повизгивания и довольное гоготанье, доносившиеся из алькова, полуприкрытого портьерой.
