представляться им этаким спасителем от депрессии и угнетенного состояния. А если учесть, что это врач- психиатр, то Гуров был практически уверен, что Вельчинская и Абрамова вели с ним долгие беседы.
– Владислав Николаевич, а что сами женщины рассказывали вам о случившемся? Наверняка ведь делились подробностями, как это произошло, что предшествовало трагедии?
Шестопалов поджал губы.
– Вы же знаете, что такое профессиональная этика? – спросил он в ответ.
– А я и не требую от вас раскрытия служебной тайны! Мне всего лишь нужно разобраться в том, что произошло. И вы можете мне в этом помочь. А я, в свою очередь, помогу этим женщинам. Им-то уж точно хочется знать, что случилось с их близкими на самом деле.
– Я не уверен в этом, – не согласился с ним Шестопалов. – И считаю, что даже восстановление полной картины событий вряд ли поможет им. Им сейчас поможет грамотное лечение. Вот все, что им нужно.
– Не стану с вами спорить, но вопрос свой повторю: что они рассказывали о гибели своих близких?
– Ох, ну что такого особенного они могли рассказать? Вы, наверное, уже и сами смогли представить. Ну, нашли трупы где-то в реке или пруду… Вызвали полицию, кстати! – поднял указательный палец доктор. – Полиция сделала все, что от нее требовалось, и пришла к выводу, что смерть наступила от утопления. Мне даже странно, что вы этого не знаете, ведь это должно быть зафиксировано в каких-то документах, протоколах осмотра, так? Простите, я не слишком хорошо разбираюсь в вашей бухгалтерии!
– То, что отражено в материалах, я, разумеется, прекрасно знаю, я их читал, – кивнул Гуров. – Но далеко не всегда в своей работе мы опираемся на сухой отчет, изложенный в протоколе. Вот я, например, выяснил, что Семен Абрамов имел какие-то проблемы по работе, а Борис Вельчинский собирался принимать участие в некоем конкурсе архитекторов.
– И что? – небольшие глаза Шестопалова за стеклами очков увеличились в размере. – Это-то здесь при чем?
– Пока не знаю, – просто ответил Гуров, поднимаясь. – Но узнаю обязательно. Жаль, что вы мне так и не помогли.
– Но я старался! – растерянно развел руками врач. – Просто я так и не понял, что мог сделать для вас полезного!
– Если вдруг поймете, позвоните, пожалуйста, вот по этому номеру телефона, – и Гуров положил ему на стол свою визитку, после чего вышел из кабинета.
Теперь он направлялся к администратору санатория Игнату Тимофеевичу Савчуку. Табличку с этим именем он действительно увидел на одном из кабинетов в начале коридора и сразу же постучал в дверь. Услышав «да-да», вошел в кабинет. Савчук оказался грузным мужчиной лет пятидесяти, с брутальным красноватым лицом, на котором выступили капельки пота, хотя в комнате работала сплит-система и воздух был довольно прохладный.
– Добрый день, полковник Гуров, МВД, – произнес сыщик от двери.
– Да, проходите, Сергей Васильевич мне уже сообщил о вас, – с украинским выговором сказал Савчук.
– А Сергей Васильевич – он здесь кто? – полюбопытствовал Гуров, присаживаясь на стул.
– Охранник местный. Сергей Васильевич Панин. Он же сторож. А заодно и электрик, механик, монтажник… Словом, на все руки мастер. Здорово, что довелось такого сотрудника заполучить.
– Да-а-а, – улыбнулся Гуров. – Только неприветливый он у вас.
– Ну, у него работа такая, – сказал Савчук. – За порядком нужно следить, бдительность проявлять. Все- таки находимся мы в уединенном месте, люди здесь поправляют здоровье, им требуются тишина и покой.
– Да, у вас здесь действительно спокойно, – согласился Гуров. – Такое впечатление, что попал в другое измерение. Ни шума машин, ни суеты, ни спешки.
– Ну так ведь сюда люди приезжают отдыхать. И нервы подлечить. Мы как раз на нервных болезнях и специализируемся.
– А у вас тоже медицинское образование? – поинтересовался Гуров.
– Нет, какое там! – Игнат Савчук был, видимо, жизнерадостным человеком, поскольку расхохотался от такого предположения Гурова. – Я вообще-то по профессии строитель. А когда после института пришел на завод, мне с ходу доверили бригаду, хотя я совсем зеленый был. Но как-то сразу сумел наладить отношения, взял все под контроль и через два года уже руководил цехом. И знаете, так удачно получилось у меня на руководящей работе, что я так на ней и остался. Когда заводы позакрывались, пошел на частные стройки. Стабильности, конечно, никакой, и с заработками соответственно: то густо, то пусто. А потом один человек, которому мы коттедж строили, взял меня к себе управляющим в контору. Работал я там хорошо, может, и по сей день бы работал, но только он в Канаду уехал на ПМЖ. А меня рекомендовал в этот санаторий – прежний администратор как раз уволился, уж не знаю, по каким причинам. Вот я здесь и заведую уже пятый год. Ничего, жить можно. Только… – он посмотрел на Гурова, прищурив глаза. – Вы, наверное, не мою биографию пришли слушать?
– Нет, но слушал с интересом, – признался Гуров.
– Отчетность я вам сейчас предоставлю, – кивнул Савчук. – Просто когда целый день занимаешься подсчетами, прикидками, а с людьми говоришь только о поставках и оборудовании, то невольно начинаешь скучать. Хочется поболтать просто, на житейские темы. Верно?
– Возможно, – уклончиво ответил Гуров.
– Вы должны меня понимать! – уверенно кивнул Савчук. – Вам тоже с людьми приходится разговаривать казенным языком и помногу. Так что не грех иногда и по-человечески потрепаться. А отчетность я вам покажу. Вам за какой период?
Он тяжело поднялся из-за стола и повернулся к светлому двустворчатому шкафу в углу кабинета. Несколько удивленный, Гуров произнес:
– Да мне, собственно, не важна ваша отчетность.
– Разве? – Савчук развернулся не менее удивленный. – А я думал, что вы по этому вопросу.
– Нет, Игнат Тимофеевич. Я к вам, если можно так сказать, как раз для того, чтобы просто побеседовать по-человечески, – улыбнулся Гуров. – Насчет некоторых ваших пациенток. Пытался говорить с вашим врачом, но он не очень словоохотлив.
– Владислав Николаевич-то? Да, он не слишком разговорчивый. У меня даже есть одно подозрение на его счет… – Савчук понизил голос и покосился на дверь.
– Вот как? – заинтересовался Гуров. – Какое же? Со мной можете поделиться?
– С вами могу, – согласился Савчук и наклонился к нему. – Я думаю, что у нашего Владислава Николаевича несварение желудка! А может, и самая настоящая язва. Поэтому он всегда такой кислый, словно лимон проглотил без сахара!
– Понятно, – вздохнул Гуров. – Рекомендуйте ему пройти обследование.
– Обидеть боюсь, – качнул головой Савчук.
Гуров, понимая, что «человеческая беседа ни о чем» с этим человеком может продлиться до закрытия санатория, а он так ничего толкового и не выяснит, сказал:
– Мне он рассказал, что некоторые пациенты нуждаются в длительном лечении. Я смотрю, у вас тут все очень хорошо оборудовано – техника новая, ремонт. В палаты, правда, не заглядывал, но думаю, что и там все на уровне. То есть посетители ваши – люди небедные?
– Ну, у нас не так все дорого, как может показаться. Во-первых, стараемся порядок поддерживать своими силами. Штат у нас не раздут, коллектив небольшой, но сложившийся. Каждый занимается не только своим делом, но готов помочь другому. А вы по поводу каких-то конкретных пациентов?
– Да, меня интересуют Тамара Юрьевна Вельчинская и Ирина Абрамова.
– А-а-а… – отозвался Савчук. – Проблемные бабоньки.
– Почему? – удивился Гуров.
– Да какие-то… – Савчук пытался подобрать подходящее слово, пошевелил толстыми пальцами. – Квелые, – наконец нашелся он. – Как будто в каком-то трансе все время находятся.
– Но их ведь лечат, дают специальные психотропные препараты? – привел Гуров слова доктора Шестопалова.
– Это так, конечно. И Владиславу Николаевичу виднее, как их лечить. А врач он хороший. Но мне они
