– Да, это первое, что приходит в голову, – задумчиво кивнула она.
– Слушай, а зачем тебе все это нужно? Ну, мало ли что там произошло когда-то у наших родителей! В конце концов, все имеют право на личную жизнь, и на ошибки тоже! Может быть, тебе выбросить все это из головы? Твой отец сам разберется!
– Но ведь это МОЙ отец! – возразила Дана.
– Я просто вижу, как ты переживаешь, – вздохнул Никита. – И мне этого совсем не хочется.
Они сидели вдвоем в его небольшой комнате на стареньком диване. И пускай здесь нет столь шикарных апартаментов, к которым привыкла Дана, здесь ей было хорошо и спокойно. Она с недавних пор вообще ощутила, что с трудом переносит нахождение в собственном доме, где все вдруг стало казаться чужим, фальшивым и лживым.
– Что мне делать? – с тоской посмотрела Никите в глаза Дана.
Никита лишь крепче прижал ее к себе. Что он мог ответить?
– Знаешь, давай-ка ты оставишь этот медальон у меня. Я тебе гарантирую, что он никуда не денется. В любой момент ты сможешь его забрать. Просто, я так понимаю, что ты не собираешься возвращать его на место?
Девушка отрицательно покачала головой.
– А держать его у себя небезопасно. Будешь таскать с собой – можешь потерять. Положишь дома – есть вероятность, что найдут. У вас там народу полно, домработницы каждый угол протирают…
Дана подняла на него глаза, в которых светилась благодарность.
– Вообще-то я сама хотела тебя об этом попросить, – призналась она, – только не решалась.
– Почему? – удивился Никита. – Разве ты мне не доверяешь?
– Нет, просто это такой случай… неординарный.
– Глупости! Мне ты можешь доверять стопроцентно. Я никогда тебя не предам…
Никита замолчал, и Гуров спросил его:
– Этот медальон постоянно хранился у тебя?
– Да. Мы так договорились, пока Дана сама не попросит его вернуть.
Лев нахмурился, подумал немного и протянул медальон Решникову:
– Алексей Романович, настала ваша очередь. Взгляните повнимательней, что скажете?
Решников двумя руками взял медальон. Через несколько секунд хмуро покачал головой.
– Не знаю эту женщину. Да и снимок давний. Может быть, это было еще в Вологде?
– Где? – поднял брови Гуров.
Решников чуть смутился, потом решительно заявил:
– До переезда в Москву Амосов жил в Вологде. Он оттуда родом. Мы познакомились пятнадцать лет назад, когда он уже прочно обосновался в столице. А родился и вырос там. Что происходило в его жизни в тот период, мне неизвестно. Николай Николаевич никогда об этом не рассказывал.
– Гм-м-м, – резюмировал Гуров. – Любопытный факт.
Тут он обратил внимание на то, как встрепенулся Никита, поворачиваясь к Решникову:
– Вы сказали – в Вологде?
– Да, – без особой симпатии повторил тот. – А чего ты так заволновался?
Никита медленно провел рукой по светло-русым волосам и обратился уже к Гурову:
– Знаете, я могу ошибаться, но мне кажется, что Дана ездила туда летом.
– В Вологду? – уточнил полковник.
– Да. Она отсутствовала несколько дней в начале августа. Мне ответила очень уклончиво, что у нее какие-то дела. Но я видел, как она в Интернете набирала «Вологда – билеты». Тогда она сказала, что это по работе и к ней лично не имеет отношения, но я чувствовал, что она говорит неправду. Я не стал ее терзать, видел, как ей тяжело. Честно говоря, даже заревновал немного, но потом успокоился. Я знал, что Дана не предательница.
– Прекрати бросать свои высокие слова, – чуть поморщился Гуров, – меня сейчас дело интересует. – Он еще побарабанил пальцами по спинке сиденья и произнес: – Значит, медальон, Никита, я у тебя забираю. Считаю его слишком важной деталью в расследовании.
– Но это не мой медальон! – запротестовал было Маринов, но Гуров не стал его слушать, предостерегающе поднял руки и продолжил:
– Более того, положение тебя в ближайшие дни ждет незавидное. Мне, уж извини, придется доставить тебя в КПЗ. Надеюсь, это ненадолго, потому что уверен, что ты не убивал Дану.
– Вы правда так думаете? – вздернул голову Никита.
– Да.
– Тогда зачем в КПЗ?
– Так будет спокойнее.
И Гуров, видя непонимание в глазах Никиты, усмехнулся. Маринов проследил за его взглядом и спросил:
– Вы считаете, что мне угрожает какая-то опасность?
Лев не стал отвечать, но он и в самом деле не исключал такой возможности. В голове у него не было никакой ясности. Убийство Даны, следом – Виктора Амосова… Ближайшие родственники Николая Николаевича. Что за этим стояло – личные мотивы или профессиональные дела? Дана была не только дочерью Амосова, она была еще и его сотрудником. Зато таковым не являлся Виктор Амосов. Гуров отметил про себя, что он, начав заниматься делом именно Даны, как-то обошел своим вниманием персону Виктора. А, наверное, зря. Неплохо бы выяснить, что собой представлял этот человек. Но для начала следовало побеседовать лично с Николаем Николаевичем. Гуров не собирался с ним церемониться и щадить его чувства. Он намеревался предъявить ему медальон и в лоб спросить, что это означает. Посему повернулся к Решникову и сказал:
– Алексей Романович, крайне признателен вам за оказанную помощь. Засим вынужден откланяться. Снимите с него наручники.
Решников, ни слова не говоря, достал из кармана ключ и освободил Никиту, который моментально принялся растирать затекшую руку, сжимать и разжимать пальцы. Гуров первым вышел из машины и открыл переднюю дверь, выпуская Никиту. Тот мгновенно выскользнул из машины Решникова, смерив того крайне недружелюбным взглядом. Взгляд начальника охраны был таким же.
Лев провел Маринова к своему автомобилю, потом препроводил задержанного мальчишку в камеру, а сам отправился к Амосову, предварительно созвонившись с Крячко.
От Станислава он узнал, что Амосов пытался добиться освобождения под залог, но Юрганов стал грудью и резко воспротивился такому повороту дела, посему Амосов продолжал уныло париться в КПЗ. Туда-то Гуров и проехал.
Вид у Амосова был совсем неважнецким. Постарел, осунулся и вовсе не производил впечатления уверенного в себе руководителя благотворительного фонда и директора крупной компании. Он лежал на скамье в мятой рубашке с закатанными рукавами, подложив руки под голову. Гуров поздоровался, и только при его появлении Николай Николаевич несколько оживился, сел и даже расправил рукава.
– Прошу прощения, – голос его звучал хрипло. – Выгляжу, наверное, не слишком…
– Сейчас это неважно, – прервал его Гуров, присаживаясь рядом. – У меня к вам ряд вопросов. Точнее, пока один. – Рука полковника скользнула в карман пиджака и извлекла оттуда медальон. Раскрыв его, Гуров предъявил медальон Амосову.
Тот несколько секунд молча взирал на вещицу, на глазах меняясь в лице, потом вскинул голову и резко спросил:
– Откуда это у вас?
– Кто эти люди, Николай Николаевич? – вопросом на вопрос ответил Гуров.
– Откуда вы это взяли? – еще резче проговорил Амосов.
– Неважно, кто именно передал его мне, но эту вещь первой обнаружила ваша дочь в ящике вашего письменного стола.
Амосов некоторое время переваривал услышанное, потом медленно произнес:
– Этого не может быть… Я всегда запираю стол на ключ. Неужели Дана… Ах ты боже мой! – Он обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, совсем как тогда, когда сидел подле
