Бертрис Смолл
Обрести любимого
Луизе Радин с любовью, от женщины, которая знала ее, когда…
Пролог. Хилл-Корт. 1 июля 1600 года
Валентина, леди Бэрроуз, коленопреклоненно молилась у гроба своего мужа Несмотря на свою молодость и отсутствие подобного опыта, она знала, что ей нужно делать Если за то короткое время, когда она была хозяйкой Хилл-Корта, она не сумела завоевать уважение своих слуг, сейчас она добилась этого выполнением своего супружеского долга Одетая в черный шелк, на котором единственным белым пятном выделялся накрахмаленный воротник, она была почти неподвижна Ее блестящие темно-каштановые волосы, отливающие медью, были аккуратно заправлены под скромный чепец из тонкого батиста На ней не было никаких украшений, кроме тяжелого золотого обручального кольца В течение долгой ночи ни разу не покинула свой пост леди Бэрроуз, бодрствуя около хладного тела своего мужа до тех пор, пока за витражными окнами часовни не появились первые золотые лучи рассвета На кухне Хилл-Корта слуги скорбели не только по поводу смерти своего хозяина, но и потому, что по утверждению прачки, месячные леди Бэрроуз пришлись именно на день смерти ее мужа Следовательно, трагически короткий брак их покойного хозяина и его красавицы жены не завершится рождением наследника Пение птиц заставило Валентину оторваться от молитвы Распятие из серебра и слоновой кости на четках из оникса выскользнуло из пальцев тонкой белой руки и упало на пол Нагнувшись за ним, Валентина в мыслях вернулась к утру вчерашнего дня, когда она растерянно, застыв от страхи, смотрела на искалеченное тело мужа.
Нед лежал такой спокойный, такой бледный. Он никогда не выглядел таким спокойным. Даже во сне.
— Что… что случилось? — ей удалось справиться со своим голосом. Она попыталась сосредоточить внимание на груме, который сопровождал лорда Бэрроуза в поездке верхом, или на людях, которые принесли домой искалеченное тело хозяина, точнее, то, что от него осталось.
Растерянные мужчины нервно переминались с ноги на ногу, предоставив Дервину возможность объясниться. В хорошенькую же историю я вляпался, думал грум. Но, в конце концов, ему никогда особо не везло. Он получил это место прошлой весной, сменив старика-грума, всегда сопровождавшего его светлость в поездках, учившего лорда Бэрроуза еще ребенком сидеть на лошади и пробывшего с ним всю жизнь. Сейчас, думал незадачливый грум, ему придется подыскивать себе другое место, а без рекомендации это было непростой задачей.
— Пожалуйста, говори.
Грум дернул головой при звуке печального голоса ее светлости и заговорил:
— Там есть такая высокая изгородь из шиповника, которая разделяет выпас, миледи, — сказал он. В глубине души он чувствовал, что сам допустил промашку, что он сам отчасти был причиной этого ужасного происшествия. — Его светлость ехал на новом жеребце, которого он получил от вашего кузена, лорда Саутвуда как свадебный подарок. — Он глубоко вздохнул и продолжил:
— Конь внезапно остановился прямо перед этой изгородью, которую ваш супруг хотел заставить его перепрыгнуть. Хозяин был терпелив с ним, миледи. Развернул коня, поговорил с ним ласково, приободрил его. И снова подъехал к изгороди. Конь заколебался на мгновение, миледи, но потом прыгнул. — Грум покачал головой. — Он потерял равновесие. Оступился, когда был уже по другую сторону изгороди. Сбросил его светлость, а потом упал на хозяина сверху. Они оба запутались в изгороди. Конь сломал две ноги. Пришлось избавиться от него, вот так-то, миледи. Ужасная потеря. Ну… у его светлости… шея и спина были сломаны при падении. Он был совсем без признаков жизни, когда мы наконец стащили с него коня. Прошу прощения, миледи, — добавил он, когда Валентина побледнела еще сильнее. — Люди распрямили его для вас, миледи, так чтобы он выглядел поприличней.
Грум чувствовал себя несчастным. За всю жизнь он никогда не произносил так много слов за один раз. В горле у него совершенно пересохло, и он мечтал отправиться на кухню и выпить холодного сидра. Он нервно дергал себя за ухо, беспокойно переминался с ноги на ногу на широких гладких половицах большого зала дома.
Валентина онемела, хотя ум ее продолжал работать, несмотря на потрясение. «В конце концов, — подумала она с грустью, — я остаюсь дочерью своей матери». У нее были обязанности, которые необходимо исполнить, и она справится с ними.
— Нужно установить гроб, — приказала она людям спокойным, властным, как ей казалось, голосом. До этого она никогда не сталкивалась так близко со смертью. — Отнесите тело его светлости в большой зал, — продолжала она, — потом подождите, пока я поговорю со священником.
Слуги, по-прежнему храня молчание, снова подняли носилки с телом и понесли их в большой зал.
— Я побегу и приведу вам священника, миледи, — нетерпеливо предложил грум, чувствуя себя виноватым и мечтая поскорее уйти. Спокойное поведение Валентины заставляло его сильно нервничать. Ему казалось, что любая женщина, увидев тело своего мужа, должна плакать, делать что-то ужасное и не быть такой холодной и спокойной, как эта леди. Прямо жуть берет. Может быть, от этого известия она помешалась, думал он с суеверной дрожью.
Валентина остановила на нем безжизненный взгляд и рассеянно кивнула.
— Да, — сказала она. — Иди и разыщи отца Питера. После его ухода она стояла как вкопанная. «Я обязана во всем разобраться, — думала она. Но, Боже милостивый, неужели все это происходит на самом деле?»
Она не видела Неда с прошлого вечера, когда тот приходил к ней в спальню, чтобы заняться любовью.
Валентина вышла замуж за Эдварда Бэрроуза всего три с половиной недели назад, шестого июня. Сейчас, в первый день июля, она неожиданно стала его вдовой. Бедная мама, которая уже отчаялась увидеть ее когда-нибудь замужней женщиной, будет так расстроена. Ее родители! Она должна послать гонца к своим родителям! Конечно, гонец будет не более чем актом внимания, потому что Эдварда придется похоронить раньше, чем ее семья из Вустершира сумеет добраться сюда. До Перрок-Ройяла, по крайней мере, полтора дня пути, и столько же потребуется на возвращение. Поскольку стояло необычайно жаркое лето, Валентина понимала, что ждать с похоронами до приезда семьи невозможно, потому что при такой жаре тело быстро начнет разлагаться.
Слезы полились внезапно, переполнив ее красивые аметистовые глаза. Она нетерпеливо смахнула их. Бедный Нед! Он был хорошим человеком. Так несправедливо, что в это прекрасное летнее утро он лежит мертвый в большом зале своего дома.
— Госпожа Валентина?
Леди Бэрроуз повернулась. Это была Нен, дорогая Нен, которая когда-то была ее кормилицей, а сейчас выполняла обязанности ее камеристки. Шесть месяцев назад Нен сама потеряла мужа и поэтому смогла уехать из Перрок-Ройяла со своей молодой хозяйкой, когда та вышла замуж за лорда Бэрроуза.
— Уже все знают? — спросила Валентина, почувствовав внезапную усталость.
— Да. — Нен сильной рукой обняла хозяйку. — Идите, присядьте, мой ягненочек. Это страшный удар, но мы вместе справимся с ним, вы и я. — Она отвела Валентину в небольшую гостиную, которую по указанию лорда Бэрроуза специально отделали для его молодой жены. Это была веселая маленькая комната с камином и уютным сиденьем у окна, на нем лежала яркая тканая подушка, на которую с помощью суетящейся Нен опустилась Валентина.
— Садитесь сюда, мой ягненочек. — Потом камеристка торопливо налила в кубок вина и протянула своей хозяйке. — Выпейте вот это, миледи. Вам станет легче.
Валентина одним глотком выпила вино, даже не почувствовав его вкуса. Потом сказала грустным голосом:
— Ты же знаешь, что я не любила его. — Да, знаю, — последовал спокойный ответ.
«Конечно, она не любима его, — думала Нен:
— Мне было ясно все это время. Почему остальные не понимали этого? Господь, упокой душу его светлости, он был добрейшим человеком и наилучшим из джентльменов, однако дело в том, что госпожа Валентина просто не любила его».
Валентина горестно вздохнула:
