последнее воскресенье месяца, и день внезапно показался мне не таким солнечным — предстоял обед в кругу семьи.
— …я звоню уже третий раз, Миллисент, — пронзительно вещала мать. — Ты когда-нибудь слушаешь эту дурацкую машинку? Перезвони немедленно, у меня плохие новости. Не понимаю, почему я все время должна напоминать тебе об обеде…
Я обреченно вздохнула. По голосу матери я поняла, что новости не такие уж плохие. Скорее всего, Скотти ударился в один из своих сексуальных загулов и другие владельцы собак начали жаловаться, или же Деклан, мой братец, в очередной раз (уж который по счету!) потерял работу.
Только я хотела выйти с чаем на балкон, как дверь спальни открылась и на пороге появился Джеймс. На нем были темно-синие боксерские трусы, а его соломенные волосы торчали во все стороны. Он широко улыбнулся.
— Привет!
— Привет. — Я с завистью посмотрела на его загорелое тело, втайне желая, чтобы и у меня появился такой же солнечный загар.
— Давно встала?
— Минут пятнадцать-двадцать назад. День просто замечательный.
— Тем лучше. — Он обхватил меня мускулистыми руками и потерся носом о мою шею. — Знаешь, какой сегодня день?
— Воскресенье?
— Не только. Сегодня наш юбилей. Ровно год назад мы с тобой впервые встретились. — Он нежно поцеловал меня в губы. — Я зашел в бар на Кастл-стрит и увидел чудное длинноногое создание с пепельными волосами и волшебными зелеными глазами — кто был тот парень, с которым ты сидела? Я его знал немного, именно поэтому мне и удалось представиться.
— Не помню. — Мне стало не по себе. Годовщины и юбилеи казались мне признаком того… ну, в общем, того, что отношения обретают
— Родни! — торжествующе заявил он. — Род. Я познакомился с ним на какой-то из встреч молодых консерваторов.
Я высвободилась из его объятий и подошла к компьютеру.
— Не знала, что ты интересуешься политикой.
— А я и не интересуюсь, просто отец считает, что это может пригодиться для бизнеса. Чай еще остался?
— Полный чайник. Не забудь потом надеть на него чехол.
Он шутливо отдал мне честь:
— Слушаюсь, мадам.
Когда он вернулся, я сидела за письменным столом. Остановившись позади, он легонько коснулся моего плеча рукой:
— Это твой отчет?
— Угу.
Я пошевелила мышкой, и строчки побежали по экрану. Я быстро читала. Хотя мне удалось окончить вечернюю школу и успешно сдать экзамен по английскому языку, когда приходилось много писать, я все- таки боялась, что мое жуткое образование даст о себе знать. Оставалось надеяться, что я не делаю орфографических ошибок и правильно расставляю апострофы.
— Ты сделала ошибку в слове «осуществимый», — сказал Джеймс. — После «щ» пишется «е», а не «и».
— Должно быть, это от усталости. У меня тогда голова шла кругом. — Джеймс учился в одной из лучших частных школ страны, за которой последовал столь же известный университет.
— Может быть, мы пойдем куда-нибудь и отпразднуем юбилей? Как насчет того нового ресторанчика в Формби?
— Извини, ничего не получится. Сегодня у меня святое дело — семейный обед. — Н-да, причина могла бы быть и более уважительной.
— Ну, конечно, последнее воскресенье месяца. — К моему раздражению, он опустился на колени и развернул мое кресло лицом к себе. — Когда ты познакомишь меня со своими родителями?
— А зачем тебе с ними знакомиться? — холодно поинтересовалась я.
— Ты же познакомилась с моими.
— Ты сам меня пригласил, я не напрашивалась.
Мне страшно не нравились поездки к его родителям, которые жили в перестроенном фермерском доме, возведенном пару сотен лет назад на собственной земле в трех милях от Саутпорта. Там я чувствовала себя не в своей тарелке, болезненно ощущая, насколько непохоже было это поместье на домик моих родителей, стоящий на муниципальном участке в Киркби. Мать Джеймса, дорого и со вкусом одетая, с тщательно уложенными волосами, держала себя со мной покровительственно. Отец был вежлив, но в остальном попросту не обращал на меня внимания. Бизнесмен до мозга костей, он проводил большую часть времени в телефонных переговорах или в своем кабинете, потчуя деловых партнеров горячительными напитками. Филиппу Атертону принадлежали три гаража в Мерси-Сайде, где продавались роскошные спортивные автомобили для «олухов, у которых денег больше, чем здравого смысла», как выражался мой отец. Атертон редко имел дело с автомобилями, стоившими дешевле двадцати тысяч фунтов. Номинально Джеймс возглавлял гараж в Саутпорте, но его папаша плотно опекал все три конторы.
Зазвонил телефон. Джеймс все еще стоял на коленях, обнимая меня за талию. После трех звонков включился автоответчик, который я так и не отключила. Снова мама: «Миллисент, я надеюсь, ты ночевала дома. Почему ты не перезвонила?»
Глаза Джеймса озорно блеснули.
— Миллисент! А я думал, ты Милдред.
— Милдред еще хуже. — Я быстро встала и подняла трубку. Я не хотела, чтобы он и дальше слушал этот высокий плаксивый голос с гнусавым ливерпульским акцентом, что, кстати, было одной из причин того, почему я запретила своей матери звонить мне на работу. — Привет, мам.
— Наконец-то! — Она явно испытала облегчение. — Можем мы надеяться увидеть тебя сегодня?
— Разумеется.
— Иногда я беспокоюсь, как бы ты не забыла.
Я закатила глаза:
— Как можно!
— Не будь такой язвительной, Миллисент. В конце концов, ты приходишь к нам всего лишь раз в месяц. Никогда бы не подумала, что живешь в нескольких милях, в Бланделлсэндс. Сибилла, дочь миссис Моул, приезжает навестить свою мать каждую неделю из самого Манчестера.
— Может быть, Сибилле, дочери миссис Моул, больше нечем заняться.
— К твоему сведению, у нее двое детей и муж. — Последовало молчание. — С тобой становится очень трудно разговаривать, дорогая.
— Перестань, мам. — Сделав над собой усилие, я заговорила мягче. Теперь, когда дома остался только Деклан, мать стала придавать большое значение этим регулярным семейным сборищам. — Что ты имела в виду под плохими новостями? — спросила я.
— Что? Ах да, чуть не забыла. Умерла твоя тетя Фло. Бедную старушку сбила машина. Но самое ужасное, дорогая, — тут ее голос возмущенно поднялся на целую октаву, — что ее похоронили прежде, чем какая-то женщина сообразила позвонить и рассказать обо всем твоей бабушке.
— А бабушка тут при чем? Она же не общалась с Фло.
Тетушка Фло была, собственно говоря, двоюродной бабкой, и к тому же изгоем в собственном семействе, уж не знаю почему. Бабушка никогда не произносила ее имени. И только когда десять лет назад умерла тетя Салли, я на похоронах впервые увидела Фло. Она была младшей из сестер Клэнси, и тогда ей перевалило за шестьдесят. Она никогда не была замужем и показалась мне исключительно милой и мягкой пожилой женщиной.
— Родная кровь не водица, — совершенно не к месту изрекла мама.
