— Комендант ждет вас, — прошептал переводчик.
Барни схватил мундир, сунул ноги в туфли и последовал за ним вниз.
Когда они вошли в зал, в котором заключенные принимали пищу, Барни опустился на один из стульев.
— Присядем на минутку, — предложил он переводчику. В огромной комнате было невероятно холодно. Ничтожное отопление, согревавшее ее днем, было выключено, и руки Барни превратились в ледышки.
На лице переводчика отразилось удивление, но он сел за стол напротив Барни.
— Я не собираюсь идти к коменданту, — сказал Барни, — и был бы благодарен вам, если бы вы ему об этом сообщили.
— Но вы пообещали, лейтенант, — его собеседник слегка нахмурился, — вы дали слово.
— Большинство людей на моем месте поступили бы точно так же, — напрямик заявил Барни. — Мой друг умирал, а от меня потребовали невозможного. Лейтенант Фэрфакс и без этого имел право на врача.
— Это действительно так, — наклонил голову переводчик, — но, боюсь, коменданта не интересуют ничьи права. Он предполагал, что вы можете изменить своему слову, и попросил передать вам, что если это случится, в ближайшем будущем один из ваших товарищей будет застрелен при попытке к бегству. Будет совсем нетрудно застрелить человека, гуляющего в одиночестве, а потом заявить, что он пытался разрезать колючую проволоку и бежать.
— Он этого не сделает! — задохнулся Барни. Его захлестнула волна ужаса.
— Боюсь, что сделает. — В голосе Франца Джегера звучало сочувствие. — Коменданту наплевать, что другие о нем думают. Как я уже сказал вам, он умирает и его последнее желание на этой земле — обладать вами.
Как там звучит эта фраза в самом конце «Повести о двух городах»[27] ? — пытался припомнить Барни, несколькими минутами позже входя в комнату коменданта. «То, что я сейчас делаю, намного лучше всего, что я когда-либо сделал…» Что-то в этом роде.
Эдди Фэрфакс никогда не узнает, что сделал для него его друг.
Полковник Хофакер исчез за несколько дней до Рождества. Ходили слухи, что он лег в больницу. На Новый год заключенным сообщили, что он умер.
«Вы понятия не имеете, каким он был на самом деле!» — хотелось крикнуть Барни, когда он слышал, что о полковнике говорят как о порядочном человеке. При Хофакере в Улье царила спокойная и непринужденная атмосфера, введенные им правила были разумными, и охранники почти не беспокоили заключенных. А что он сделал для Эдди Фэрфакса, когда тот заболел!
Новый комендант, майор фон Вальдау, держался в тени. Раз в неделю он встречался с полковником Кэмпбеллом, старшим среди военнопленных офицеров, и они обсуждали вопросы, касающиеся пленных и их содержания. Условия ухудшились в начале нового года, когда прибыла еще сотня пленных. Теперь в каждой комнате жили по четыре человека.
Постепенно до узников начало доходить, что они здесь надолго и надежды на скорую встречу с близкими нет.
Пройдет более четырех лет, прежде чем они вновь обретут свободу. Эти годы будут долгими и монотонными, но пережить их поможет сила человеческого духа, восторжествовавшая над несчастьями. Пленные организовали драматическую студию, библиотеку, различные клубы по интересам. Они читали друг другу лекции и стихи, проводили спортивные состязания и писали книги, учились чинить обувь и штопать носки, а также изобретали множество других способов проводить время и делать свою жизнь насыщенной и интересной.
Но Барни Паттерсон так и не смог забыть, что он совершил для того, чтобы спасти жизнь Эдди Фэрфакса. Это настолько нарушило его внутреннее равновесие, что его личность претерпела заметные изменения, а воспоминания об этой ночи преследовали его до конца дней.
ГЛАВА 15
Май 1971 года
Маргарита
Я всячески пыталась добиться от Хильды приглашения съездить с ней в новую квартиру в Ватерлоо. Договор еще не был подписан, но ключ у нее уже был.
— Я хотела бы еще раз взглянуть на твою ванную комнату, — сообщила я Хильде, когда мы в конце дня забирали сумки и другие мелочи из учительской. Накануне моя мать изумила всех своим неожиданным появлением в отеле «Карлайл» в Саутпорте. — Моя тетя планирует сделать ремонт в ванной комнате, и я вспомнила, как мне понравился цвет твоей ванной.
Я понятия не имела, какого цвета ванная у Хильды. Я просто искала предлог не идти сразу после работы домой, потому что там была моя мать и мне хотелось оттянуть возвращение хотя бы на два часа. Совсем недавно Хильда казалась мне отвратительной. Если бы судьба моей матери находилась в ее руках, двадцать лет назад Эми Паттерсон повесили бы. Сейчас я считала Хильду подругой, хотя у меня не было оснований полагать, что за истекший период ее взгляды на смертную казнь претерпели сколько-нибудь заметные изменения.
— Ты, должно быть, единственный человек, которому нравится сочетание салатного и темно- зеленого, — удивилась Хильда. — Мама говорит, что когда я перееду туда, я должна буду немедленно перекрасить ванную.
— А мне показалось, что эти цвета очень хорошо сочетаются, — солгала я и добавила возмущенно: — Это твоя квартира, Хильда, значит ты, а не твоя мама, должна решать, какого цвета будет твоя ванная комната.
— Я знаю и постоянно ей об этом напоминаю. Честно говоря, Маргарита, в половине седьмого я встречаюсь с Клиффордом у «Одеона», — доверительно сообщила мне Хильда. — Мы идем на «Героев Келли» с Клинтом Иствудом. Я собиралась сразу после школы поехать в город и немного походить по магазинам, чтобы избежать встречи с мамой. Она только и знает, что твердит о том, как она переедет в эту квартиру вместе со мной.
— Черт подери, Хильда! — в ужасе воскликнула я. — Там ведь всего одна спальня.
— Я ей так и сказала, но она ответила, что существуют двуспальные кровати. Я не то чтобы послала ее к черту, но, в общем, высказалась в этом смысле. — Хильда улыбнулась. Раньше это было очень необычным зрелищем, но в последнее время она делала это все чаще. — Знаешь что, приходи ко мне в понедельник после школы, заодно и на ванную посмотришь.
— Спасибо. — Я совсем забыла, что сегодня пятница. Скорее всего, в понедельник я по-прежнему буду избегать встречи с матерью, но мне нужен был предлог не идти домой прямо сейчас. Я подумала, не поехать ли мне самой в город, но это было немного чересчур. Целый день я не находила себе места. Сейчас пора было идти домой, а я чувствовала себя еще более странно.
Мы с Хильдой вышли на улицу и направились на стоянку позади школы, где учителя оставляли свои машины. День был пасмурный, но довольно теплый. Несколько ребят все еще ожидали родителей на игровой площадке, а за воротами стояло несколько мам с колясками. Судя по всему, там проходило стихийное родительское собрание.
Хильда никуда не спешила, я тоже несколько по-детски тянула время, когда позади нас раздался голос:
— Привет.
От неожиданности я уронила сумку, поэтому Хильда обернулась первой.
— Привет, Роб, — ответила она.
Я почувствовала, что краснею. Бог знает почему. Роб Финнеган приближался к нам, держа за руку Гари.
— Привет, — промямлила я. Один Бог ведал, почему я мямлила.
