решеткой, последняя ночь в камере, она уже никогда не наденет тюремную одежду. Должно быть, Нелли все поняла, потому что они ехали в молчании не меньше часа. Наконец Эми взглянула на равнину, по которой они мчались, и спросила:
— Где мы?
— В Эссексе, чувиха, скоро подъедем к Челмсфорду. Кстати, я купила тебе кое-какую одежду, так, всякие мелочи для санатория. Шмотки для прогулок вроде спортивных костюмов, махровые халаты и шорты. Ах да, еще трико и элегантную пижамку. Тебе и в голову не придет ложиться в ней спать.
— Ты так добра ко мне, Нелли. Спасибо! — Из-за комка в горле Эми опять стало трудно говорить. Кэти прислала ей одежду, в которой она вышла из тюрьмы: прямую черную юбку, черный пиджак и белую блузку в рюшах из «Маркса и Спенсера», а также изящное нижнее белье. — Вряд ли я вынесла бы все это без поддержки друзей, — сказала она Нелли. — Почти каждые выходные меня кто-нибудь навещал, в какой бы тюрьме я ни находилась: Лео, Кэти, наш Чарли, Хэрри, ты! Мама приезжала очень часто, пока была жива. — Смерть мамы от сердечного приступа стала для Эми настоящим потрясением. — Мой адвокат тоже часто приезжал ко мне. — Своим неожиданным освобождением Эми была обязана именно усилиям неутомимого Брюса Хейворда.
Опять наступило молчание. Нелли, казалось, задремала. Эми сосредоточилась на ровных, как стол, полях Эссекса и мелькающих за окном деревушках, пока они не проехали указатель, сообщающий о том, что теперь они находятся в Суффолке. Уже заканчивалась весна, и все было как будто укрыто кружевным зеленым одеялом. Небо по-прежнему представляло собой сплошную массу тяжелых, темных, низко нависших над землей туч. Она свободна! Наконец черные дни позади! Ей больше никогда не придется прокладывать осторожный курс по минным полям тюремной жизни, избегать группировок, быть приветливой со всеми без исключения, даже с самыми агрессивными заключенными, женщинами, наводящими ужас на окружающих и регулярно избивающими в душевой других женщин без всякой очевидной для Эми причины. Однажды утром, вскоре после прибытия в Холлоуэй на ее глазах одна из таких женщин ударила сокамерницу ножом. Пострадавшей чудом удалось выжить.
— Я ничего не видела, — позже скажет Эми начальнику тюрьмы, проводящему расследование. Это было трусостью с ее стороны, но она хотела жить, несмотря на то, что ее будущее было безрадостным.
Она пользовалась среди заключенных популярностью. Многие из них пострадали от рук мужчин: сутенеров, бойфрендов, мужей, отцов, и в их глазах она приобрела статус героини за то, что проявила смелость и убила издевавшегося над ней мужчину. Никто не сомневался в том, что он этого заслуживал.
На следующее утро Эми проснулась в «Бабочках», когда только начало светать. Она приняла душ, наслаждаясь мягкими белыми полотенцами и сладким запахом мыла. Эми понятия не имела, какая ее ждет программа, и натянула свободные белые хлопчатобумажные брюки (она прочитала в тюрьме достаточно модных журналов, чтобы знать, что их уже не называют слаксами) и такую же свободную футболку. Затем она подошла к зеркалу. Женщина, взглянувшая на нее оттуда, была измученной и бледной, но все же выглядела несколько лучше, чем вчера. Щеки Эми немного порозовели, наверное, благодаря тому, что она так хорошо отдохнула этой ночью. Через три недели, покидая «Бабочки», она обязана выглядеть не хуже, чем когда попала в тюрьму, с поправкой на то, что она стала на двадцать лет старше.
Эми вышла из комнаты и спустилась вниз. Это был чудесный старый особняк, светлый и просторный, с выкрашенными в пастельные тона стенами и натертыми до блеска полами. Из кухни доносился звон посуды, но нигде не было видно ни души.
Женщина открыла стеклянную дверь и вышла на асфальтированную площадку, уставленную столами и скамьями, на одной из которых она расположилась, не обращая внимания на то, что воздух был сырой и прохладный. На востоке забрезжил свет, и серое небо начало светлеть. Время от времени раздавалось щебетание птиц, и роса, как слезы, блестела на лужайке, спускавшейся к небольшой рощице, напомнившей Эми Понд-Вуд.
Слева виднелась небольшая деревушка, единственным признаком жизни в которой был дымок, поднимающийся из трубы крытого соломой домика. Возможно, именно в этой деревне находится паб, в который предлагала вчера пойти Нелли. Эми отказалась, сказав, что она не готова.
— Мне нужно время, чтобы адаптироваться, Нелл, — пояснила она.
Нелли извинилась за свою тупоголовую бесчувственность и пообещала в будущем делать только то, что предложит Эми.
Все это навалилось так внезапно, размышляла Эми. Вокруг было слишком много людей, горизонт был слишком бескрайним, а санаторий слишком роскошным. Кровать, в которой она спала этой ночью, была застелена кремовым атласным бельем и стояла в комнате с кремовым ковром и кружевными занавесками на окнах. Контраст с обстановкой тюремной камеры оказался так велик, что Эми с трудом справлялась со своими эмоциями.
Появилась какая-то женщина в цветастом махровом костюмчике. Это о такой пижамке говорила Нелли? Она села рядом с Эми и принялась зондировать ее вопросами. Эми пришлось изобрести для себя прошлое. Вскоре появились и другие гости, среди них Нелли. Она выглядела впечатляюще в фиолетовом трико и черных колготках. Ее тут же узнали, и всеобщее внимание к немалому облегчению Эми переключилось на ее подругу.
Позже Нелли вручила ей кипу газет.
— О тебе пишут во всех газетах, — сказала она. — Говорят, что ты ушла в подполье. Ты будешь это читать?
— Нет, спасибо. — Эми никогда не читала о себе в прессе. С нее хватало и того, что говорят люди, чтобы еще и читать об этом.
В течение последующих недель ее тело массировали, сдавливали, тузили и щипали. С ее ног горячим воском удаляли волосы, ей делали маникюр и педикюр, а ногти покрывали ярко-розовым лаком. Ее познакомили с сауной, но Эми выскочила оттуда, как ошпаренная. Ей показалось, что ее там закроют и она не сможет выйти из этой маленькой жаркой комнаты. Она каждый день плавала в сверкающем закрытом бассейне — Эми научилась плавать в банях Бутла. Перед войной они часто ходили туда с Кэти. Затянувшись в трико, Эми перед завтраком занималась гимнастикой, осваивала йогу, подолгу гуляла с Нелли под беспрерывно сеющим дождем. Обычно эти прогулки оканчивались в деревенском пабе «Петух и бык», где они запихивались бифштексами, пирогами с почками и картошкой фри. В «Бабочках» их кормили в основном салатами и вареной рыбой.
В пятницу, когда большинство женщин должны были уехать, а новые отдыхающие приехать, Эми села перед зеркалом в парикмахерской и взволнованно отметила, как она похорошела. С каждым днем она все больше чувствовала, как ее тело откликается на заботу и уход. Ее кожа уже не была землистой, а веки обвисшими. Эми вновь начинала ощущать свою принадлежность к человеческой расе. В эту самую минуту мастер расчесывала ее волосы, перед этим накрученные на гигантские бигуди. Эми сохранила в тюрьме длинные волосы, сама подстригала их и не обращала внимания на то, что они начинают седеть.
Но сейчас ее волосы подстригли, подкрасили, уложили, и ее прическа стала похожа на ту, какая была у Эми в молодости. Вернулись золотисто-белокурые локоны и завитушки, пусть и не совсем натурального происхождения.
— Я постепенно опять становлюсь собой, — сказала себе Эми. — Если не внутренне, то хотя бы внешне.
Следующие две недели после отъезда Нелли Эми провела лениво и неторопливо. Она завтракала в постели, поздно вставала, много читала, медленно прогуливалась или каталась на велосипеде по окрестностям, почти всегда в одиночестве. Погода улучшилась. Эми посещала косметолога и массажиста, продолжала занятия йогой. Она лежала на полу, раскинув в стороны руки, слушая ласковый голос, увещевающий ее расслабить каждую частичку тела, и вдыхая аромат двух десятков мерцающих свечей.
Утром в день отъезда Эми еще раз посетила парикмахерскую. Днем за ней должен был приехать Лео. В пятницу она получала паспорт, а в понедельник они вылетали в Париж.
