не хотелось. Ждали возвращения Чжан Чжэн-го. И когда он, наконец, появился в дверях, все свободно вздохнули. Возвращаясь домой с собрания, активисты уже не сдерживались и громко обсуждали так сильно всех взволновавшее событие.
Весть об аресте Цянь Вэнь-гуя в ту же ночь облетела всю деревню, вызвав бурную радость крестьян.
ГЛАВА XLVI
Сватовство
По дороге домой Чэн Жэнь был особенно молчалив. Все товарищи громко смеялись, подшучивали друг над другом, а он держался в стороне, умышленно не вступая в разговор. Он сам не понимал, что с ним. Но что-то терзало и мучило его. Он шагал по улице, не поднимая головы, подавленный, точно совершил недостойный поступок, чуть ли не преступление. Каждое слово Чжан Пиня, казалось ему, метило в него. Да, он очень дурной человек, и Чжан Пинь распознал его. Он как будто всегда жил честно, никого не обижал, не обманывал. Теперь только он понял, как кривил душой и лицемерил, убеждая себя, что никогда не женится на Хэйни. Не ненависть к ее дяде отдаляет его от Хэйни: он не решается жениться на ней только потому, что боится пересудов, а между тем едва находит в себе силы избегать ее. Прежде он думал, что совесть у него чиста, что он не выгораживает Цянь Вэнь-гуя. А ведь из-за Хэйни он никогда не выступал против него и на многое закрывал глаза, как будто не знал, сколько народу в деревне загубил Цянь Вэнь- гуй, забыв и о том, что? сам перенес у него в доме. Он посылал других рассчитываться с помещиками, требовать документы на землю, но у самого не хватало мужества рассчитаться с Цянь Вэнь-гуем. Разве он сам не арендовал у него землю? Восемь му неорошаемой земли и два му орошаемой? Чжан Пинь говорил, что нельзя забывать о корне, вскормившем тебя, а он разве не забыл о нем? Что он, Чэн Жэнь, сделал для бедняков? Он думал только о себе и больше всего боялся обидеть племянницу помещика-злодея. А ведь сам он презирал Чжан Чжэн-дяня за то, что тот сблизился со своим тестем. Из-за жены, из-за каких-то мелких выгод, которые давала дружба с Цянь Вэнь-гуем, милиционер оторвался от своих товарищей, от односельчан. Вся деревня презирала Чжан Чжэн-дяня. А он, Чэн Жэнь? Он не взял жену из дома помещика, не ходил к нему, и все же тайком, в глубине души, защищал Хэйни, а значит, защищал всю их шайку, защищал интересы помещиков. Вот об этом-то и говорил Чжан Пинь: забыл о корне, вскормившем тебя! Чем же он лучше Чжан Чжэн-дяня? Его схватило смятение, он шел все медленнее и медленнее и, наконец, остался далеко позади товарищей.
В переулке скрипнула дверь, кто-то вышел, затем снова вернулся в дом, громко хлопнув дверью. Обессиленный, Чэн Жэнь остановился, тупо глядя в темноту. Что ему делать?
До большого густонаселенного дома, в котором жил Чэн Жэнь оставалось несколько шагов. Ворота были только прикрыты; все уже спали, из дома хозяина доносился громкий храп; куры, потихоньку кудахтая, беспокойно копошились в своих клетках.
В комнате Чэн Жэня мерцал слабый свет. Он позабыл, что его мать гостит у старшей дочери, недавно родившей, и свет в комнате не удивил его. Он устало переступил через порог. Фитилек, плававший в бобовом масле, догорал. Комната тонула в полумраке. В темном углу около кана шевельнулась какая-то тень. Он не обратил на нее внимания, в голове лишь мелькнуло: неужели мать еще не спит? Но он ничего не сказал и, погруженный в свои думы, молча сел на край кана.
Темная женская фигура вышла из-за угла и направилась к нему, и тут он вспомнил, что его матери уже несколько дней нет дома. Да и по облику эта женщина совсем не походила на нее. Он испуганно крикнул:
— Кто здесь?
— Это я, твоя тетя! — шепотом сказала женщина, схватив его за руку.
Он выдернул руку, откинулся к стене и уставился на женщину, словно видел перед собой самого дьявола.
Она торопливо сунула ему сверток, обернутый в материю. Силясь придать голосу нежность, с вымученной улыбкой, она прошептала:
— Это тебе. От нашей Хэйни. Она и сама придет. Ей нужно тебе что-то сказать. Она поклялась, что будет верна тебе всю жизнь! Слушай, сынок Жэнь, надо же совесть иметь…
Первым его движением было отшвырнуть от себя эту женщину с ее свертком и сладкими словами. Но у него не поднялась рука. Стыд и сознание собственной вины сковали его. Он хотел обругать ее, но язык у него одеревенел, точно от дьявольского снадобья.
Старуха, между тем, нашептывала:
— Дядя Цянь Вэнь-гуй на все согласен. Он отдаст тебе и девушку и землю. Здесь документы ка восемнадцать му и на огород. Сынок мой, Жэнь! Наша Хэйни надеется на тебя!
Холодный пот выступил на лбу у Чэн Жэня. Ему чудилось, что с потолка, со стен, из всех щелей на него глядят бесчисленные насмешливые глаза.
Жена Цянь Вэнь-гуя придвинулась к нему еще ближе, приложила губы к его уху и внятно произнесла:
— Ее дядя сказал, что не станет мешать тебе. Ты ведь председатель Крестьянского союза, не можешь не бороться с помещиками. Только бы ты понял… Ведь мы одна семья…
Она залилась пронзительным, как крик цапли, бесстыдным и страшным смехом, от которого Чэн Жэнь сразу пришел в себя. Точно сбрасывая с плеч тяжелую ношу, он хрипло закричал:
— Убирайся! Вон отсюда!
Старуха в испуге отступила, растерянно бормоча что-то. Не помня себя от стыда и гнева, он отбросил сверток и крикнул:
— К чорту вашу землю! Вздумали подкупить меня? Не выйдет! Уноси свое добро! Настанет день, и мы с тобой рассчитаемся!
Женщина бросилась к двери, семеня маленькими ножками, потом остановилась и, держась рукой за косяк, перевела дух и начала дрожащим голосом:
— Наша Хэйни…
— Не смей произносить ее имя! Замолчи! — Чэн Жэнь вскочил с кана и стал перед ней, сжав кулаки. От страха, что он набросится на нее, она пригнула голову, но закричать побоялась.
Язычок пламени, вспыхнув, осветил ее искаженное страхом лицо, спутанные волосы, испуганно расширенные глаза, перекосившийся рот с желтыми зубами. Бешенство душило Чэн Жэня, и он вдруг зло рассмеялся:
— Не уходишь, скотина? А старик твой уже арестован. Его заперли в сарае на заднем дворе Сюй Юу. Ступай домой, поплачь да гроб заготовь!
Женщина съежилась и медленно отошла от него. Он следовал за ней до самых ворот; тут она вдруг обернулась, посмотрела на него и с громким воем выбежала за ворота. Чэн Жэнь постоял еще немного, пока ее плач не затих вдали. Он точно избавился от кошмара, точно вышел из тесного ущелья на простор. Он медленно повернулся и взглянул на осеннее небо. Равнодушно мигали далекие звезды. Из дома уже не доносился храп. Только бойко стрекотали сверчки да напротив него в темной узкой клетке забил крыльями и громко запел петух.
«Нельзя плестись в хвосте у народа! Нельзя отставать от него, нельзя забывать о корне, тебя вскормившем!» — снова пронеслось в мозгу у Чэн Жэня. Все его сомнения, все смутные страхи как рукой сняло. Он выпрямился и свободным легким шагом вернулся в комнату.
ГЛАВА XLVII
После ареста Цянь Вэнь-гуя
Вся деревня пришла в движение. Старики потянулись к старикам, молодые — к молодым, женщины —
