Охотница

разинувшего от боли свою огненно-красную пасть?

* * *

В полночь Юнас и Жанетт сидят на вишневом диване в квартире в Бредэнге. Йенни спит. На столе бутылка вина, которую Юнас купил ради встречи, в прихожей – его чемоданы.

Юнас тянется за своим бокалом. Волосы спадают, закрывая лоб и глаза, – если бы кто-нибудь убрал с глаз эти пряди. Но Жанетт даже не шевельнулась и молчит.

– Может быть, нам стоит поговорить? – осторожно произносит Юнас.

Мне завтра на работу, надо выспаться, думает Жанетт.

Ее душа переполнена тупой болью разочарования, в голове вертятся слова, которые, по мнению Сандры, давно пора все же произнести, вот так прямо и спросить: Юнас, мы будем с тобой жить вместе или нет? Но Жанетт не хватает смелости, и она сидит, словно обиженная крошка, которая старается не заплакать, хотя комок подступает к горлу, и поэтому молчит.

Юнас испытующе смотрит на нее.

– У меня возникли проблемы, – говорит он, – или… все не так страшно, но меня застали врасплох.

Жанетт смотрит на него пустыми глазами, в голове полная чехарда мысли и слова, которые надо сказать, никак не выстроятся.

– Ты ведь разговаривала с Микке. Рассказал он что-нибудь? – Юнас старается не выдать своего раздражения.

Не знаю, нужны ли мы тебе, но я хочу, чтобы ты жил здесь. А где же ты был сегодня ночью? Если ты спал с какой-то Терезой, я убью тебя, проносится в голове Жанетт. Нам следовало бы вместе идти по жизни, – это уже вспоминается фраза Сандры – готовый рецепт, как вести себя с мужчинами. Жанетт решает проверить, сработает ли это. Мне скоро тридцать четыре, – мысленно начинает она, ты ведешь себя не по-мужски, Юнас. Мы ведь даже ни разу не говорили о нас, о том, чтобы жить вместе”.

– Он рассказал что-нибудь об этом? – снова спрашивает Юнас.

– О чем?

– О фирме. – У него начинает болеть сердце.

Жанетт опять молчит. ТРАХАЛСЯ! В ВИСБЮ! – эти слова грохочут в ее голове. Вот о чем рассказал Микке. Точно так, как предсказала та тетка. Я больше не хочу!

Ничего этого ей говорить нельзя, надо сдерживать себя, если они еще хотят склеить разбитую чашку.

На столе колышется пламя свечи, свечу зажег Юнас.

– Жанетт. – Юнас осторожно касается ее руки. – Жанетт, ну не молчи, давай поговорим. Я сожалею о том, что произошло… потому что… Жанетт… я люблю тебя, ты ведь знаешь… я люблю тебя и хочу, чтобы мы жили вместе. Понимаешь?

Жанетт в растерянности. Он только что забрал у нее половину продуманных реплик, произнес вслух именно то, что она сама пыталась сформулировать, как бы подвел итог всем размолвкам и спорам. Но почему-то Жанетт не становится лучше, боль только усиливается.

На глаза ее наворачиваются слезы, сжав кулачки, она колотит по вишневой коже дивана.

– НЕНАВИЖУ ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ ДИВАН! – рыдает она.

– Мы уедем отсюда. – Юнас в отчаянии от ее горя. – У нас будет другая квартира – в городе, я не буду так много разъезжать.

Он обнимает ее, но Жанетт внезапно вырывается.

– НЕТ! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! ТЫ СПИШЬ С КАКОЙ-ТО ТЕРЕЗОЙ! – прокричав это, Жанетт зажимает себе рот руками и с ужасом смотрит на Юнаса. Она не собиралась обвинять его, это же невероятная нелепость, просто вырвалось, она все время думает об этом.

Лицо Юнаса становится белым как мел, он испуган до смерти. “Он считает, что я спятила”, – понимает Жанетт.

– Прости! – говорит она. – Прости! Я, вероятно, чокнулась.

Юнас не произносит ни звука. Теперь, сообразив, что это он онемел от ужаса, Жанетт опомнилась. Она призывает на помощь разум, она взмахивает руками, чтобы успокоиться. Надо сказать самое важное, разложить все по полочкам.

– Прости! – говорит она, откидывая со лба прядь волос. – Ты должен меня понять, Юнас, мне пока еще очень больно. Я убедила себя, что ты… изменяешь мне все время… но я ЗНАЮ, что это не так. Просто, когда случаются такие… размолвки, требуется время, чтобы рана затянулась, – сухо подытожила Жанетт. – Так что нам надо просто переждать.

– Да, – нерешительно произносит Юнас, он смотрит на нее.

– Если, конечно, мы хотим спасти наши отношения, – говорит она. Оказывается, это прекрасно – говорить все самой, когда никто не забирает у тебя реплик. Когда их произносил Юнас, у Жанетт было ощущение, что у нее из-под ног выбили почву… Но почему же боль все еще не отпускает?

У Жанетт возникает неожиданная идея.

– Теперь нам надо быть более осторожными по отношению друг к другу, даже хорошо, что ты опять уезжаешь, – говорит она. – А я пойду и поговорю кое с кем. Глупо, но, может быть, поможет.

– Тебе бы к психологу, – советует Юнас, без малейшего самодовольства, хотя он из той же профессии.

– Да, – кротко отвечает Жанетт, на самом деле она совсем не психолога имела в виду.

* * *

Звонок в дверь – и Симон, как обычно, открывает. Воскресенье, Симон никого не ждет, и вдруг звонок в дверь, и на пороге – Тереза. Все как обычно.

Вот только вид у Терезы необычный. Под глазами темные круги. У нее в руке кошачья корзинка- переноска. Стоит на пороге, пытливо глядя на Симона.

– Привет! Ты дома? – спрашивает она каким-то неестественно вежливым тоном.

– Да-а-а. Как видишь.

– Да, вижу.

Ее вдруг качнуло, но она не упала, успела опереться о дверной косяк. Симон подумал даже, что она в подпитии, но нет, Тереза усилием воли выпрямилась.

– А Малин? Малин здесь? – Как бы между прочим спрашивает она.

– Нет. Заходи.

Тереза медленно входит в прихожую и ставит корзину на пол. На ее волосах блестят белые снежинки. Глянув в зеркало, которое висит в прихожей, она вытерла мокрый лоб.

– Выгляжу не очень…

– Как дела? – спрашивает Симон.

– Хорошо. – Тереза снимает пальто, бросает на стул, а потом стоит, оглядывая прихожую Симона, будто видит ее в первый раз.

– Что собираешься сегодня делать? – спрашивает она.

– Ничего, – говорит Симон. На нем широкий вязаный свитер и носки из козьей шерсти. – Я, кажется, простыл. Такой жуткий снег, страшно нос высунуть.

– А-а, – равнодушно произносит Тереза.

– Хочешь кофе?

– Нет. – Она медленно идет в гостиную, останавливается и теперь внимательно осматривает ее. Симон следует за ней.

– В корзине кошка? – Симон машет рукой в сторону прихожей. Тереза окидывает его взглядом.

– Нет, кошку я забыла в “Шератоне”.

Симон открыл рот, чтобы задать вопрос, но Тереза тут же поспешно поднимает руку:

– Нет сил объяснять.

Симон в растерянности. Он не знает, что ему делать и как с ней разговаривать. Поэтому он стоит, будто проглотив язык. Тереза, усевшись на диван, устало смотрит в окно.