— Нет, Юг, никогда, — весело отозвался Гильом и добавил: — Не ругай моего верного Роберта, он и так нагружен нашим оружием сверх меры.
В этих поездках герцог обнаружил, что более удобной, чем Певенси, базой для его войск и флота мог бы стать Гастингс, расположенный на несколько лье восточнее. Город этот господствовал над дорогой, ведущей в Лондон, и имел великолепную гавань, способную вместить и лучше защитить нормандский флот. Оставив в Певенси небольшой гарнизон, Гильом отвел свое войско на восток и приказал половину своих судов укрыть под прикрытием меловых утесов бухты Гастингса. На холме около бухты соорудили второй деревянный замок из одной-единственной башни, окруженный частоколом. Вокруг подножия холма прокопали ров, а довольно обширное поле позади рва образовало двор. На этом поле поставили жилые бараки и конюшни. Еще один — внешний, ров с насыпанным за ним валом и частоколом окружал все сооружение. Прорезанные в частоколе ворота с подъемным мостом защищала еще одна, меньшая, деревянная башня.
Работы по укреплению нового местопребывания были еще в полном разгаре, когда к герцогу прибыл гонец от некоего Робера — уроженца Нормандии, живущего недалеко от побережья, у Лондона. Он прислал приветствие и старательно написанное письмо с последними известиями. 'Тостиг, брат и враг Гарольда, и норвежский король Харальд Хардрада', -.писал доброжелатель герцога: 'высадились на севере, в решительном сражении под Фулфордом, неподалеку от Йорка, разбили ополчение Нортумбрии под руководством эрлов Эдвина и Моркара, и даже захватили Йорк. Но Гарольд Годвинсон со своей дружиной стремительно двинулся на север, по пути собирая отряды уэссекского ополчения, и неожиданно для норвежцев, через четыре дня оказался от их войска на расстоянии полета стрелы. В битве у Стэмфорд- бриджа англичане наголову разбили противника, при этом погибли оба предводителя норвежцев — и Тостиг, и Харальд'. Далее осведомитель сообщал герцогу, что один из жителей Гастингса, будучи свидетелем высадки норманнов, решил уведомить об этом событии Гарольда. В тот же день он отправился в Лондон. По его прибытию из Лондона на север были посланы гонцы, которые со всевозможной скоростью отправились в Йорк, чтобы доставить королю весть о высадке норманнов на английском берегу. Одновременно шерифы Эссекса объявили сбор оставшегося на месте ополчения, отряды которого стекаются в Лондон. Автор письма советовал Вильгельму не покидать укрепленный лагерь, так как дошли слухи, что Гарольд поспешно двинулся на юг, поклявшись скорее погибнуть, чем пустить врага вглубь Англии хотя бы на милю.
— Передай своему господину, — сказал гонцу Гильом, — что я сражусь с Гарольдом при первой же возможности.
Дождавшись, пока гонец покинет залу, Гильом обернулся к своим приближенным. На его губах промелькнула недобрая усмешка, вызвавшая ликование в душе Роберта. О, ему не впервой было видеть это выражение лица сюзерена. Так он улыбался, получив известия о вторжении королевских войск, закончившемся полным их разгромом на реке Див.
— Двинулся на юг, — негромко повторил он и снова заглянул в письмо. — Ему следовало ждать меня в Лондоне. Тебе дали прекрасный совет, Гарольд Годвинсон! Но ты ни в коем случае не примешь его.
Герцог пододвинул письмо поближе и, оглядев присутствующих, добавил:
— Друзья мои, я правильно оценил графа Гарольда, когда сказал вам, что он будет действовать сгоряча. Гарольд собирается дать нам сражение на этом берегу. А я только этого и жду! — брови Гильома сурово сдвинулись. — Как же он глуп.
— Однако это храбрейший человек, пусть узурпатор и клятвопреступник, — сказал Юг де Монфор, глядя прямо в глаза герцогу.
— Храбрый как лев, несомненно. Но он потеряет Англию по глупости своей. Он не пустит меня ни на лье вглубь страны, подумайте только! О, раны Господни! Ему надлежало бы заманивать меня подальше от берега и от моих кораблей, в непривычную страну, где мое войско могло бы попасть в окружение, да и разорить всю местность на моем пути к тому же, чтобы нам нечего было есть. А он пожалел невинный народ. Народ, подумать только!
— Да, монсеньер, ему следовало бы действовать, как вы действовали, в тот час, когда король Франции нарушил границы наши. Отступать, заманивать и дать сражение в самый благоприятный момент, — подтвердил коннетабль Рауль де Тессон.
— Ты прав, Рауль, я не произносил тогда громких фраз, чтобы пробудить в людях преданность, но как умел, тщательно обдумывал каждый шаг свой, чтобы спасти Нормандию. Гарольд не хочет уступать нам земли, поклявшись оборонять ее любой ценою. Это говорит его сердце, гордое, полное мужества и благородства, но глупое сердце, не внемлющее доводам разума. Говорю вам, мессиры, если бы он остался в Лондоне, он смог бы одолеть нас. Но теперь он обречен. Свершится Божий суд. Раны Господни! Ведь Эдуард обещал мне отдать корону свою, а Гарольд клялся на святых мощах в том содействовать. Не так ли, мессиры? И теперь Гарольд, корону незаконно захватив, стремится нас атаковать. Явно Господь затмил его разум.
— Но вы совершенно не считаетесь с той возможностью, что его уговорят засесть в укреплениях Лондона, монсеньер? — спросил де Тессон.
Гильом рассмеялся: — Нет, в Лондоне он ни за что не останется. Еще раз повторю вам, мессиры, сей военачальник из тех, что выигрывает битвы, но проигрывает войны. Я знаю это с того самого дня, как увидел его в Нормандии. Помните, как он в походе на Динан, забыв обо всем, спасал простого воина? Уверяю вас, мессиры — все будет так, как я говорю.
На этом и закончилось в это день обсуждение полученных новостей.
Едва был достроен замок, как отряды баронов снова отправились во все стороны на поиски продовольствия и фуража. Южное побережье подверглось опустошению на много лье вокруг, и только у небольшого городка Ромни норманны столкнулись с упорным сопротивлением жителей. Отряд из кэрлов, как сельских, так и городских, вооруженных самым разнообразным оружием, вплоть до каменных топоров, под управлением нескольких храбрых тэнов, нанес серьезное поражение отряду барона де Авранша, причинив ему существенные потери. Оба участвовавших в бою конруа потеряли почти по половине своей численности ранеными и убитыми, но так и не смогли конными атаками пробить 'стену щитов' отважных англосаксов. Таково было первое знакомство норманнов со стойкостью и храбростью своих противников.
Роберт, увидев привезенных раненых и расспросив знакомого рыцаря о битве, опять приуныл. По всему было видно, что даже распространенные норманнами рассказы о завещании Эдуардом Исповедником престола именно герцогу Нормандскому и о клятве Гарольда помочь ему занять трон английских королей нисколько не помогли. Англичане держались своего короля, отнюдь не собираясь переходить на сторону завоевателей — чужеземцев. И касалось это не только знатных людей, но и крестьян, которые поддерживали своих господ, явно и очевидно не желавших иметь на престоле чужеземца.
Вскоре герцогу пришло еще одно известие от его соотечественника — соглядатая. В нем сообщалось, что в первый день октября Гарольд получил известие о высадке, а уже на седьмой день он был в Лондоне со своими тэнами и всадниками, оставив Эдвина и Моркара с их потрепанными отрядами на севере, но приказав им собрать достаточные силы и присоединиться к нему позднее. Уильям Малэ, хотя и сам сакс по происхождению, вначале отказывался верить услышанному: — Я знаю расстояние от Йорка до Лондона, его невозможно одолеть за семь дней со всем войском, это свыше сил человеческих. — Но вскоре полученная весть подтвердилась и в нем проснулась гордость за соплеменников. — Раны Господни! — восклицал он. — Вот это герои — эти английские таны! Без отдыха и пищи! Стойкий, неустрашимый, достойный противник! — Он сказал это, и многим баронам сразу привиделись легионы светловолосых бородатых людей, марширующих днем и ночью, спешащих защитить родные земли от иноземного противника, то есть от них. И многие содрогнулись, вспомнив о раненых и убитых, привезенных де Авраншем. Их явно ждала впереди отнюдь не легкая битва.
Четыре дня, пока Гарольд находился в Лондоне, собирая ополчение, прошли для свиты герцога в томительном ожидании. Роберт, каждый день начищая оружие и кольчуги, лишь бы чем-нибудь занять время, мрачно вспоминал, каким богатырем выглядел сам узурпатор. Вспоминал и живших при дворе герцога английских заложников — высоких, гордых людей, настоящих воинов, несмотря на видимую изнеженность лиц и длинные волосы. Иногда вспоминал де Гранмениль и обман, с помощью которого его господин заставил поклясться сакса на священных реликвиях, спрятав их под скатертью, как обычный стол.
