кстати, времени? У меня часы вместе со всем остальным пропали.
— Твоя одежда и все прочее, включая часы и пелефон, обнаружены полицией при обыске дома, где тебя держали. Вернут завтра утром, я надеюсь. А времени полвторого.
— Сколько?! — от удивления Карина даже перестала жевать. — Уже полвторого?
— А что тут такого удивительного? — изогнул бровь Дзинтон. — По башке тебе дали примерно в полвосьмого, около трех часов ты валялась без сознания, а все остальное случилось, я бы сказал, в экспресс-режиме, даже как-то неприлично быстро. Репортеры и те до твоего отбытия подъехать не успели, сейчас, наверное, бесятся от злости.
Какое-то время Карина сосредоточенно жевала, собирая разбегающиеся мысли. Проглотив последний кусок омлета и заев его последней ложкой салата, она отодвинула тарелку.
— Спасибо, пап, очень вкусно, — сказала она. — И все-таки — ты действительно с самого начала знал, что меня похитили?
— Да, Кара, — согласился Демиург. — Я действительно знал. Мне даже оповещение Парса не требовалось. Ты зацеплена на лонжу, так что о твоем похищении я знал с того момента, как тебя оглушили.
— «Зацеплена на лонжу»?
— Извини. Буквальная вербализация технического символа. Имеется в виду автоматическая система оповещения. Проще говоря, у меня в ухе звенит, когда твоя жизнь оказывается под угрозой. Вот как сегодня.
— И ты знал, что меня похитили… что меня держат под блокиратором и бьют?
— Да, Кара. Я знал.
— И ты ничего не сделал? — Карина с подозрением взглянула на него. Внутри начала пробуждаться какая-то совершенно детская обида. — Они же могли меня убить!
— Как — ничего не сделал? — удивился Демиург. — Я встретил тебя, когда ты выбралась оттуда. И подсказал, как снять ошейник, не оставшись без головы. Правда, о том уже жалею, сама бы догадалась. Кстати, ты провозилась минут на двадцать дольше, чем я рассчитывал. Ты правильно сообразила, что большого тупого парня следует заставить отключить объемный блокиратор, но не нащупала подходящего направления в разговоре, которое заставило бы его поступить так сразу. А ведь всего-то следовало заявить, что его пульт — обманка. Тогда он бы попробовал доказать тебе обратное немедленно.
Карина насупилась. Конечно, ему легко говорить! Его-то не били по голове, не раздевали догола и не привязывали к гнилым доскам в ледяной комнате!
— Не хмурься, Каричка, — Дзинтон погладил ее по волосам, и почти против воли она потянулась к знакомой успокаивающей ласке. — В целом ты хорошо справилась. И здесь, и тогда во время ограбления.
— Ты знал и про ограбление? — вскинулась Карина. — А, ну да. Конечно. Я же Цу и Мати рассказала…
— Да, Кара. Я знал обо всем с самого начала. С того момента, как в тебя выстрелил грабитель.
Девушка опустила голову. Обида прошла, а ее место заняла тяжелая свинцовая усталость.
— Я подвела тебя, папа, — тихо сказала она. — Я опять убийца.
— Глупости, — отрезал Дзинтон. — Присутствовал бы я там, справился бы без жертв. Но у тебя физически не имелось возможности одновременно спасти полицейских и оставить в живых грабителей. Это — слабость, да. Но, надеюсь, ты не думаешь, что в одиночку сильнее всего мира? На подобное даже у меня наглости не хватает.
— Все равно…
— Не все равно. Ты сделала выбор. Тяжелый для тебя, неприятный выбор меньшего из двух зол, перед которым тебя поставили другие. Если бы ты не убила грабителей, они бы убили полицейских. И тогда на твоей совести опять оказались бы две жизни. Так или иначе, но смертей избежать ты не могла. А сегодня ты не убила похитителей, хотя их намерения в отношении тебя выглядели однозначными. Значит, ты не убийца.
— Папа, я не понимаю! — почти в отчаянии сказала Карина. — Если ты все время следил за мной, все время знал, что со мной происходит, значит, мне ни разу не грозила опасность? Ведь ты бы защитил меня, да? Спас бы? И я могла никого не убивать?
— Нет, Кара, — Демиург покачал головой. — Я не стал бы тебя спасать.
— Что? — девушка задохнулась, словно от удара. — Не стал бы?
— Кара, — мягко произнес Дзинтон. — Ты уже взрослая. Ты больше не нуждаешься в моей защите. Пожалуйста, пойми — я не могу и не хочу всю жизнь держать тебя в уютной безопасности. Я люблю тебя, Каричка, и возлагаю на тебя большие надежды. Если с тобой что-то случится, мне будет очень плохо. Но эта жизнь — твоя. И проживешь ее ты совершенно самостоятельно. Я окажу тебе дурную услугу, если продолжу опекать, как опекал отчаявшуюся тринадцатилетнюю девочку, вытащенную из кошмара Института Человека. Если окажешься в смертельной опасности, я первым поздравлю тебя с победой. Или первым опл
— Да, папа, — вздохнула Карина. — Я понимаю…
— Возможно, разумом, но не сердцем. По-настоящему ты осознаешь когда-нибудь потом. Кара, ты еще очень молода. Ты не понимаешь, что такое стремиться защитить своего ребенка — и бояться навредить ему излишней опекой. Ты знаешь, что я не человек. Я — Демиург. И мои возможности вполне божественные. Ты знаешь, но настолько привыкла, что даже не вспоминаешь. Между тем, я мог бы сделать твою жизнь веселой и беззаботной, бездумной и безопасной. Посадить тебя в светлую теплую комнату, набитую игрушками, кормить и развлекать — и превратить в тепличное растение, не задумывающееся о том, зачем оно вообще существует. Я знаю тебя, так что даже не спрашиваю, как ты отнесешься к такой перспективе. И здесь кроется моя основная проблема. Я всем сердцем хочу тебе счастья, но не могу его дать, не раздавив личность, которую люблю. Крохи, что тебе перепадают — то немногое, что, как мне кажется, тебе не повредит. Не обижайся на меня, Кара, хорошо?
— Папа… — Карина поднялась и подошла к нему, взяв за руку. — Папа, я люблю тебя. Не надо оправдываться. Ты и так сделал для меня столько… Я верю тебе, верю, что ты хочешь мне только хорошего. И я уже взрослая. Даже если ты прямо сейчас выбросишь меня на улицу, ты все равно уже сделал меня человеком. Я никогда не забуду твоей доброты.
— Спасибо, Кара, малышка моя, — Демиург осторожно обнял ее, и она, обхватив его руками, прижалась, словно в детстве. — Нет, конечно, я ни за что не выброшу тебя на улицу. Ты всегда сможешь вернуться в наш старый отель, где ждет твоя комната, и он навсегда останется твоим надежным прибежищем от жизненных забот. Но в жизни я помогаю только тем, кто помогает себе сам. Тем, кто даже в самой отчаянной и безнадежной ситуации не перестает бороться до конца. Впрочем, — он осторожно отстранил Карину, — парадокс кроется в том, что таким личностям моя помощь, в общем-то, и не требуется, они прекрасно справляются самостоятельно. Вот как ты сегодня. Тебе еще много следует узнать и многому научиться, но ты уже сейчас можешь превосходно постоять за себя. Тебе лишь нужно осознать свою силу. Как думаешь, почему я настоял, чтобы ты проходила интернатуру не дома, в Масарии, а в другом городе?
— Не знаю, — девушка, отстранившись, озадаченно посмотрела на него. — Не задумывалась как- то.
— Все просто. Ты — домашняя девочка. Если тебя не выпихнуть из дома силой, ты так и не узнаешь, что вокруг огромный мир, холодный и жесткий, но в то же время прекрасный и удивительный. А о нем знать необходимо. Посмотри — ты провела в Крестоцине так мало времени, но тебя уже любят в больнице и уважают в окружном полицейском управлении. Ты завела массу знакомств, узнала много нового, приобрела опыт, который многие не получают и за всю жизнь. Ты многое узнала о себе. А твоя жизнь лишь начинается. Учитывая твой талант влипать в истории, скучной она точно не окажется. У тебя и сейчас не все истории завершились, — Дзинтон лукаво подмигнул.
— Не все? — с подозрением взглянула на него Карина. — Ты о чем?
— Ну, — развел тот руками, — если скажу, какой тогда интерес? Скучно же знать все наперед! Могу
