погибает в бою. Уже тысячи людей погибли, погибну и я, один из них. Напрасно вы в такое напряженное время дела бросили, сидите возле моей подушки, Евгений Иванович… — Ази выпростал свою руку из руки Черепанова. Видно, он хотел спустить с груди одеяло, но рука, соскользнув, с глухим стуком уцала на кровать.
— Отдохни, Ази, отдохни, сынок, — сказал Черепанов. — Все наладится, ты поправишься, и снова будем служить вместе.
Открыли окна. Струя чистого холодного воздуха хлынула в палату, но Ази не чувствовал холода. Его укрыли со всех сторон одеялами, и он забылся, уснул. Все, кроме Смородиной, вышли.
Черепанов позвонил в штаб бригады, осведомился о положении на передовой. Ему сообщили радостные вести: танкисты снова продвинулись вперед. Черепанов решил еще немного посидеть у Асланова.
К вечеру состояние больного резко ухудшилось, и вместе с тем сознание его как будто прояснилось.
— Генерал здесь? — спросил он.
— Тут я, Ази. — Черепанов подошел.
— Евгений Иванович, я больше уже не встану на ноги, — сказал Ази, стаскивая одеяло с груди вниз и открывая ворот рубахи.
— Не надо думать об этом, Ази. Ты встанешь.
— Самое большее, прошептал Ази, может быть, доживу до завтра.
— Нет, Ази, ты будешь жить долго. Я вот готовлюсь немного погодя передать тебе командование соединением. А сам выйду в отставку. А ты вон что говоришь!
— Нет, Евгений Иванович, я знаю, что доживаю последние часы жизни. И поэтому у меня к вам просьба… Последняя.
— Ну, что ты такое говоришь, Ази? Это не последняя, а очередная просьба, и я выполню сколько угодно твоих просьб…
— Если я умру, отправьте мое тело в Азербайджан.
— Что за глупые мысли лезут тебе в голову?
— Не надо меня утешать, Евгений Иванович. Напишите семье. Я хочу, чтобы похоронили меня в Баку. На таком месте, откуда виден Каспий, весь город, видна Ленкорань…
Глаза Черепанова против воли наполнились слезами. Он шмыгнул носом. И улыбнувшись неестественной, вымученной улыбкой, сказал:
— А я-то сижу, уши развесил, расчувствовался… Дай, думаю, послушаю, что он скажет? И это твоя просьба? Такую просьбу через полсотни лет скажешь. И не мне… Ты лучше спи, отдыхай, сон — наш первейший исцелитель. А полегчает, обо всем поговорим.
Глава девятнадцатая
1
Машина выехала из Ленкорани в сумерках. Водитель, бледный от усталости, гнал ее на самой высокой скорости, не отрывая глаз от ухабистой дороги. Курил папиросу за папиросой, выпуская дым через притворенное стекло. Рядом с ним сидел Рза, на заднем сидении Нушаферин и Хавер.
Со вчерашнего дня установилась пасмурная, сырая погода, небо обложило тяжелыми серыми облаками; они висели над самой землей и так плотно ее укутали, что казалось, солнце их никогда не пробьет и не взойдет над землей.
Ехали в полном молчании. Кроме Рзы, никто в машине не знал, что Ази умер. Рза вез Нушаферин и Хавер в Баку, — якобы навестить Ази, которого привезли в бакинский госпиталь.
Нушаферин мысленно была около сына, но, вспомнив, что она только едет к нему, старая женщина с тоской глядела вперед, где ничего приметного не было, и ей казалось, что машина стоит, а не мчится — так бы и подтолкнула ее. Ей доводилось ездить этой дорогой в Баку — никогда она не казалась такой долгой и утомительной.
— Сынок, родной мой, нельзя ли немного побыстрее, а?
— Нушу хала, быстрее нельзя. Такая в нее заложена скорость. Машина как лошадь, бежать — бежит, а лететь не может…
— На наше счастье, и машина попалась такая. Водитель все же увеличил скорость, но машину вдруг затрясло на прямой ровной дороге. Он врубил тормоз, отъехал на обочину, остановился. Вышел, сплюнул со злости, покачал головой.
— Будь ты неладна! И надо же… На середине пути, да еще в такое время!
— Когда человек торопится, всегда что-нибудь его задерживает, — сказал Рза.
— Что случилось? — вышла из машины Хавер.
— Придется задержаться: надо менять камеру.
— У тебя нет запасной? — спросил Рза. — Давай поменяем.
— У нас и в мирное-то время никогда не сыщешь запасной камеры, а теперь и подавно…
Водитель снял пиджак, бросил его на придорожный куст. Вытащил инструменты, швырнул их на землю. Нушу не поняла, в чем дело.
— Сынок, почему остановился? И так уж едем тихо…
— Потерпи, Нушу хала. Колесо вышло из строя…
— Что еще с этим колесом приключилось?!
— Не волнуйся, Нушу хала, скоро поедем. Доставим тебя в Баку.
«Знал бы ты, куда едем, другим тоном говорил бы», — подумал Рза. Что до него, то он страшился даже представить, что будет с женщинами, когда они приедут в Баку. Так вот сел бы и никуда не ехал. Но увидеть Ази надо…
А старушке не сиделось, она тоже вышла из машины. Остановилась возле Рзы и водителя, которые возились с камерой. «Как будто заколдовали мою дорогу, — говорила она. — Тороплюсь, тороплюсь, а до сыночка не могу дотянуться… Теперь колесо… Нужно было ему сломаться на середине дороги! Ах, милый ты мой сын, как-то ты там сейчас? Несчастный мой ребенок, мучаешься сейчас один, глаза твои на дорогу глядят, мать поджидают, а я тут толкусь, умереть бы мне ради тебя!» Она уже не могла ждать, взмолилась:
— Ради аллаха, голубчик, побыстрее, я ведь опаздываю! Ребенок мой раненый заждался меня там!
Какие-то трагические нотки уловил шофер в голосе матери.
— Нушу хала, мы ведь не меньше твоего торопимся, — сказал он, надевая колесо на ось и закрепляя болты. — Ты садись, садись в машину, пока устроишься, мы все и наладим.
— А больше ничего не случится? — спросила старуха у Рзы. — Ничто не помешает ехать?
— Нет, Нушу хала, сейчас поедем, помех не предвидится.
Собрав разбросанные по земле инструменты, водитель бросил их под сидение, сел и выжал газ.
Начинало темнеть, когда машина стала взбираться на баиловский подъем. Рза с трудом открыл рот.
— Вот, Нушу хала, не переживай: уже Баку. Почти что приехали.
«Но, бог мой, что будет, когда они узнают все!» — подумал он и даже поморщился от этой мысли.
Остановились у какого-то здания, и Нушу хала, как молодая, первой выскочила из машины.