– Конечно, бизнесмен, детка, – подмигнул ей Герман.
– Ну, со мной все ясно, – сказала Стефания, беря костюм монахини и удаляясь вихляющей походкой в сторону своего фургончика.
– Прикиньте вот это, – раздала одежду каскадерам Тина, а для Германа остановила свой выбор на темно-синем костюме в тонкую полоску, белой рубашке и насыщенно-золотистом галстуке.
– Так, по-твоему, выглядят бизнесмены? – спросил Герман.
– Хорошие бизнесмены, – ответила Тина.
Вскоре все участники съемок облачились в костюмы и направились к режиссеру.
– Значит, ты так представляешь себе бандитов? – спросил Сергей Сергеевич, разглядывая группу спортивных парней, одетых по-молодежному. – У Люси была несколько другая интерпретация внешнего вида банды.
– А мне ее интерпретация больше напоминала грузин с рынка, – снова вступился оператор.
– Напасть на монахиню – преступление молодых и дерзких! – сказала Тина. – Вот они – молодые и дерзкие наркоманы!
– Что еще вы хотите внести нового? – поинтересовался режиссер.
– Я бы порекомендовала Герману снять пиджак и нести его на плече, чтобы во время драки у него разорвалась рубаха в нужных местах, это будет очень сексуально.
– Это в каких-таких местах? – поднял бровь Сергей Сергеевич.
– Руки, грудь…
– Понятно, у вас, Кристина, далеко идущий художественный взгляд на эпизод.
– А как же! А вот Стефании я бы не рекомендовала так затягивать талию, не думаю, что монахини подчеркивают свои формы, и не думаю, что у них из-под головных уборов так висят пряди волос. По поводу яркости макияжа я тоже уже высказала свое мнение, она больше походит на проститутку, переодетую монашкой по просьбе клиента, чем на настоящую монахиню, – сказала Кристина, и у всей съемочной группы отвисла челюсть.
– Ну ты и нахалка! Первый день на съемочной площадке, а уже позволяешь себе учить нас! – прошипела Стефания. – Кто ты есть-то? Очередная…
– Замолчи! – остановил ее Герман.
Тут настала очередь режиссера разруливать ситуацию:
– Всем молчать! Между прочим, Стефания, работа в кино – это работа в коллективе. Если ты не обладаешь художественным вкусом, это означает, что ты должна прислушиваться к слову художника. Если ее нет в кадре, это еще не значит, что от ее работы ничего не зависит. Я с Кристиной полностью согласен, ты и меня не слушала.
– Вы будете обсуждать мою работу с этой?.. – побледнела Стефания, отчего стала еще красивее.
– Мы не твою работу обсуждаем. Ты в этом кинопроекте, потому что тебя захотел в нем видеть Юрий Владимирович, который за все платит.
– Вот именно, за все платит!
– С тобой бесполезно говорить, – махнул рукой режиссер, – приступили!
Кто-то принес складной стульчик для Тины, и она уселась, с интересом наблюдая за происходящим. Ей-то ведь все было в новинку: и осветительные прожектора, и рельсы, проложенные по мостовой, и множество людей, остающихся за кадром. Она не была профессионалом в кино и не могла сказать, хорошо играет Стефания или плохо, но ей вообще все нравилось. Фрагмент драки выглядел так натурально, что Тина даже испугалась. Один эпизод снимался несколько часов со сменой грима в зависимости от прибавления ссадин на лицах дерущихся.
Какая-то маленькая женщина все время бегала с пакетиками с красной краской, которую даже при ближайшем рассмотрении нельзя было отличить от настоящей крови, и щедро поливала ею одежду дерущихся.
«Надеюсь, что стирка и штопка одежды не входит в обязанности костюмера», – подумала Тина. Ее очень захватил весь этот процесс, несколько раз Кристина с горящими глазами отпихивала Илью от его камеры, когда он не снимал, и смотрела в нее, поясняя:
– Я должна знать, как все это смотрится через объектив камеры, чтобы иметь общее художественное представление.
– А вы, я вижу, работаете с полной самоотдачей, – ухмыльнулся Илья.
– Я все делаю с самоотдачей!
– И в любви? – уточнил он.
– И в любви! – подбоченилась она. – Сгораю дотла, правда, быстро…
– Все-таки у вас есть недостатки, – вздохнул оператор.
– А вам-то что до этого? – сдвинула узкие брови Тина. – Вам не светят ни мои недостатки, ни мои достоинства!
«Чего я с ним все время цапаюсь? – подумала Кристина. – Обычно я дружу с людьми… даже странно».
После съемок у Кристины остался неприятный осадок от чувственного поцелуя Стефании с Германом, причем он не уступал ей в сексуальности. И хоть, как только раздалась команда «Снято!», поцелуй сразу же закончился и лицо Германа не выражало ровным счетом ничего, Тина порадовалась, что Катя спокойненько лежит в больнице и не видит этого безобразия. Она увязалась вместе с Сергеем Сергеевичем, Ильей и действующими лицами в комнату для просмотра отснятого материала. Тут Тине пришлось прислушиваться к разговорам профессионалов. Для нее все отснятые эпизоды были абсолютно одинаковыми, а они все находили какие-то отличия.
– Здесь вот этот удар был неправдоподобный, тут Стефания долго держит глаза закрытыми, и мне не нравится излишек грима, оставляем рабочую версию второго эпизода и восьмого эпизода, все согласны?
– Я бы оставил второй и шестой, очень удачно был отснят всеми камерами, – подал голос Илья.
– Твое слово для меня закон, к этим двум отобранным мною добавим и шестой, – согласился Сергей Сергеевич.
Тина только моргала глазами, режиссер покосился на ее сосредоточенный профиль.
– А к вам, милочка, у меня претензий нет ни в одном кадре. И бицепс Германа в разорванной тобой рубашке выглядит очень сексуально, и Стефания более или менее походила на монахиню. Для дебюта очень даже ничего.
– Спасибо, – смутилась Тина.
– А я в нее сразу поверил! – похлопал ее по плечу Герман.
Режиссер задумчиво перевел взгляд на него.
– А ведь что характерно…
– Что? – спросили все присутствующие хором.
– Люся-то так и не нашлась, – ответил Сергей Сергеевич, и в воздухе повисло тягостное молчание, так как добавить к этому было нечего.
Глава 16
Молоденькая медсестра в монашеской одежде проводила Катю по светлой мраморной лестнице на второй этаж и ввела в комнату с белой дверью под цифрой «два».
– Располагайтесь, – с улыбкой сказала она, сложив руки на груди, на ломаном русском языке.
Катя уже успела увидеть в коридоре и других монахинь ордена Святого Франциска. Все они были одеты в белые одежды до пола, с большими капюшонами и подпоясанные веревкой с тремя завязанными узлами.
Комната Кати была очень милой, светлой и совсем не походила на больничную палату. Воздушная занавеска слегка колыхалась от легкого ветерка, дующего из открытой двери на лоджию, которая была словно продолжением комнаты, там стоял шезлонг и столик.
Катя посмотрела на черепичные крыши домов на склонах гор и почувствовала себя очень умиротворенной и спокойной. Так как вещей у нее с собой было очень мало, она быстро разложила их в платяном шкафу из светлого дерева и, приняв душ с дороги, облачилась в розовый махровый халат. Сразу же, словно за ней наблюдали, за Катей пришла все та же монахиня и пригласила следовать за ней.
