– Ну да, конечно, на моего парня можно поклепы возводить, а твоя девушка не должна знать ничего лишнего.
Гордо вскинув голову, я прошла к выходу, слыша гробовую тишину за спиной, но так и не обернулась, зная, что я права. К памятнику Пушкину я подъехала в начале седьмого вечера. По дороге я высматривала афиши, выбирая, на какой фильм мне бы хотелось сходить с Олегом. Решив, что охотнее всего я посмотрела бы какой-нибудь экшен вроде «Август. Восьмого», я нашла местечко для парковки и втиснулась в узкую щель перед рестораном «Арагви». Следователя Оболенского я увидела не сразу. Сначала я приметила шикарный букет белых лилий, которые он прижимал к груди, и только потом заметила его синие глаза. Взгляд следователя рассеянно блуждал от одной женщины к другой, выискивая меня в толпе. Тронутая его детской беспомощностью, я приблизилась чуть сбоку и тронула Олега за плечо. Оболенский обернулся, и его лицо озарилось улыбкой.
– Ну, здравствуй, – целуя меня в щеку, выдохнул он.
– Привет, я так соскучилась! – искренне ответила я.
Олег устремил на меня внимательный взгляд, полный любви и заботы, и мягко сказал:
– Агата, мне нужно с тобой поговорить.
– Если ты насчет фильма, то я придумала, что мы будем смотреть, – цепляя его за локоть и увлекая в сторону билетных касс, проговорила я.
– Я не насчет фильма, я насчет нас, – протянул он.
Старательно скрывая охватившую меня от тревожных предчувствий дрожь, я беспечно пожала плечами и кивнула на ближайшую лавочку:
– Можем присесть, поговорить, а потом пойдем в кино.
– Давай сядем в машину, на улице неудобно, – недовольно откликнулся Олег, подталкивая меня к своему авто.
Заинтригованная, я уселась в машину. Больше всего я боялась, что любимый мужчина с места в карьер станет просить моей руки, а я даже не знаю, что ему ответить. Замуж я пока не собираюсь, тем более что у меня уже есть жених – бабушка и дед с самого раннего детства сватали меня за Вагиза Кантарию, соседского юношу из хорошей семьи, но я не уверена, что вообще хочу выходить замуж. Во всяком случае меня пока устраивает имеющееся положение вещей с новыми знакомствами, искрометными романами и прочими атрибутами свободной жизни. Я настороженно смотрела на Оболенского, он же, в свою очередь, внимательно изучал мое лицо. Наконец Олег откашлялся и строго начал:
– По-моему, Агата, ты несерьезно ко мне относишься. Мне бы хотелось, чтобы ты отдавала себе отчет, что я могу устроить твое будущее. Я человек с огромными связями в самых разных областях юриспруденции, а ты – начинающий адвокат, которому нужны клиенты. Ты должна понимать, что я хочу тебе помочь и свести с нужными людьми, а ты вместо этого тратишь время на всякую чепуху.
Олег говорил, и тон его отражал весь спектр эмоций – он становился то отеческим, то наставительным, то властным, а я ушам своим не верила, что слышу эти точно выверенные слова из его уст. Если бы Оболенский ударил меня кулаком в лицо, я и то была бы меньше поражена, чем сейчас, когда получила полное подтверждение правоты Бориса. А я-то, глупая, обвиняла Устиновича-младшего в клевете и обзывала гнусным интриганом!
– В общем, так, – строго проговорил Олег, подводя итог своему выступлению. – Или мы переходим на новую, серьезную стадию отношений, или разбегаемся, чтобы не тратить впустую время. Ты готова прямо сейчас поехать ко мне?
Первым моим порывом было ударить его цветами по физиономии и выскочить из машины, чтобы забыть этот дикий роман как страшный сон. Но затем в моей голове вдруг сложился план, как при помощи этой бредовой ситуации я могу получить назад Ухо Энки. Я сделала задумчивое лицо, словно прикидывая гешефт, который я могу получить в случае согласия, и с сомнением в голосе протянула:
– Ну-у, раз ты обещаешь помочь с клиентами, пожалуй, стоит попробовать…
– Вот и умница, – заводя двигатель, улыбнулся следователь Оболенский. – Я знал, что ты – само здравомыслие и трезвый расчет.
* * *
Если бы не мерзкий разговор в машине, я могла бы поклясться, что Олег нежно меня любит и заботится исключительно о моем благополучии. В магазине, куда мы заехали купить пару салатиков, он трогательно спрашивал, какое оливковое масло я предпочитаю, ем ли я лобстеров и пью ли кьянти. Закупив провизию, мы заглянули в сувенирную лавку, и следователь Оболенский выразил желание купить мне хорошенького мышонка для моей коллекции фигурок зверят. Во всех поступках и словах Олега сквозило такое участие, что я чуть было снова не поверила в искренность его чувств.
Добравшись до дома, Олег первым делом отправился в спальню. Он сказал, что идет переодеться, но я-то знала, что следователь Оболенский пошел настраивать аппаратуру. В этот раз Кирюшка проявил ко мне редкостное безразличие. Вяло скользнув взглядом по дивану, на котором я дожидалась его отца, мальчишка прошел по коридору и скрылся в своей комнате, демонстративно хлопнув дверью. Должно быть, визиты всевозможных дам его утомили до такой степени, что парню было глубоко наплевать, с кем на этот раз проводит время его отец. Думаю, он с радостью перебрался бы к матери, но тогда Олегу не на кого стало бы валить появление видеороликов в Интернете.
Вернулся Оболенский в махровом халате, из-под которого интимно выглядывали поросшие волосами ноги, обутые в домашние шлепанцы. Олег уселся рядом на диван, и на меня пахнуло мылом и зубной пастой. В этом приготовлении к интиму было что-то медицинское и настолько далекое от романтического свидания, что я мигом пришла в себя, сбросила оцепенение и включилась в игру. Встав с дивана, я уперла руки в боки и, деловито оглядевшись по сторонам, предложила перебраться в спальню. Несколько смущенный моим напором, Олег принес с кухни поднос, переставил на него вино и закуски и двинулся в приватную зону. Я проследовала за ним, расстегивая на ходу блузку.
Еще с порога спальни я обратила внимание на нелепую картину со сложной подсветкой над рамой. Именно в этой конструкции, расположенной на противоположной от входа стене, и гнездилась, должно быть, шпионская техника. Встав перед картиной так, чтобы оказаться в самом центре кадра, я принялась, покачивая бедрами, медленно снимать блузку и в такт движениям говорить:
– Милый, ты был прав.
– О чем это ты? – насторожился Оболенский, не спуская глаз с моей груди в алом бюстгальтере.
Покончив с блузкой, я перешла к юбке, продолжая разговор:
– Я о пропавшем Ухе Энки. Его действительно украл Аркадий Иванов, клиент мне сам в этом признался.
Юбка упала к моим ногам, и, перешагнув через нее, я поставила правую ногу на тумбочку и принялась эротично, как мне казалось, снимать чулок. Раздеваясь, я продолжала говорить:
– Он подложил на место похищенного Уха Энки подделку, а настоящий артефакт завтра в три часа дня с Киевского вокзала уедет в Киев. Ты гений, Олежек, я тебя обожаю!
Нахваливала я его не случайно. Я рассчитывала, что у самовлюбленного красавца, каким был Оболенский, не поднимется рука удалить хвалебную оду в свою честь, что мне, собственно говоря, и требовалось. Сказав все, что нужно, я сделала несколько танцевальных па, пытаясь изобразить движения стриптизерши, и внезапно замерла, как бы прислушиваясь к себе. Затем я сделала испуганные глаза и прошептала:
– Нет, только не это! Где у тебя ванная комната?
Заподозрив неладное, Олег передернул плечами и указал на прозрачную дверь, ведущую в санузел при спальне. Я юркнула в ванную и жалобно прокричала:
– Принеси мне сумку, надеюсь, я прихватила прокладки!
Через минуту дверь приоткрылась, и в щель просунулась рука Оболенского, протягивающая мне сумку. Я закрылась на замок, включила воду, уселась на край ванны и загрустила. Ну почему мне так не везет с мужчинами? Как только мне кто-нибудь понравится, обязательно окажется, что он либо женат, либо преследует свои низменные цели. Вот и Олег оказался мерзавцем, а как славно все начиналось! Намочив полотенце, я скомкала его и, тяжело вздохнув, поднялась с насиженного места. Подготовив пути к отступлению, я вышла из ванной, смущенно проговорив:
– Вот, полотенце испачкала, куда положить?
